Круг Раскрывается: Холодный Огонь (ЛП)

‑ Готова к работе? ‑ Тэйрод стоял в дверях, завязывая свой кожаный фартук.

Он был из семьи рудокопов в землях к северу от Сиф; даже после тридцати лет на южном береге он всё ещё говорил с характерным акцентом.

‑ Наставничество тя не притомило?

Даджа осклабилась, ища свой собственный кожаный фартук:

‑ Как вообще можно иметь личную жизнь на этом острове, когда слуги так сплетничают?

Тэйрод хохотнул, ведя её в свою кузню:

‑ Да поди весь город уже знает, что ты учишь тех девчонок, ‑ поддразнил он. ‑ Если чё наши слуги и умеют, так это лясы точить.

В промежутках между нагревом металла до надлежащего жёлто-коричневого цвета для закалки и проверкой Тэйродом своих учеников и подмастерьев, Даджа работала над железными прутьями, которые она использовала для многих своих изделий. Тем утром она делала их особо внимательно, придавая прутьям форму не только с помощью волочильных клещей, но и с помощью своей силы. Эти прутья станут основой для перчаток Бэна.

Утро пролетело незаметно. Даджа вздрогнула, когда жена Тэйрода позвала их к обеду. Она убрала свои инструменты, а подмастерья и ученики повалились в столовую стремительным стадом.

Оказавшись внутри, ученики уселись за один длинный стол, а подмастерья, Тэйрод и Даджа — за другой, и все набросились на полные пищи тарелки. В отличие от многих других мастеров, Тэйрод следил за тем, чтобы его люди были хорошо накормлены. Он как-то упоминал Дадже, что делал это исключительно из шкурного интереса — довольные рабочие работали лучше.

На середине обеда служанка привела в столовую мальчика, державшего в руках запечатанный лист пергамента. Она указала ему на Даджу. Когда он подошёл, Даджа увидела, что он носил эмблему Ладрадунов на плече своего потёртого серого тулупа. Он старался не глазеть на накрытый стол. Мальчик молча протянул ей послание.

Она взяла послание и жестом приказала ему подождать, роясь в кармане, ища серебряный аргиб на чаевые. Мальчик выглядел наполовину заморенным голодом. Она надеялась, что он купит себе чего-нибудь поесть перед возвращением домой.

‑ Внимательно читай, убедися, значить, шо не надо ответа обратно слать, ‑ посоветовал ей Тэйрод. Одной рукой он ухватил ломоть жареной свинины, а другой подцепил два куска хлеба. Он бросил свинину на один кусок хлеба, накрыл другим, и сунул бутерброд мальчику:

‑ Жена слишком много готовит, ‑ проворчал он. ‑ Едай, не пропадать же добру.

Мальчика не требовалось просить дважды. Он схватил подношение обеими руками и откусил огромный кусок. Даджа не спеша сломала печать и прочитала записку от Бэна, в которой было всего несколько строк. Это был его ответ на её запрос о времени для примерки перчаток. Если по окончании её работы у Тэйрода будет не слишком поздно, писал он, то она сможет его найти у складов Ладрадун на Острове Базниуз, где пересекаются Кассовая Улица и Улица Ковил.

Она прочитала записку трижды, прежде чем мальчик доел бутерброд и принял из рук Тэйрода ещё один. Затем она дала посыльному свой аргиб и сказала:

‑ Скажи Раввот Ладрадуну, что я навещу его сегодня после полудня.

Мальчик кивнул, не переставая жевать, и потрусил прочь. Нушэ́нья Воскаджо, жена Тэйрода, подошла к ним, качая головой:

‑ Эта женщина так скупится на еду, можно подумать, что каждое зёрнышко пшеницы было отобрано у её собственных детей, ‑ сказала она своему мужу. ‑ Она и порет их, знаешь ли. Слуг. Совет острова её штрафует — а ей плевать.

Она зыркнула на подмастерьев, открыто подслушивающих разговор:

‑ Только не думайте, что вы слишком большие, чтобы вас пороть. Видела я блюдо с овощами! Если блюдо с овощами вернётся полу-пустым на ужин, то завтра мы вас его остатками и будем кормить вместо мяса!

Даджа пригнула голову, чтобы скрыть улыбку, а обедающие, обоих полов, набросились на баклажаны и морковь.

‑ Чё-то в этом доме нечисто, ‑ заметил Тэйрод, откидываясь на спинку стула и ковыряясь во рту зубочисткой. ‑ У Моррачэйн наполовину крыша съехала.

Даджа отложила свою вилку.

‑ А что насчёт Бэна? Он же в порядке, правда?

‑ Он герой, ‑ настойчиво заявила одна из подмастерий. ‑ Та каретная мастерская на Улице Всадника сгорела бы прошлой зимой…

‑ Шляпная лавка на Улице Стиффлэйс, ‑ вставил кто-то.

‑ Императорская Лапша, ‑ крикнула одна из учениц.

‑ Если можете говорить, значит можете работать, ‑ сказал Тэйрод.

Ученики и подмастерья встали из-за столов, чтобы умыться и немного размяться, прежде чем вернуться к своим обязанностям. За столом у Тэйрода осталась сидеть только Даджа. Его жена присоединилась к ним, принеся крепкие кружки, наполненные чаем с мёдом. Она была родом из Капчена, где чай пили так, как Даджа и ожидала. Нушэнья села рядом с мужем, оставив уборку со столов на служанок.

‑ Пусть я и старик с забитым сажей носом и омедневшим языком, ‑ сказал Тэйрод, ковыряясь во рту зубочисткой. ‑ Но говорят, будто кроме Бэна Ладрадуна ништо хорошего от этой семьи Кугиско не было.

Он покачал массивной головой:

‑ Я? Если б какой-нить пожар забрал мою радость, ‑ он накрыл ладонь жены своей, ‑ то я бы не охотился на то, что забрало мою зазнобу и детей.

Он вздохнул, посмотрел себе в кружку, и выдул её содержимое.

Они вместе с Даджей пошли обратно в главную кузницу. То, как сильно Бэн был сосредоточен на пожарах, не казалось ей странным. Она видела, как Трис частично уничтожила флот кораблей, потому что плывшие с ним люди убили её двоюродного брата. Сэндри боролась со своим страхом перед темнотой, чтобы не дать своим друзьям погибнуть. Браяр предпочёл нырнуть на тот свет, лишь бы не отпускать свою любимую наставницу. Ужасные события, согласно её опыту, заставляли людей совершать необычные поступки. В том, что Бэн посвятил свою жизнь борьбе с пожарами, имело смысл. Возможно, Тэйрод не был знаком с такими людьми, с которыми была знакома она.

В середине второй половины дня Даджа покинула кузницу Тэйрода, неся в руках свой посох, а в сумке — пучок тонких железных прутьев и скатанный пергамент с контурами рук Бэна. На улице похоже стало теплее, чем было утром. Хотя до заката оставалось ещё два часа, свет уже начал меркнуть. В небе подобно жирным серым лунным камням скользили облака с мягкими и пушистыми краями. Проведя несколько недель в горах, и несколько месяцев — на севере, Даджа не могла не узнать снежные тучи. Эти выглядели серьёзно.

Взвалив сумку на плечо, Даджа живо пошла по вдоль по Улице Катэган, проверяя посохом землю перед собой в тех местах, где, как она подозревала, под снегом скрывался твёрдый лёд, и уклоняясь от саней и верховых. Она могла рискнуть жизнью, и пересечь Базниуз пешком — или она могла рискнуть жизнью, и нанять сани: они все гнали как сумасшедшие. «Я должна упражняться в катании на коньках», ‑ подумала она, когда проезжающие сани брызнули слякотью ей на сапоги и тулуп. «Как бы сильно у меня всё ни ныло, оно того стоит».

Однако она не забывала разглядывать ярко раскрашенные витрины и заборы по пути. Наморнцы были одержимы цветом. Края крыш были окрашены в жёлтый, алый, изумрудно-зелёный. Внешние стены были синими, красными, розовыми и оранжевыми. Двери были оглушающе яркими. Трудно было поверить, что Сэндри, чьё чувство цвета было безупречным, была наполовину наморнкой.

К тому времени, как Даджа ступила на Остров Базниуз, уже вышли на улицу фонарщики. Пока она шла по Улице Сары, работники лавок покидали свои места и шли домой. Когда она свернула на север, на Кассовую Улицу, в воздухе медленно закружились крупные снежинки, будто на экскурсии по городу.

Добравшись до Скорняков Ладрадун, Даджа остановилась. Предприятие занимало большую часть квартала, в котором располагалось, что влетело в копеечку на островах, составлявших половину Кугиско. Широко раскинувшийся комплекс деревянных строений, носящих эмблему Ладрадунов, включал в себя большой склад, скорняжную лавку, мастерскую, из которой струился поток мужчин и женщин в простой рабочей одежде, двор, где мужчины накрывали телеги для защиты от снега, и обугленные останки второго склада. На миг ей пришла в голову чудна́я мысль, будто боги огня разгневались, нанеся визит человеку, который посвятил свою жизнь уничтожению их труда. Она поморщилась и выкинула эту мысль из головы: такие сумасбродные, образные мысли приходили в голову Трис или Сэндри, а никак не ей самой.