Священная охота

ожаный камзол стал скользким от крови. Йяда нахмурилась еще сильнее, прижав к груди его окровавленную руку. «Если бы я только мог пошевелить пальцами…» – Или ты сам?.. – проницательно добавила Йяда. – Ты попытался совершить какой-то смелый и глупый поступок, так? – Взгляд Йяды еще раз скользнул в сторону трупа Венсела и Фары.

Хорсривер фыркнул, и Ингри с рычанием повернулся к нему. На том лице Хорсривера, которое в этот момент обратилось к Йяде, было написано изумление и отвращение.

– Что ж ты вечно являешься туда, где тебе нечего делать, девчонка! – сказал Хорсривер, ни к кому не обращаясь – или, может быть, обращаясь к Ингри; Йяда, во всяком случае, его не услышала. – Ничего не понимаешь, но все равно суешься! Что ж, испей тогда чашу предательства богов! Я уже многие столетия знаком с его вкусом.

Хорсривер отвернулся от Йяды и взглянул на толпу призраков.

– Собрались все, – выдохнул он. В его страшных глазах было равнодушие и безжалостное спокойствие. – Теперь уже недолго, клянусь вам, мои любимые.

Взгляды, которыми ответили ему воины, не говорили о любви, подумал Ингри, – только о настороженности и отчаянии. Вокруг них повисла слабо светящаяся дымка, и Ингри заметил, что фигуры уже начали бледнеть. Душа только что убитого человека, если не уходила сразу же к богам через врата смерти, могла быть избавлена от вечного отлучения благодаря священным ритуалам похорон, как это случилось с Болесо. Однако до определенного предела… Скоро отлучение становилось необратимым, и душа, отвергшая богов, обрекала себя на постепенное разрушение. Для павших у Кровавого Поля воинов время неопределенности продлилось не на дни или недели, но на века, теперь их связь с Израненным лесом распалась, и они надолго не задержатся, подумал Ингри. Сколько им остается? Часы? Минуты?

Йяда попыталась подняться, чтобы подойти к Фаре, но вдруг охнула и снова опустилась на землю. Ее рука коснулась сердца, потом – лба; губы Йяды изумленно приоткрылись, потом сжались от боли. Ингри отчаянно заскулил.

Толпа призраков еще раз расступилась, и вперед вышел воин-гигант. Его голова была привязана к широкому золотому поясу за седые косы, в руке он держал древко, увенчанное острием, со свернутым знаменем зелено-бело-голубого цвета. Взгляд из-под седых бровей устремился на Хорсривера, и тот вздрогнул, узнав воина, и поднял руку, словно намереваясь ответить на приветствие – хоть воин и не проявил к нему почтения; рука Хорсривера повисла в воздухе, когда он с опозданием это понял. Воин опустился на колени рядом с Йядой, озабоченно склонился над ней и положил руку девушке на плечо.

Ингри взволнованно прыгал вокруг них, опустив голову так, чтобы оказаться в поле зрения воина. Тот вопросительно взглянул на волка. Спина Йяды согнулась, окровавленная рука Ингри-человека выскользнула из ее вялых пальцев, и белая рука Йяды упала рядом. «Ох», – выдохнула девушка; ее широко раскрытые глаза потемнели. Йяда была смертельно бледна, и когда Ингри-волк снова лизнул ее в лицо, она не прореагировала.

Ингри