Сказки о сотворении мира (СИ)

Натан старался вспомнить, где он слышал фамилию этого человека. С подобной публикой Боровский общался редко: он не выносил душевных речей, обильных знакомств и запаха вчерашнего перегара, но человека распирало от важности информации, а Боровский устал и не мог сосредоточиться на разговоре.

— Я давал подписку о неразглашении сведений, полученных мною из особых источников. Не мне вам говорить, Натан Валерьянович, что за организация занимается подобными инцидентами…

— Что за организация? — спросил Боровский, но Бессонов рассмеялся и снисходительно и похлопал собеседника по плечу.

— Уважаю, профессор! Я всегда восхищался вашим неординарным мышлением. Уверен, что мы друг друга поймем.

— Что вы хотите? — не понял Натан.

— Я обязан проинструктировать вас о характере аномалии, с которой мы имеем дело. Мой долг ученого предупредить об опасности, которая подстерегает человека при контакте с пещерой.

— Слушаю.

— Не предпринимайте без меня ничего. Не слушайте ни военных, ни штатских. Они не знают, с чем имеют дело. Вы должны консультироваться со мной по каждому шагу спасательной операции, только так мы сможем безопасно эвакуировать людей.

— Вы знаете, что нужно сделать?

— Я? Знаю? — удивился Бессонов. — Смеетесь, Натан Валерьянович? Я обладаю всей необходимой информацией и готов сотрудничать… Извольте, в любой момент к вашим услугам. Я, можно сказать, почту за честь… Для такого ученого, как вы…

— Так сделайте это!

— То есть?..

— Если можете эвакуировать из леса людей, — повторил Боровский, — сделайте это немедленно.

— Вы неправильно меня поняли…

— Объясните так, чтоб я понял правильно.

— Буду краток, — пообещал Бессонов. — Когда Илья Ильич обратился ко мне с просьбой написать книгу об уральской аномалии, я, признаться, согласился не сразу. Я уже тогда предполагал, что возникнут трудности с публикацией, но я не думал, что они примут характер заговора против меня лично, и против человечества в моем лице. В том, что происходит сейчас, есть моя вина, и я должен, просто обязан принимать меры.

— Какие меры? Какой Илья Ильич? — растерялся Боровский.

— Мой учитель, Лепешевский Илья Ильич, поручил мне курировать ваш проект. Я сразу заявил, что дорогу строить нельзя, я обращался в Министерство, я говорил лично с Жориком, но Жорик всегда со мной спорил. А вырос в начальники — нос задрал. Слушает только себя. Вы же знаете, какой он чудак? Яша, — говорит, — ты должен сто раз подумать… Твою книгу не опубликуют нигде никогда. Дорога пойдет через каньон, пещеру закопают. Ты наживешь врагов среди сильных мира сего и потеряешь работу. А если что пойдет не так — приедут ученые из столицы и слушать тебя не станут. Перебирайся, — говорит, — в Москву, устрою тебя на кафедру, докторскую защитишь… С твоим уникальным исследовательским материалом грех прозябать в провинции. Я говорю: Жорик, я русский дворянин. В роду Бессоновых-Южиных предателей не было! Я дал слово чести и не могу оставить объект. Натан Валерьянович, я поклялся Илье Ильичу, что координату пещеры не узнает никто, даже сам Жорик. Как бы он меня не просил, как бы не угрожал — мое слово чести дорого стоит. И что вы думаете? Он избавился от меня и назначил юного выскочку. Соблаговолите взглянуть, что из этого вышло, — Бессонов указал на стену тумана, стоящую поперек дороги. — Я виноват — мне за все отвечать. Никто, кроме меня, не знает, на что способны пещеры. Илья Ильич — тот умный был человек, всегда со мной соглашался. Возвращаясь в Москву, он пожал мне руку и сказал прямо: Яша, мне будет тебя не хватать, как ученого и единомышленника, но я вынужден просить тебя остаться в этом проклятом Богом месте! Никому другому я доверить пещеру не могу. Держи ситуацию под контролем.

— Какой Илья Ильич? — снова спросил Боровский. — Разве Лепешевский приезжал к пещере?

— Информация, которой я располагаю, засекречена на самом высоком уровне. К ней не имеют доступа даже президенты великих держав. Вдумайтесь, Натан Валерьянович: президенты! Если б Жорик был человеком чести, он никогда бы не подписался под заговором против меня. Что я могу один? Могу издать книгу в Америке. Извольте… в любой момент. Если б я не пообещал лично Илье Ильичу, что информация не покинет границы России… — Бессонов перекрестился, словно помянул покойного, — удивительной души был человек. Он знал, что именно здесь, в сибирских лесах, начнется великое возрождение России, и мы должны дожить до этого Богом благословенного дня. Если б я волею судьбы не попал в круг посвященных, я бы не знал, какая великая миссия будет возложена на русского человека. И сейчас я не стал бы доверять тайных знаний даже такому уважаемому ученому, как вы, но речь идет о спасении душ. Вот, возьмите… — целитель вынул из дипломата мятый журнал и сунул Боровскому. — Окажите мне честь ознакомиться: книга, которой я переехал дорогу сильным мира сего. Первые главы опубликованы в «Уральском вестнике», остальное я перешлю вам после специального согласования. Здесь сведения, необходимые для спасательной операции. Пожалуйста, дайте мне слово, что не предпримите ничего, пока не ознакомитесь с текстом. Потом свяжетесь со мной лично. Надеюсь, что ваш научный авторитет поможет мне пробить эту стену непонимания. Если мы с вами опубликуем книгу в Москве, это будет бомба, которая взорвет наше сонное царство. Еще одна просьба к вам, профессор, лично: чтобы Жорик ничего не узнал. Вы же знаете Жорика…

— Не имел чести.

— Да ладно… — Бессонов еще раз похлопал Боровского по плечу. — Можете мне доверять. Мы с вами, Натан Валерьянович, ученые одной группы крови, и задачи у нас общие, и мировоззренческие концепции совпадают…

— Натан Валерьянович! — крикнул Паша. — Подойдите к компьютеру.

Натан поднялся в автобус. На мониторе появился счетчик с напоминанием, что через пять минут трансляция сигналов маяка будет учащена и продолжит учащаться через каждые последующие два часа, чтобы застрявшие в зоне могли ориентироваться не только в пространстве, но и во времени. Боровский был благодарен за возможность отделаться от уральского целителя. Он почувствовал, что засыпает сидя.

— Мне его выгнать? — спросил охранник.

— Не знаю, Павел! У тебя на этот счет должны быть инструкции. Почему ты спрашиваешь меня?

— Вы с ним вроде как-то знакомы? Или нет? Он точно не из ваших?

Боровский взял секундный тайм-аут, чтобы вспомнить, где он слышал фамилию, но не успел, потому что уснул, а когда очнулся, Павел все еще стоял на пороге.

— Пусть Федор вернется и решает, — ответил Натан. — Только не подпускай его к мачте, чтобы не срезал кабель.

После минутного провала в сон Натан Валерьянович стал чувствовать себя гораздо свежее и сразу вспомнил: фамилию Бессонов-Южин он, пожалуй, не слышал, но несколько раз читал в дневнике покойной бабушки Сары, посвященном экспедиции Лепешевского на Урал. Сон слетел в один миг. Ужасные мысли полезли в голову.

— Какой Илья Ильич? — спросил Боровский самого себя. — Сын или отец? Что за Жорик? Что за организация с тайнами от президентов великих держав?

Боровский вышел на улицу.

— Где человек, с которым я разговаривал только что? — спросил он Павла, но тот лишь развел руками. — Появится еще раз — скажи, что я хочу его видеть!

Натан вернулся на рабочее место и развернул журнал. Обложка отсутствовала, страницы слегка обтрепались, определить год издания было невозможно. Статья Бессонова называлось «Уральская аномалия» и изобиловала бытовыми подробностями экспедиции, бредущей по лесу с непонятной целью. Автор статьи красиво рассуждал о жизни и о бессмертии; о земле, о космосе, о вечном и суетном, об истинных ценностях человеческой цивилизации, утраченных ею в позднем неолите, при переходе к бронзовым орудиям труда… Натан зачитался, уснул над текстом с открытыми глазами, а когда проснулся, понял, что утомленная фантазия сыграла с ним злую шутку.

Экспедиция продвигалась к эпицентру аномальной зоны. Здесь должен был кончиться не только асфальт, но и песок со щебенкой. Должны были кончиться силы и терпение самых трудолюбивых строителей, но дорога не имела конца. Федор учился пользоваться маяком и удивлялся тому, что лагерь все еще сзади: