Пещера Черного Льда

— Полезай-ка ко мне, Эффи Севранс. — Рейна подхватила ее под мышки и оторвала от земли. Небо, белое от снеговых туч, приблизилось, и Эффи плюхнулась на твердое седло. — Бери поводья, Милашка будет тебя слушаться. Правда, Милашка? — Рейна потрепала кобылку по шее.

Эффи взяла поводья, и Рейна подогнала стремена ей по росту. Амулет под тулупом и кофтой толкался, давил на кожу. Он хотел что-то сказать Эффи... как в тот день, когда батюшка уехал на Пустые Земли.

Эффи потрясла головой. Не хочет она ничего знать. Амулет всегда говорит что-то плохое, и внутри у тебя происходит что-то странное. Держа поводья левой рукой, Эффи сунула правую за пазуху и вынула камень, данный ей клановым ведуном при рождении. Один рывок — и бечевка лопнула. Даже через собачьи варежки Эффи чувствовала, что камень живой. Он не был теплым и не шевелился, но все равно толкался.

— В чем дело, Эффи? Он тебя оцарапал? — Рейна шла рядом с Милашкой, глядя на Эффи, и лицо у нее было бледное и наморщенное.

Отклонившись назад, Эффи нащупала седельную сумку и спустила камень туда, на самое дно. В животе у нее при этом защекотало. Эффи перевела дух и сказала себе, что глупо бояться какого-то камешка не больше твоего носа.

— Все хорошо, Рейна, просто мне стало холодно от него. Рейна кивнула, и Эффи сделалось скверно. Она терпеть не могла врать.

Они продолжали свой путь молча. Когда они перевалили через холм, вдоль тропы стали появляться старые вязы, дубы и березы. Их голые ветки хватались за небо при каждом порыве ветра. Бугры замерзшей смолы блестели, как глаза, а в дуплах скалились ледяные зубы.

Эффи пробрала дрожь. Она вообще-то любила старые деревья, но сегодня ей виделось только плохое: древесные грибы, разъедающие кору, склизкий зеленый мох, покрывающий стволы с северной стороны, корневицу, лезущую из земли у подножия дубов. Корни не должны показываться наружу. При взгляде на них Эффи казалось, что она видит что-то потаенное, вроде тех бледных бескрылых козявок, которые живут в половицах и стенах круглого дома.

Чувствуя, что ее сердце снова расходилось, Эффи отвела глаза в сторону. Глядя Милашке между ушей, она старалась не думать ни об амулете, лежащем на дне сумки, ни о дубовых корнях. Жаль, что на ней рукавицы, а то она потрогала бы Милашку за шею, такую теплую, мягкую и славную.

— Хорошая девочка, — шепнула Эффи, испытывая нужду услышать собственный голос. — Хорошая Милашка.

Старый лес наползает на тебя постепенно. Сначала это просто помягчевшая под ногами земля, поросль низкой ольхи и березы да ряд старых вязов. Потом из-под снега начинают проступать стебли зимнего папоротника и сухого молочая. Чуть позже появляются валуны, испещренные белым птичьим пометом и желтым увядшим мхом. Под ногами начинают хрустеть разные мертвые и замерзшие вещи, которые лежат здесь годами. Сначала слабеет свет, потом ветер. Запах сырой земли и распада усиливается. И вот, миновав еще сколько-то гнилых обломанных стволов и тонких, как нитки, ручьев, ты попадаешь в самую гущу скрипящих лип, дубов и вязов — в Старый лес.

Эффи рада была уйти с открытого места и радовалась, что видит всего на несколько шагов вперед. Но тут было очень тихо, и ветер пробивался сквозь деревья с каким-то шипением. Эффи взглянула на Рейну, желая, чтобы та сказала что-нибудь, но Рейна молчала и смотрела себе под ноги. Край подола ее шерстяной юбки стал мокрым и грязным, на капюшоне наросли льдинки.

Эффи очень хотелось самой сказать Рейне что-то смешное или умное, но она это не очень хорошо умела — не то что Летти Шенк или Мог Вили.

Рейна молча держала путь в северный угол леса, на западную его опушку. Стало чуть теплее, и снег на тропке уже не так скрипел. Зимние птицы, большей частью снегири и куропатки, перекликались, невидимые для Эффи. Время от времени что-то толкало ее в спину. Железная пряжка или твердая седельная лука — что же еще? Амулет не может толкаться через сумку и круп Милашки. Никак не может.

Западная опушка Старого леса лучше всего годилась для капканов. Многие женщины клана ставили их здесь, и у каждой был свой участок и свои секретные места. Делянку Рейны Эффи хорошо знала. Рейна имела исключительные права на кусок ручья между двумя ивами-двойняшками и утесом и на сам утес, где густо росли медвежья ягода и черника. В капканах Эффи не слишком разбиралась, но ягодники были хорошим местом — какая только живность не приходила сюда кормиться.

До Рейниных угодий они добрались, когда солнце взошло только наполовину. Эффи соскользнула с лошади, а Рейна взобралась на утес, где под кустом медвежьей ягоды стоял один из ее капканов. Миг спустя она издала удовлетворенный возглас.

— Есть одна, Эффи. Лиса. Большая, с красивым мехом. Еще теплая.

Эффи поднялась немного по склону, чтобы уйти подальше от седельной сумки с амулетом. Жалко, что лиса еще теплая. Теперь Рейна примется ее свежевать, пока та не замерзла. С замерзшей лисы шкуру не снимешь.

Рейна вышла из кустов, неся за шкирку голубую лисицу. Желтые глаза зверя остались открытыми, но лисья хитрость уже угасла в них.

— Эффи, достань-ка свежевальный нож из левой сумки.

Эффи не слишком хорошо знала, где право, где лево. Нужно было хорошенько посмотреть на свои руки, чтобы разобраться. Шевеля пальцами в варежках, она нахмурилась. Левая сумка была та, в которой лежал амулет. Сердце Эффи забилось чуть чаще, и она еще раз проверила себя.

— Скорее, Эффи! Я хочу вернуться домой к полудню.

Рейна говорила резче обыкновенного, и Эффи бегом бросилась к Милашке. С закрытыми глазами и плотно сжатыми губами она запустила руку в сумку, не сняв варежки. Как только она нащупала холодный нож, амулет толкнул ее в руку. Эффи так и подскочила. Он просит, чтобы она его взяла... как тогда в собачьем закуте перед приходом Шора Гормалина.

— Нет, — прошептала Эффи. — Не надо. Я не хочу знать.

— Эффи! Нож!

Крепко ухватив нож, Эффи выдернула руку из сумки. И замерла, сморщившись, держа нож на вытянутой руке, ожидая, не случится ли чего-нибудь страшного. Но ничего не случилось. Деревья скрипели, и ухала сова, перепутавшая день с ночью. Облегченно вздохнув, Эффи взбежала по склону к Рейне.

Рейна уже размотала проволоку с лисьей морды и отряхивала мех от листьев и снега. Эффи протянула ей нож. В этот миг ей вдруг ужасно захотелось обнять Рейну, и Эффи обхватила ее за талию.

— Ах ты моя маленькая. — Рейна откинула капюшон Эффи и погладила ее по голове. — Не надо было тащить тебя сюда — зря я это сделала.

Рейна неправильно ее поняла, но Эффи не обиделась. Голос Рейны, такой теплый, ласковый и знакомый, — вот что ей было нужно. От него Эффи сразу стало лучше. Постояв так еще немного, она отпустила Рейну. У той в свободной руке висела лиса, и Эффи видела, что Рейне не терпится поскорее покончить со своим делом.

— Послушай, — сказала Рейна, жестом велев Эффи снова поднять капюшон, — почему бы тебе не пойти на ту сторону и не поискать те блестящие камешки, о которых мы говорили? Меж двух дубов, под медвежьей ягодой.

Эффи кивнула, и тут в кустах под ними захрустел снег и закачались ветки. С криком взлетела галка. Тихо звякнул металл.

Рейна поманила Эффи к себе. Она уже сделала первый надрез вдоль лисьей морды, и на ноже была кровь. Когда Эффи подошла, Рейна бросила лису на снег.

Из кустов вышел Мейс Черный Град, ведя под уздцы чалого. Взмыленный конь весь дымился на морозе, и ноздри у него забились слизью. Брюхо и ноги у него были в грязи, шкура вокруг седла свалялась. У Мейса вид был немногим лучше. Грязный лисий капюшон оброс льдом, исхлестанные снегом щеки горели.

— Здравствуй, матушка! — крикнул он. — Я вернулся в круглый дом через четверть часа после твоего отъезда.

Рейна, не отвечая, крепко держала Эффи за плечи. Мейс, остановившись, привязал чалого к тонкой березке. Под тулупом у него что-то звенело — не иначе как оружие.

— Нам надо поговорить, матушка. — Мейс глянул на Эффи. — С глазу на глаз.