Оружие возмездия

Вскоре многие королевства были покорены правителем Келота, возжелавшим могущества древнего Эссара, и начавшего с объединения земель, распространив свое влияние даже на вольные племена, издавна населявшие корханские степи. А южный Дьорвик, богатый хлебом, на землях которого также располагались серебряные копи, был лакомым куском для Келота. Понимавший это Альбрехт Заступник прилагал многие усилия, чтобы, в случае войны, достойно встретить северного соседа. В том числе он укреплял города, а жителям их дал многие вольности, дабы они не предали своего сюзерена и не ударили ему в спину.

Войны все же не случилось, однако вторая стена вокруг столицы была возведена. Теперь Внешний город, как стали называть кварталы черни, был надежно защищен. А еще несколько лет спустя внутреннюю стену снесли, построив затем новую, более прочную и высокую, усиленную множеством башен. С той поры повелось, что за внутренней стеной возводили дома богатые дворяне, желавшие иметь городские особняки вдобавок к родовым замкам. Там же располагались самые состоятельные купцы, храмы, посольства сопредельных государств и, разумеется, королевский дворец.

Величественное здание, настоящая цитадель, возвышалось над окружавшими его домами в южной части Внутреннего города. Дворец окружала Королевская площадь, на которой время от времени происходили казни, герольды зачитывали новые указы правителя, да еще там устраивались гулянья в честь громких побед, одержанных владыками Дьорвика ныне и в прошедшие годы. В основном же Королевская площадь пустовала, ибо негоже черни осквернять взоры короля слишком часто.

А еще во Внутреннем городе обосновались гномы. Это племя, натерпевшись в свое время от эльфов, относилось к людям гораздо спокойнее Перворожденных, по крайней мере, гномы смогли научиться тщательно скрывать свои истинные чувства. Именно поэтому во многих городах северных земель им дозволялось открывать свои мастерские, вести торговлю и, главное, жить, не встречая особых препятствий со стороны властей. Постепенно в крупных городах стали возникать целые кварталы, заселенные подгорными мастерами. Их поделки издавна высоко ценились людьми. Воины с восхищением говорили о доспехах и оружии, вышедшем из-под молотов гномов, красавицы буквально теряли чувства при виде изящных украшений изготовленных низкорослыми бородачами-ювелирами, а многие короли заказывали именно гномам короны и прочие символы своей власти.

Вот и в Нивене, несмотря на то, что Дьорвик лежал довольно далеко от исконных владений гномов, обосновались их мастера. Поговаривали, что эти гномы были за какие-то проступки изгнаны из своих кланов, либо сами покинули свои сокрытые в толще скал города в поисках приключений. Считалось, что королевства гномов, еще сохранившиеся на юге, не поддерживали никаких отношений со своими соплеменниками, избравшими своим уделом жизнь среди людей. Так это было или нет, точно никто сказать не мог. Люди могли только строить догадки, а сами гномы не больно любили рассказывать о своих отношениях с кланами. Однако работа гномов, как уже было сказано, ценилась исключительно высоко, поэтому их присутствие никто не считал чем-то плохим, и еще ни разу за всю историю Дьорвика не было попыток изгнать чужеродцев.

Гномья Слобода, как назвали квартал, заселенный подгорными мастерами, была еще одним центром Внутреннего города, возможно, таким же важным, как и дворец правителя. Подлинным же сердцем Внешнего города, за какие-то три года разросшегося неимоверно и уже выплеснувшегося за пределы внешней стены, образовав тем самым Пригород, стала Рыночная площадь. Целые дни там шел торг, множество купцов из дальних стран привозили свои товары, заключали сделки с торговым сословием столицы Дьорвика, а простой люд забавляли бродячие артисты, скоморохи и фокусники. И гул многоголосой толпы не стихал над Внешним городом с рассвета до заката.

Разумеется, во Внешнем городе было множество трактиров, таверн и постоялых дворов, где могли остановиться прибывшие издалека путники, а горожане заходили туда, чтобы промочить горло кружкой пива, послушать сплетни, на людей посмотреть да себя показать. Большие постоялые дворы располагались ближе к рынку, дабы купцы, остановившиеся там, всегда могли быть рядом со своими товарами. Кабаки же помельче располагались по всему городу, но особенно их было много возле городских ворот. Всего же городских ворот было три — Кожевенные, Пекарские да Кузнечные. Названы они были по названиям тех кварталов, в которые вели. То есть, возле Кузнечных ворот жили кузнецы, литейщики и все те, чье ремесло было связано с металлом, и там же стояли кузницы и лавки, в которых торговали они своими поделками, а близ Пекарских ворот, например, были кварталы хлебопеков.

Примерно в трехстах ярдах от городской стены, в квартале кожевенников, стояла невзрачная на вид таверна, носившая название «Веселый скорняк». Это ничем не примечательное заведение волею судьбы стало тем местом, в котором было положено начало событиям, оставившим свой след в истории не только и не столько Дьорвика, но и других сильных держав. А началось все с обычного разговора, вот только собеседники были вовсе не простыми людьми.

Они условились о встрече, когда большие куранты на городской ратуше пробьют десять часов. Незадолго до этого скромную таверну посетили несколько молодых крепких парней, внешне выглядевших почти как настоящие подмастерья, какие нередко заходили в «Скорняка» пропустить стаканчик-другой. Вот только редко бывает, чтобы простой люд носил под одеждой оружие. А старый Ганс, бессменный хозяин этого заведения, за много лет повидал всякое и научился с полувзгляда различать и замечать такие детали, как кинжал под рубахой, ибо невнимательность могла обернуться разными неприятностями, вплоть до поножовщины.

Эти веселые парни, вроде бы случайно оказавшиеся в кабаке и не знакомые друг с другом, покрутились там с полчаса, а затем вышли, пристроившись на углу Кожевенной улицы, идущей от самых ворот, и небольшого переулка. Внешне расслабленные и безразличные ко всему, словно и впрямь мяли кожи не меньше, чем три дня подряд без продыху, они вцеплялись взглядами в каждого прохожего, особо пристально разглядывая тех, кто желал посетить таверну.

В условленное время в «Веселый скорняк» зашел еще один человек. Ничем особо не примечательный, кроме, разве что пронзительно рыжей шевелюры, он походил на преуспевающего мастерового, хотя мог с равной вероятностью оказаться небогатым торговцем. Однако в действительности этот невысокий полноватый мужчина, одетый просто, может даже бедновато, но аккуратно, севший за пустой столик в углу большой залы и заказавший пива, не был ни мастеровым, ни купцом. Хозяин забегаловки, вне всякого сомнения, был бы чрезмерно удивлен, узнай он, что в этот ранний час его скромное заведение изволил посетить сам Бергхардт Дер Калле, глава особой канцелярии Его величества короля Зигвельта Шестого, а попросту начальник разведки Дьорвика, пользовавшийся мрачноватой славой в самых широких кругах. Впрочем, в лицо всемогущественного Бергхардта знали лишь высшие дворяне королевства, командир личной гвардии Его величества да немногочисленные сотрудники тайной службы. Поэтому глава особой канцелярии мог не опасаться быть узнанным, оказавшись в кварталах черни. И сейчас, неузнанный, некоторое время он беззаботно попивал пиво, кстати, весьма недурно сваренное, да разглядывал посетителей таверны, гадая о том, кто же из них мог добиваться встречи с ним.

От размышлений главу тайной службы оторвал появившийся перед ним человек. Он возник словно бы из воздуха и теперь усаживался за стол, даже не соизволив спросить разрешения.

— Простите, милейший, но здесь занято. — Бергхардт попытался выпроводить незваного гостя.

— Вот как! — На лице незнакомца отразилось сильнейшее удивление. — Уж не его ли светлостью, славным начальником особой канцелярии?

— Так это ты добивался встречи со мной?

Бергхардт повнимательнее пригляделся к удобно расположившемуся напротив него человеку. Судя по одежде, этот молодой, худой и весьма высокий парень, которому лучше бы подошло определение «долговязый», должен быть приказчиком у какого-нибудь купца. Вот только плавные и точные движения выдавали в нем воина, а цепкий взгляд говорил о том, что этот человек привык больше слушать и смотреть, чем говорить, что было одной из важнейших черт любого шпиона и лазутчика.