Последняя Утренняя Звезда

Сначала проход слегка поднимался, потом, на развилке, резко повернул влево, путь направо заканчивался очередным отверстием, из которого были видны утес и пропасть. Здесь Жнец внезапно остановился и подозвал к себе Фарана и Голона.

Он стоял перед оштукатуренной деревянной перегородкой, полностью перекрывавшей проход направо от развилки. В самом центре барьера смутно виднелась вырезанная руна.

Голон шагнул вперед и в магическом синим свете внимательно осмотрел руну. Потом потянулся и дрожащей рукой счистил толстый слой пыли, собравшейся в бороздках знака, потом немедленно отдернул руку, как если бы коснулся змеи.

— Что это? — спросил Фаран.

— Руна демона. — В голосе Голона послышалось легкое возбуждение. — Это та самая магия, которую обнаружила жемчужина.

— Что за демон? — опять спросил Фаран.

Но Голон не ответил прямо. Он закрыл глаза, брови наморщились, по лбу побежали струйки пота. Какое-то время он молчал, потом глубоко вдохнул воздух, открыл глаза и, вероятно довольный, что память его не подвела, с веселым блеском во взгляде повернулся к Фарану. — Хдар, демон чумы — он здесь, живой.

Жнец отступил назад, в ужасе от его слов, его взгляд метался направо и налево, пытаясь что-то увидеть в глубина прохода.

Голон только засмеялся, увидев страх воина. — Сейчас он там, запечатан за этой руной. — Он повернулся к Фарану. — Вы помните, господин? Хдар — тот самый демон, которого я вызвал к воротам Нуша на берегах Сухой Реки.

Фаран немедленно вспомнил ту сцену. Это было семь лет назад, когда легионы шли из Тире Ганда. Город, который стоял на дороге и отказывался сдаться. Бравада жителей дорого обошлась им самим. В тот день Фаран отвел армию за линию низких холмов, подальше от того, кого собирался призвать Голон. Волшебник остался один на каменистом берегу реки, текущей перед городом. Возможно люди Нуша очень удивлялись, что может сделать один человек, сидевший скрестив ноги у самой воды, положив ладони на колени и глядя в небеса. Но какой-то суеверный страх должен был охватить их, потому что ни один из них не решился на вылазку.

Голон работал всю ночь, и никто из армии Фарана, живой или мертвый, не осмеливался выглянуть из-за холмов и посмотреть на волшебника и обреченный город. Они видели только пурпурные вспышки молний на горизонте, бившие с безоблачного неба. С первыми лучами рассвета Голон вернулся, усталый и истощенный.

Из своего занавешенного катафалка Фаран отдал приказ, и заревели костяные рога. Средства осады потащили вперед, к линии холмов, а барабаны армии стали выбивать торжественный марш.

Но в Нуше некому было слушать ни барабаны, ни рога. На бастионах города остались только недвижимые мертвецы. Солдаты закинули осадные лестницы на стены и без сопротивления взобрались на них. Только кучка жителей была еще жива, но и они очень быстро умерли. Легионы пошли дальше на запад, оставив за собой пустой и брошенный город.

Фаран тяжело кивнул, оторвавшись от приятных воспоминаний. — Люди того города не дожили до рассвета. Но что делает этот знак здесь, где никто не живет уже десять тысяч лет?

Голон наморщил высокий лысый лоб. — Боги пришли со звезд, где до сих пор живут демоны. Когда-то демоны были рабами богов. И боги заставляли их работать в нашем мире, со всеми вытекающими из этого преимуществами и недостатками. И Хдара тоже. Может ли быть более могущественный враг, чем он, который одним выдохом может убить армию в сто тысяч человек? Тем не менее однажды освобожденного демона невозможно запереть опять, так что Хдар слонялся по миру убивая всех, кого не повстречал, пока не попал в это место: его жертвы и он лежат за этой дверью.

— Неужели он еще жив? У каждого заклинания есть время действия, не так ли? Он не может прожить так долго!

Голон покачал головой. — Иногда призванный демон живет в телах своих жертв. Он живет в спорах болезни, и как пух одуванчика ждет ветра, чтобы взлететь в воздух, так и демон ждет следующего вздоха, чтобы унестись в мир и убить всех, кто его вдохнет.

Какое-то время Фаран размышлял: Если Голон прав, то внутри запечатаны сохранившиеся тела, хотя и смертельные опасные для других смертных. Возможно у них есть достаточно целых суставов, и их можно использовать, как он использовал тех, кто был похоронен в катакомбах под Траллом, когда впервые прибыл в город. План действий созрел в его уме.

Он порылся внутри плаща, вынул Черную Чашу и в заглянул в ее непостижимую глубину. Такая маленькая, едва больше ладони, и тем не менее, когда он глядел внутрь, лишенная света область казалась больше, чем даже горная выработка, через которую они только что прошли. Как может бесконечность поместиться в таком маленьком предмете?

Тем не менее из нее выйдет последний легион, последний перед тем, как Исс спустится со звезд и начнет командовать своими армиями. Чаша поднимет достаточно воинов, чтобы уничтожить последних защитников света.

Фаран передал Чашу Голону и повернулся к Жнецу. — Завяжи рот и нос своей маски, потом сломай дверь, — приказал он. Человек не ответил: выражение его лица не было видно под маской-черепом, но он, конечно, слышал каждое слово из их разговора, и невольно отступил назад от двери после первых же слов Голона. Он остался последним из армии Фарана, но принимал свою судьбу без жалоб, как и остальные двадцать тысяч. Жнец оторвал кусок материи от своего плаща и повязал его вокруг ротового и носового отверстия маски, потом поднял бронзовую палицу и повернул ее так, чтобы один из ее твердых шипов ударил в дверь под правильным углом.

— Повелитель, — запротестовал было Голон, но Фаран остановил его, презрительно отмахнувшись.

— Закрой нос, если хочешь остаться в живых.

— Повязки не хватит, Хдар слишком силен…

— Заткнись! — с такой силой проорал Фаран, что эхо пошло гулять по всему огромному подземелью за ними. — Почему я должен заботиться о живых? О тех, чьи души принадлежат им самим, а не Лорду Иссу? Ты никто, и превратишься в ничто в Последний День! А теперь давай отсюда и исполняй приказ.

Голон поспешно отбежал от двери, поднял полу своего плаща и закрыл ею всю нижнюю часть лица. Фаран кивнул Жнецу и солдат махнул палицей; она ударила в оштукатуренную перегородку, сдвинув ее на шесть дюймов. Он бил снова и снова, и на каждый удар Голон глядел с изумлением — Фаран приказал не ставить защитных заклинаний, для демона не было приготовлено никаких магических уз — они должны были давно умереть. Он отодвинулся подальше, ожидая, что бледно-синяя голова демона появится в дыре и, как струйка пара, вползет под маску солдата. Еще один удар: еще больше штукатурки упало с двери, и в образовавшейся дыре тускло заблестел металл.

Фаран движением руки остановил воина и наклонился вперед, отчищая штукатурку и расширяя дыру. Никакой демон не появился, и Голон, собрав всю свою храбрость, на цыпочках подкрался вперед чтобы посмотреть, на что глядит Фаран.

Вся открывшаяся часть двери была покрыта металлом, образовавшим непроницаемую печать. Металл выглядел очень твердым, но как раз на краю дыры, проделанной Жнецом, Голон увидел ручку, вделанную в дверь; с нее свисал кусок металлической проволоки, на конце которой висела восковая печать. На печати была выдавлена та же самая руна, что и на штукатурке древней двери: символ Хдара, Дыхания Чумы. Нет никаких сомнений, именно он запечатан там, внутри.

Фаран потянулся вперед и счистил остатки штукатурки с ручки. Он оглянулся и взглянул на остальных. Глаза Жнеца, видные через маску-череп, был наполнены страхом, до краев. Голон опять отбежал подальше, встал в тени и прижал плащ ко рту.

Фаран слегка улыбнулся, потом рванул ручку на себя, ломая печать.

В то же мгновение послышалось шипение, и коридор наполнился холодным серым туманом, который устремился к ним от края двери. Туман проглотил весь коридор, на мгновение они ослепли, потом слабый ветерок подхватил его и унес прочь. Жнец Печали закашлялся, сухой отрывистый кашель разрывал его грудь. Голон настолько испугался, что не мог дышать. Туман просветлел.