Мне отмщение

   - Рами, заткнись! - обретя полное дыхание, гаркнул Антара. - На нас напали!

   Снаружи, словно в подтверждение его слов, донеслись ржание и меканье.

   Кобыла госпожи Афаф зазвенела ножными путами и трубно фыркнула, беспокоясь.

   Послышались крики. Следом прорезался испуганный рев верблюда.

   Рами резко вскинул уши:

   - Что случилось?

   - Напали, на нас, что! Набег! Кайсы скотину угоняют!

   Снаружи действительно орали, мекали и ревели.

   И вдруг - жуткий, пронзительный женский визг. И отчаянный вопль:

   - Убиии-ииили-ииии!!..

   Рами резко обернулся к выходу из шатра. За откинутым пологом метались в рассветном сумраке тени. Женщина снова заголосила:

   - Убили! Обоих убили! Ааааааа!..

   - Ничего себе... - ошалело пробормотал Антара.

   Кричала старая Хайфа. К ее воплям присоединились другие женщины - пронзительный вой поднимался к небесам.

   - Мой Джабир! Джабир! Ааааа! Сынок! Они убили Давада, аааааа!

   - Ого... - чувствуя, как от нездешнего страха мерзнет спина, пробормотал Антара.

   Убивать во время набега не полагалось. Угонять скот - сколько угодно. Ну, женщину украсть - обычно крали рабынь, чтобы не возиться потом с семьей приглянувшейся бабы, за девственницу могли запросить выкупом верблюда, а то и двух. А за рабыню взыскивали вдвое меньше, к тому же ее потом можно было продать. Но убивать свободных мужчин - нет, такого не делали. Ну разве что по дури или без умысла, в темноте дал палкой по башке, а башка треснула, но это редко случалось...

   - Пойдем, - совершенно спокойным голосом сказал сумеречник.

   Антара резко обернулся. Рами уже стоял - с луком наготове и пробовал пальцем тетиву. Золотистая кобыла тревожно била копытом. Над копытом дрыгался и звенел цепью толстый железный браслет - аль-Хану, как самое ценное, пристегивали короткими металлическими путами к колышку с кольцом, на крепкий замок. Ключ от замка носила при себе Афаф - днем. Ночью она пихала его под подушку.

   Кивая тонкокостной мордой, золотистая красавица перебирала длинными ногами и встряхивала гривой.

   - Тихо-тихо-тихо... - улыбнулся ей Рами и похлопал между широких черных ноздрей. - Мы скоро вернемся.

   И скользнул в крики и полусвет за пологом.

   Подхватив копье, Антара высунулся наружу - оглядеться. И тут же заорал - на них наметом шли два всадника. С мечами - мечами! откуда у кайсов мечи?! - наголо. Разинув рот, Антара беспомощно таращился на стремительно растущие фигуры в развевающихся бурнусах. Сквозь пыль и мельтешение он ясно видел - метнулась и упала, как сломавшись, женская фигура. Только рукава абайи взмахнули. У уха цвиркнуло - стрела.

   Правый конник широко размахнулся клинком - прямо над головой ломающей руки тени в бьющемся на ветру покрывале:

   - Джаби-иии... А! - вопль оборвался.

   Женщина рухнула в пыль и дернулась под копытами.

   От ужаса Антара заорал, колени его подкосились, копье задрожало в руке, и сильный толчок в плечо опрокинул его навзничь.

   От неожиданности юноша прекратил орать и посмотрел вверх - прямо между нелепо расставленными полусогнутыми коленями, в ветреном полумраке четко обрисовался Рами. Плавно и до жути спокойно сумеречник натягивал лук.

   Скалясь над гривой лошади, правый конник занес меч, готовясь срубить противника на скаку. Наконечник стрелы Тарега метил ему прямо в лоб.

   Далеко-далеко на западе тех, кто воевал с нерегилями, учили: никогда не пытаться стоптать копытами альва, натягивающего лук. Потому что альв - он не отскочит. И не попадет под меч. Он спустит тетиву, и только потом шагнет в сторону. А твоя лошадь промчится мимо - уже без седока. Потому что встречный удар длинной, в два локтя стрелы, помноженный на усилие несущейся во весь опор лошади, вынет тебя из седла играючи - и если ты не умрешь в седле, то уж точно помрешь с переломанной шеей, обвалившись на всем скаку наземь.

   Этого бедуина не обучали правильной тактике боя с альвами.

   Всадник получил стрелу в переносицу и обвалился в пыль, нелепо взмахнув ногами. Обдав горячим воздухом, конь прогрохотал мимо - скотина неслась напролом, роняя с мундштука пену. Второй конник рухнул на спину плашмя в десятке шагов от опускающего лук Тарега. Ему стрела вошла в ямку между ключицами. Серая кобылка, лишившись привычного груза наездника, вздыбилась и замолотила копытами, раскачивая колокольчиками на трензелях.

   - Убии-иилии-иии, ааааа, за что мне это, сыноо-оок!.. Омейр, Омейр, детка моя-аааааа...

   Женщина выла где-то далеко, в той стороне, где стояли шатры обеих жен шейха. С трудом прислушиваясь - горе делало голос до безобразия ревущим, грудным, неузнаваемым - Тарег понял, кто голосит. Фиряль, старшая.

   Призрачно звенели колокольчики, оседала песчаная взвесь, свистел в ушах рассветный ветер. Бледная в сумерках кобыла храпела, гнула длинную шею и поддавала задом, кося большим круглым глазом.

   У Фиряль сынишка едва-едва дорос до возраста пастуха.

   - Иди сюда, - тихо приказал Тарег осиротевшей лошади.

   И властно протянул руку к поводьям.

   Ухватив кобылу за узду, он подвел ее к распластанному на земле налетчику. Человек скребся пятками и пускал кровавые пузыри. Пробившая горло стрела раскачивала длинным оперенным хвостом в такт хриплому дыханию умирающего. Тарег сунул лук в чехол, закинул его за спину и наклонился над лежавшим. Наступив на запястье, вывернул из скрючившихся пальцев рукоять меча. Пальцы не желали расставаться с оружием и с хрустом ломались в суставах, один за другим отпуская ременную оплетку.

   На влажной от крови груди фариса поблескивал медальон: не привычная ладошка Фатимы, всегдашняя "пятерня удачи" суеверных ашшаритов, а что-то совсем иное по рисунку. Приглядевшись, Тарег медленно кивнул: молния в круге. Ему говорили, что на белом камне аль-Лат выбито именно это: круг, похожий на глаз. И бьющая сквозь него молния.

   В затягивающихся туманом глазах человека проступило что-то осмысленное.

   - Нет, - покачал головой Тарег в ответ на безмолвную просьбу умирающего. - Я не ускорю твою смерть. И не думай, что я делаю это из мести. Я хочу дать тебе больше времени перед уходом в иной мир - возможно, ты сумеешь что-то изменить. Ибо - клянусь сторожевыми башнями Запада, человек, - тебе не понравится то, что тебя ждет за чертой.

   Ставя ногу в стремя, нерегиль усмехнулся - бедуин хрипел, прыская черной кровью из горла, проклиная его во всех мирах. Со всех сторон в небо поднимался заполошный женский крик.

   - Брось копье, Антара! - обернувшись к жалко раскорячившемуся на земле балбесу, строго приказал Тарег. - Сиди здесь, сторожи аль-Хану! Бой - не дело не для таких, как ты!

   Посмотрев вперед - туда, где уже поднимался в небо дым над подпаленными шатрами, нерегиль увидел то, что и ожидал.

   Среди стелющегося дыма и хлопающих на ветру пологов, над спинами толкущихся коз отчетливо выделялась черная женская фигура. Бестолково мечущиеся люди не замечали ее - хотя Узза оставалась неподвижной, словно базальтовая статуя.

   Вбросив себя в седло, Тарег снова поймал глазами черный, как обелиск, силуэт. Богиня подняла руку и уперлась пальцем:

   Иди и сражайся.

   - С-спасибо огромное за совет, миледи, - прорычал Тарег, - а то я думал с кобылой обняться и тихо на задах пересидеть!

   Где-то на задворках разума прозвучал тихий, как полет перышка, смешок.

   Черная фигура истаяла в ярчающем утреннем свете.

   Оглянувшись на распростертого на земле юношу, Тарег гаркнул:

   - Даже не думай!

   И дал кобыле шенкелей.

   Глядя, как кобыла под Рами переходит с резвой рыси на галоп, Антара закусил губу и утерся рукавом. А правая рука как-то сама собой нашарила копье.

   - Аль-Хану, говоришь, сторожить... - прошипел юноша. - Да что ты понимаешь! Я заслужу себе славу!