Гражданин Империи

– Радченко.

– Да? – Юрий поднял голову, отвлекаясь от созерцания крупного черного жука с устрашающими жвалами.

– Остаешься за старшего. Выставишь охранение с биноклем в количестве одного человека. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ сержант.

– Женя, что там у тебя?

– Болит,– девушка сидела на траве, баюкая поврежденную ногу. И ботинок, и носок были сняты.

Степан всерьез пожалел, что не взял с собой антибиотики и противовоспалительную мазь, ограничившись стандартным набором жгутов, упаковкой с бинтами, пузырьком йода, да десятком ампул с обезболивающим. Хреновый он командир после этого, если честно. А, впрочем, йод сейчас как нельзя более кстати. Вручил пузырек Ряднову, приказав сделать Жене «сетку» на месте опухоли. Не панацея, конечно, но должно помочь хоть немного. Сам же он двинулся к сопке, забирая чуть левее. Там паслось стадо каких-то копытных животных: косули – не косули, бараны – не бараны. В классификации дикой фауны, а уж тем более местной, Степан не разбирался совершенно, предпочитая видеть в любом животном всего лишь мясо. Кролик, например, маленькое мясо. Косуля – большое. Он выследил это стадо еще когда осматривал местность в бинокль и сейчас шел вполне целенаправленно, заходя с подветренной стороны чтобы не выдать своего присутствия запахом.

Стадо все еще было там. Степан подобрался совсем близко и сейчас отчетливо видел троих крупных самцов с витыми рогами. Они крутились рядом, время от времени недобро поглядывая друг на друга скошенными к переносице маслинами глаз. Поднял винтовку, нацелился в лоб самого откормленного и сразу же нажал на спуск. Звук выстрела эхом отразился от сопки и ушел куда-то в сторону. Стадо, вздымая копытами тучи невесть откуда взявшейся пыли, шарахнулось от Степана и вскоре исчезло из вида, оставив его наедине с добычей.

Вне всяких сомнений, животное было мертво. Оно даже не успело испугаться – пуля разворотила ему череп подарив мгновенную, безболезненную смерть. Степан взгромоздил на плечи еще теплую тушу и, сгибаясь под ее тяжестью, пошел к своим, используя в качестве ориентира то самое одинокое дерево, под которым он приказал разбить лагерь.

Его уже ждали – наверняка звук выстрела донесся и сюда. Приняли его ношу, тут же, на месте, освежевали, выпотрошили, и вскоре она висела на вертеле, над весело потрескивающим костром.

– Кстати, а вы знаете как называется дерево, под которым мы сейчас сидим? – Женя, сидя впритирку к костру, мечтательно прикрыла глаза. В руке у нее было что-то зажато. Радченко с Рядновым синхронно подняли головы, разглядывая широкую крону, но ничего особо выдающегося не обнаружили. Крона как крона: зеленая.

– Это медвежий орех,– продолжила меж тем девушка.– В свое время он был широко распространен на территории России. Однако, еще до Октябрьской революции, порода эта была почти полностью истреблена, благодаря высокому качеству древесины. Она у нее прочная, красивого красноватого оттенка. Использовалась в основном резчиками по дереву и при производстве дорогой высококачественной мебели.

Федотов уважительно присвистнул:

– И откуда ты только все это знаешь?

– Да так, училась хорошо,– Женя смешно сморщила веснушчатый нос, когда дым от костра повернул в ее сторону. Недовольно фыркнула, отодвинулась. Степан, глядя на девушку, не смог удержаться от улыбки: ну чисто отличница! Выбралась с компанией на пикник в лес. Вся из себя такая нескладная, угловатая. Одно слово – подросток.

– А что у тебя в руке?

– Вы наверно плохо меня слушали. Как я сказала называется дерево?

– Медвежий орех.

– Ну и как вы думаете, что может быть у меня в руке?

Ну да, конечно. Степан только сейчас ощутил под ягодицами какие-то катышки. Привстал, пошарил рукой по примятой траве вперемешку с полевыми цветами и был вознагражден находкой целой жмени небольших продолговатых орешков в твердой темно-коричневой оболочке. Похожи они были на лесные, размером правда помельче. Степан послонялся под деревом, набрал их побольше и, раз уж пока мясо не было готово, заморил червячка орехами, раскалывая их найденной неподалеку парой камней. Его примеру последовали и остальные, полностью отдавшись во власть этого нехитрого занятия.

Мясо поспело уже к вечеру, когда солнце, одарив напоследок кроваво-красным закатом, скрылось за горизонтом. Они отрезали от туши куски истекающей соком нежно-розовой мякоти, совали их в рот и откровенно наслаждались. Затем, покончив с трапезой, затушили костер, надергали травы для импровизированных постелей и заснули, убаюканные дуновением теплого южного ветерка. Бодрствовать остался лишь Степан, так как сейчас как раз была его смена. Он взобрался на дерево, поудобнее пристроился на широкой развилке и, время от времени меняя положение ног (чтобы не затекали), с интересом вслушивался в ночные звуки. А было их немало. Стрекотали цикады, изредка какая-то птица издавала неприятные визгливые крики, со стороны сопки несколько раз слышался рев хищника. Кто это был – Степан не знал. Мир, в который он попал, временами казался миром-близнецом, удивляя почти полной идентичностью растительной и животной жизни. Иногда же наоборот: выкидывал такие фортели, что сомневаться не приходилось – это абсолютно чуждая, иная планета со своими правилами и законами.

Нет, это не их земля. Взять хотя бы тех же сиртей. С виду – обычные славяне. Поставь рядом сиртя и гражданина России и позови независимого наблюдателя, тот ни за что в жизни не разберется кто есть кто. В этом Степан был абсолютно уверен. И вместе с тем – такая разница культур. Между ними зияла пропасть, и перейти через нее не представлялось никакой возможности.

Сирти… Что-то крутилось у него в голове. Когда-то он уже натыкался на это слово в Интернете. Да, точно, была такая статья. В ней один чудак писал о древних народностях, по-своему классифицируя их. И славяне, по его выкладкам, являлись прямыми потомками сиртей. Кажется, так. Или нет? Но почему они тогда так похожи?

Его размышления прервал глубокий стон, что раздался буквально в нескольких шагах от избранного ими места ночлега. Затем еще, и еще один. Уже со спины. Хищники? Или что-то еще, похуже? Волосы на голове у Степана зашевелились. Он сполз с дерева, выхватил из кобуры парабеллум и торопливо взвел курок. Затем, решившись, быстрыми перебежками стал передвигаться от одной «постели» к другой, бесцеремонно расталкивая ногами спящих. Вскоре ему это удалось, и они, напуганные, жались спинами к стволу дерева, словно оно могло защитить, оборонить их от неведомой опасности.

Какая-то темная тень пронеслась совсем рядом, обдав Степана порывом ветра со специфическим сладковатым запахом. Он знал этот запах, знал слишком хорошо. Трупный запах ни с чем не спутаешь, даже самые дорогие французские духи не в состоянии полностью забить его. Тем более что тварь, прошмыгнувшая мимо Степана, явно духами не пользовалась. Он выстрелил на слух, и черноту ночи пронзил дикий, нечеловеческий крик. А потом закричала Женя. Страшно, на одной ноте. Нервы Степана не выдержали, и он рванулся к ней, наткнулся по дороге на что-то твердое, кожистое и, невзирая на страшный удар, что обрушился ему на голову, оторвал это «что-то» от Жени, поднял над собой и изо всех сил грохнул об землю, а затем, не давая ему опомниться, навалился сверху, разрядил всю обойму во вздрагивающее тело и заорал сам, перекрывая шум завязавшейся потасовки.

Твари напирали со всех сторон. Степан чувствовал это, слышал как отбиваются его ребята. Изредка тьму разрывали вспышки выстрелов их винтовок.

– Лежаать!!! – послышался резкий, словно удар хлыста, вопль Дмитрия Бавина и Степан повиновался. Тело среагировало само, так как мозг, оглушенный ударом, был уже не в состоянии отслеживать ситуацию и принимать какие-либо решения. Степан упал и ощутил, как над ним полетели пули. Множество пуль. Бавин стрелял из пулемета не короткими экономными очередями, как полагалось, а высадил всю ленту сразу, ничуть не заботясь о сохранности чрезмерно перегревшегося ствола.