Сборник "Чистая фэнтези"

Синие глаза ее высочества лучились восторгом.

Нечасто в Блезуа появлялись такие гости.

– Не стану хвалиться, ваше прелестное…

– О нет, сударь! Хвалитесь! Умоляю вас, хвалитесь! Если бы вы знали, как скучна жизнь принцесс в провинции…

– Да уж! – не пойми к чему добавил барон фон Кайзеринг, обгладывая баранью ногу.

– Ну, если вы настаиваете!.. В сущности, мы с боевым магом накоротке: я его зову Альрауном, по-свойски, а он меня…

– А он вас, сударик, и вовсе, должно быть, не зовет, – не сдержался Фитюк. – Вы сами небось, елки-метелки, приходите. Без спросу.

Задним числом колдун укорил себя за длинный язык. Точно выгонят. Взашей. И поесть как следует не дадут. Но очень уж бахвал-фертик пришелся Фитюку не по сердцу. Милейший, значит, Просперо. Полно, значит, скромничать. Накоротке они.

А принцесса и уши развесила, дурища.

Колдун ухватил жирный шмат кулебяки с тресковыми мозгами, надеясь, если таки выгонят, унести добычу с собой. Хорошо бы Филька не зевал на кухне – все экономия средств. Тащись к этим величествам, ноги по жаре бей…

Обиду на Серджио Романтика колдун таил давно. Еще с тех пор, когда его вызвали удостоверять девичество Марии-Анны, вырванной из лап злобного дракона, и в последний момент отказали в доступе к телу. В прошлый раз приезжий скопец-«пицилист» обскакал, и сейчас, видать, тоже сопляк из столицы на кривой объедет.

Нет пророка в своем отечестве, елки-метелки.

Одни пороки.

– О, наставник! – Молодец словно только сейчас заметил нового человека за столом. – Приветствую вас, высокочтимый учитель! Вы чудесно сохранились! Лейб-малефактор Серафим Нексус говаривал мне в приватной беседе, что глушь обладает дивными консервирующими свойствами…

– Вы знакомы с лейб-малефактором? – заинтересовалась королева.

– Не слишком, – заскромничал молодец. – Однажды я оказал ему мелкую неоценимую услугу, и с тех пор он приглашает меня в день иглозакупок: для консультаций… Ах да, еще на именины!

Фитюк моргал, рассматривая болтуна. Лисьи черты, хрящеватый нос. Острые глазки прохиндея. На верхней губе – родинка. Что-то знакомое чудилось колдуну в облике молодца, но он никак не мог ухватить, что именно.

Дело решил вороватый жест, с каким молодец подхватил фаршированную сливу. Сливы лежали горкой вокруг жареного гуся, бери – не хочу, но жест, и плечом вот так, чтоб никто не заметил… и глазки по сторонам: зырк-зырк…

– Тиль? – неуверенно спросил колдун. – Это ты?

Все собравшиеся за столом расхохотались, как если бы ждали этого вопроса заранее. Гудел басом Серджио Романтик, вторила меццо-сопрано королева Тереза. Дискантом заливалась принцесса, хмыкнул Арчибальд Тюхпен. Перхал барон, красный как рак: глоток пива угодил фон Кайзерингу не в то горло.

А неча жрать в два горла, задним числом отметил Фитюк.

Отсмеявшись, его величество махнул рукой барду-мажордому. Тот поднял посох, обождал, пока молодец встанет из-за стола, выставив себя на всеобщее обозрение, и объявил, словно столичный франт минутой ранее вошел в залу:

– Тильберт Гудзик, дипломант ХVII Реттийского конкурса молодых волшебников, номинант премии «Чара года»!

– Имею честь приветствовать, наставник! – раскланялся дипломант и номинант.

– Елки-метелки…

Фитюк узнал гостя. Девятилетнего Тиля отдала ему в ученики Марта Гудзик, соломенная вдова бондаря Яна, ушедшего на край света, в паломничество к мощам Шричиватры Ла-Ланголезца. Колдун хорошо понимал бондаря: от такой женушки впору бежать хоть к Нижней Маме. Шустрая бабенка, справив сороковины ухода супруга, намеревалась в скором времени взять патент на двоемужество, ребенок ей мешал, как, впрочем, мешал с самого дня своего рождения, – и формулу «Мясо – ваше, кости – наши!», передавая Тиля колдуну, Марта произнесла с истинным наслаждением.

Откажись Фитюк от платы за обучение, она бы и кости сына с радостью передала в его владение.

Тиль рос босяком и выжигой, хотя не без искры таланта. Лупить ученичка приходилось через день, но и польза имела место. Три года спустя Фитюк спокойно доверял ему сведение бородавок, «венца безбрачия» и «концов с концами», то бишь борьбу с домовыми злыднями. Злыдней парень гонял исключительно. А то, что в доме клиента после обряда неизменно пропадала какая-то безделица, списывали на остаточные злыдневы эманации.

Кстати, вместе с потерей «венца безбрачия» у девиц частенько тоже кое-что терялось, за компанию с «венцом». Но кто дерзнул бы упрекнуть в этой потере двенадцатилетнего ученика колдуна? Молодо-зелено, проехали-забыли. А брачную простыню и цыплячьей кровью извозюкать не грех.

Свадьба все спишет.

Накануне дня рождения, когда Тильберту Гудзику должно было исполниться четырнадцать, колдун имел с учеником серьезный разговор. О расширении практики за территорию Малой Катахрезы, вплоть до Вражины с Крутовражьем. О перспективах вселенской славы в границах Блезуа – благо королевство куцее, и границы с гулькин хвост. О добродетелях, без которых побьют, и побьют сильно. О том, что курочка по зернышку клюет, а из петухов студень варят и с хреном едят. Ну, еще всяко-разное, по мелочам.

Утром Тиль сбежал, прихватив малую толику деньжат, каравай хлеба и припасенный на зиму окорок.

Окорок колдун не мог простить гаденышу по сей день.

И вот, спустя десять лет, нате-здрасте…

– Я вижу, учитель, вы узнали меня! – глумливо раскланялся Тильберт, сдернув берет: умопомрачительный, весь в бисере и канители. – Понимаю, время никого не щадит. Из юноши оно делает мужа, из старца… гм-м… Я хотел сказать, что из умудренного годами мастера время делает живое наставление потомкам!

«Языком мелет, что цепом молотит, – подумал колдун, запивая кулебяку вином. – А эти в ладоши хлопают, словно им великую мудрость на холодке морозят…»

Действительно, дамы аплодировали, а мужчины с одобрением кивали.

– Но оскорбление? – вдруг очнулся барон фон Кайзеринг, бросая собакам кость, обглоданную до снежной белизны. – Мне показалось или здесь действительно прозвучало оскорбление?

Серджио Романтик поднял бокал, словно намеревался возгласить здравицу:

– Вы так думаете, барон?

– Разумеется, ваше величество. Я собственными ушами слышал, как наш досточтимый Фи… Фе…

– Фитюк! – громогласным шепотом подсказал от дверей Агафон Красавец, отставляя в сторону посох и извлекая невесть откуда перо, чернильницу и лист пергамента. – Сильвестр Фитюк, ваша светлость!

– Да, конечно! Почтенный Фитюк изволил усомниться, что Тильберт Гудзик зван в приличные дома, в частности к Просперо Кольрауну. Более того, досточтимый Фитюк рискнул предположить, что упомянутый сударь Гудзик ходит в приличные дома без спросу! Видя, как его бывший ученик сидит за одним столом с августейшей четой, он тем не менее… Что это, как не оскорбление?

– Барон, вы правы, как никогда! – королева Тереза возвела очи к потолку, изучая алебастровых лямуров с осыпавшейся позолотой на крыльях и рожках. – И что теперь прикажете делать?

– Кровью! – отрезал барон с набитым ртом. – Среди дворян… инсинуа-а… хр-р… кровью!

– Речь идет не о дворянстве, – ласково осадил забияку его величество. – Оскорбление, я полагаю, было косвенным и ненамеренным. Кроме того, надо учитывать долг ученика по отношению к учителю…

Принцессе Марии-Анне, подпрыгивавшей на месте от возбуждения, наконец удалось вставить и свое слово:

– Турнир! Папенька, маменька, не надо кровью! Турнир!

– Турнир! – возликовал фон Кайзеринг.

– Турнир! – поддержала королева. – Чтоб в веках! И в «Сопредельном Вестнике», на первой странице!

– Мы не возражаем, – подвел итог Серджио Романтик. – Тильберт Гудзик, Сильвестр Фитюк, вы готовы помериться силами в нашем присутствии?

И когда сукин сын Тильберт, ни на минуту не задумавшись, воскликнул: «Всегда готов, ваше величество!» – колдун понял, что его, елки-метелки, заманили в западню.

– Чудесно! – расцвел король, не дожидаясь согласия второго участника. – Мы выдвигаем условием сего турнира полную безопасность обоих… э-э… турнирантов? соперников?