Последний герой. Сказание о Плоском мире

Леонард по-прежнему пребывал без сознания, никак не реагируя на мокрое полотенце, которое водрузил ему на лоб Ринсвинд.

— Разумеется, я наблюдал за ним, — сказал Моркоу, бросив взгляд на плавно перемещающиеся рычаги. — Но он построил корабль и потому все тут знал. Гм-м, сэр… На твоем месте я бы это не трогал…

Устроившись в кресле рулевого, библиотекарь обнюхивал рычаги. Где-то под корабельным полом тихо щелкал и жужжал автоматический руль.

— Нужно что-то придумать. Причем срочно, — заявил Ринсвинд. — Корабль не может управлять собой вечно.

— Но что, если мы осторожненько… А вот этого совсем не стоит делать, сэр…

Библиотекарь с любопытством исследовал педали. Потом одной рукой он оттолкнул Моркоу, а второй снял с крючка летные очки Леонарда. Его ступни цепко обвили педали. Он толкнул вперед рычаг, который выключал руль принца Гарана, и что-то под ногами глухо стукнуло.

Когда корабль затрясло, библиотекарь вытянул руки, размял кисти, громко хрустнул суставами пальцев и ухватился за рулевые рычаги.

Моркоу и Ринсвинд бросились к своим креслам.

Ворота Дунманифестана распахнулись как будто сами собой. Сбившись в кучку и подозрительно озираясь по сторонам, Серебряная Орда проникла в царство богов.

— Ты, парень, гляди в оба, — шепотом посоветовал Коэн, изучая оживленные улицы. — Чего-чего, а такого я не ожидал.

— Какого? — не понял менестрель.

— Ну, мы ожидали увидеть что-нибудь навроде большой пирушки, — сказал Малыш Вилли. — А не… не какие-то лавки. Причем торгующие одеждой разных размеров!

— Что ж, похоже, боги бывают всякой величины, — сказал Коэн, разглядывая спешивших им навстречу богов.

— А может… зайдем в другой раз? — предложил Калеб.

Ворота за их спинами с треском захлопнулись.

— Нет, — сказал Коэн.

Они вдруг оказались в центре настоящей толпы.

— Вы, вероятно, новые боги, — донесся голос с небес. — Добро пожаловать в Дунманифестин! Следуйте за нами!

— А, бог рыбы, — понимающе кивнул один из богов, пристраиваясь рядом с Коэном. — Ну и как поживают рыбки, ваша всемогущественность?

— Э-э… что? — переспросил Коэн. — О… Э-э… Все еще мокрые… Да, весьма мокрые твари.

— А вещи? — поинтересовалась какая-то богиня у Хэмиша. — Как дела у вещей?

— Всё по-прежнему! Всё валяются!

— А как у вас с омнипатентностью?

— Увы, барышня. Но я принимаю пилюли!

— А ты, видимо, муза сквернословия? — обратился какой-то бог к Маздаму.

— А кто ж, на хрен, еще! — отчаянным голосом откликнулся Маздам.

Коэн посмотрел вперед и увидел Бога-Крокодила Оффлера. Его трудно было не узнать; кроме того, Коэн не раз видел его прежде. Вернее, его статуи, которые стояли в храмах по всему миру. И многие из этих храмов в результате бурной деятельности Коэна стали значительно беднее. Впрочем, об этом Коэн даже не вспомнил — просто потому, что никогда не вспоминал о подобных вещах. Однако у него сложилось явное впечатление, что Орду куда-то заманивают.

— Кстати, приятель, а куда мы идем? — спросил Коэн.

— Наблюдать за игрой, ваше рыбство, — ответил Оффлер.

— Ах, да. Вы же… то есть мы же тут любим играть с на… то есть со смертными во всякие интересные игры.

— Именно так, — подтвердил шагавший по другую сторону от Коэна бог. — И совсем недавно мы узнали, что группа смертных пытается проникнуть в Дунманифестин.

— Вот ведь негодяи, — сочувственно произнес Коэн. — А вы их молнией, молнией! От души советую. Другого языка они не понимают.

— На каком языке говоришь, такой и понимаешь, — пробормотал менестрель, разглядывая окружавших их богов.

— Ага, мы тоже об этом думали, — кивнул бог. — Кстати, меня зовут Рок.

— Так ты тот самый Рок? — изумился Коэн, когда они уже подходили к игровому столу. — Всегда хотел с тобой познакомиться. Но разве ты не должен быть слепым?

— Нет.

— А если два пальца в глаза?

— Прошу прощения?

— Шутка.

— Ха. Ха, — откликнулся Рок. — Но мне не терпится узнать, о рыбий бог, хорошо ли ты играешь.

— Никогда не увлекался азартными играми, — сказал Коэн, провожая глазами мелькающие между пальцев Рока игральные кости. — Сплошное жульничество.

— Может, рискнешь попробовать?

Толпа разом замолкла. Менестрель заглянул в бездонные глаза Рока и понял: в игре с судьбой результат всегда предрешен.

В воцарившейся тишине даже малая птаха не упала бы незамеченной.

— Конечно, почему бы нет? — сказал наконец Коэн.

Рок бросил игральную кость на стол.

— Шесть, — сказал он, глядя Коэну прямо в глаза.

— Ага, — откликнулся Коэн. — Стало быть, я тоже должен выбросить шестерку?

Рок улыбнулся.

— О нет. Ты ведь бог. А боги играют только на победу. Ты, о всемогущий, должен выбросить семь.

— Семь? — переспросил менестрель.

— Лично я не вижу никаких проблем, — пожал плечами Рок. — Для того, кто действительно имеет право здесь находиться.

Коэн покрутил кость. У нее, как и положено, было шесть граней.

— А вот лично я вижу некоторые проблемы, — сказал он. — Но только для смертных, разумеется. — Коэн пару раз подбросил кость в воздух. — Значит, стало быть, семь?

— Семь, — подтвердил Рок.

— Прямо-таки узловая проблема, — пробормотал Коэн.

Менестрель посмотрел на него, и странный холодок пробежал по его спине.

— Запомни эти слова, паренек, — сказал Коэн.

«Сокол», заложив крутой вираж, нырнул в густое облако.

— У-ук! — весело воскликнул библиотекарь.

— Да он летает лучше, чем Леонард! — покачал головой Ринсвинд.

— Ему, вероятно, дается это легче, — прошептал Моркоу. — Он же… это, как его… ходячий атавизм.

— Правда? А я всегда считал его довольно добродушным. За исключением тех случаев, разумеется, когда его называют обезьяной.

«Сокол» заложил очередной вираж, прошивая небо, словно маятник.

— У-ук!

— «Из левого иллюминатора почти весь Диск виден», — перевел Ринсвинд.

— У-ук!

— «А из правого иллюминатора…» О, боги!

Это была Гора. А на самой ее вершине сверкала на солнце обитель богов. А еще выше, едва видимое даже в кристально чистом воздухе, расходилось воронкой магическое поле Плоского мира, заземляясь в самом его центре.

— Слушай, а ты… ты вот религиозный человек? — спросил Ринсвинд, глядя на проносившиеся мимо облака.

— Я верю в то, что каждая религия отражает определенный аспект вечной истины, — ответил Моркоу.

— Ловко, — признал Ринсвинд. — И всегда сходит с рук.

— А ты? — спросил Моркоу.

— Ну, есть одна вера, в которой вращение является формой молитвы. Знаешь такую?

— Да, конечно. Клатчские Крутилы-Вращалы.

— Так вот, моя вера очень похожа на эту. Только мы предпочитаем… движение по прямой. Именно. По прямой. И скорость для нас священна.

— То есть ты веришь, что благодаря ей достигнешь вечной жизни?

— Ну, не совсем вечной… Скорее… просто долгой. Точно. Нормальной долгой жизни. Куда более продолжительной, чем если бы я бежал не по прямой и не так быстро. Хотя на пересеченной местности допускаются некоторые отклонения от курса.

— На самом деле ты — просто трус, да? — вздохнул Моркоу.

— Да. Впрочем, никогда не понимал, что в этом плохого. Знаешь, для того, чтобы удирать, тоже требуется смелость. Многие люди, хвати им смелости, стали бы такими же трусами, как я.

Они снова посмотрели и иллюминатор. Гора стала ближе.

— Согласно содержащимся здесь сведениям, — сказал Моркоу, перелистывая заполненные торопливым почерком блокноты, которые Думминг сунул ему прямо перед отлетом, — некоторым людям удалось-таки проникнуть в Дунманифестин и вернуться оттуда живыми.

— Всего лишь живыми? Не слишком-то успокаивает, — откликнулся Ринсвинд. — А как насчет рук-ног? Что у них потом стало с головой? Какие вообще были последствия?