Из-под снега (СИ)

-- О, как ты заговорил, Лемба! Уже почувствовал себя на моём месте? -- льду в голосе Вильяры мог позавидовать айсберг.

-- Да мне снег в горне нужнее, чем твоё место! Я за тебя перепугался, сумасшедшая! -- Лемба с размаху облапил колдунью, подхватил, закружил. -- А ещё этот твой собрат по служению... Мне показалось, он от страха дрожит, как студень.

Вильяра на миг приникла к широкой груди Лембы, потом с некоторым трудом высвободилась из объятий.

-- Вероятно, Младшему Наритьяре есть, чего бояться, и он это знает.

Одинокий путник тайком пробирался вдоль тракта. Он держался мористее основной колеи и всех её ответвлений, шёл в обход самых длинных мысов, по снежной целине, между торосами. Четыре белых зверя провожали его, и не было на них ошейников, знака подчинения двуногим, но звери вели себя как домашние, сторожевые. Путник был стар и ранен: лёгкая добыча. Но песнь, которую он пел, не умолкая, отвращала от него внимание любого живого существа, кроме избранных и приручённых четвероногих стражей. Следы от лыж и от лап зверей исчезали, стоило сделать следующий шаг, а все отзвуки ворожбы стихии забывали немногим позже. Старый колдун держал путь к надёжному убежищу и был уверен, что доберётся туда, заляжет в берлогу, и его не найдут.

На траверзе Кривого мыса он свернул ближе к берегу. Обогнул Высокий мыс морем и вышел на колею, которая спускалась с перешейка на лёд и пересекала узкий, глубоко врезанный в сушу залив, который называли Синим фиордом. Цель пути старика лежала в глубине этого залива -- и туда же, на заброшенную дорогу, сворачивал с тракта широченный санный след, довольно свежий. Старик склонился над заиндевелой кучей шерстолапьего помёта: большой обоз проехал здесь не более двух суток назад. Звери беспокоились: фыркали, принюхивались, рыли и лизали снег. Присмотревшись, старик заметил капельки крови, ровными строчками рассеянные по ходу саней. Кажется, с удалением от мыса капель становилось меньше. Он тяжко вздохнул, ссутулился, опёрся обеими руками на длинное копьё. Постоял так, отдыхая и собираясь с мыслями, потом встряхнулся и побрёл к мысу.

Звери убежали вперёд, и где-то за береговым взгорком вспугнули стаю кричавок, не меньше дюжины. Самые умные крылатые, которые перезимуют удачно, давно попрятались по пещерам и впали в спячку, а припоздавшие уже не находят питательных корешков и плодов, потому обычно промышляют падалью. Откуда ей взяться на тракте, после недавно проехавшего обоза? Шерстолап околел? Только он достаточно велик, чтобы не увезти его с собою целиком.

Картина, открывшаяся старому колдуну за перегибом дороги, потрясла его, несмотря на долгую и очень непростую жизнь. Да, шерстолапы здесь тоже были, аж два остова. А с кольев, на которых обычно подвешивают над огнём котлы, скалились сильно погрызенные кричавками головы четырёх охотников. Ещё не совсем черепа, но узнать уже почти невозможно, если бы не приметный, с рыжиной, окрас меха на одной из голов. Старик подошёл ближе, вглядываясь в изуродованное лицо, окончательно убедился, что видит знакомого, и хрипло, горестно взвыл. Всё было не просто плохо, а гораздо хуже, чем он опасался. Настолько хуже, что некогда предаваться сожалениям о содеянном и не содеянном.

Он осмотрел традиционное место ночёвки обозов, превращённое в бойню. Опытный следопыт быстро разобрал, что здесь произошло. Кого убили, понятно сразу. Кто убил, и как именно, тоже не вызывало сомнений: беззаконные убийцы на ночлеге напали на ничего не подозревающих попутчиков. Похоже, старик знал в лицо и по именам всех участников трагедии. Расслышал случайно, как заморский купец Вильгрин уговаривал Дюрана, подмастерье из дома Лембы, объединить обозы, и как торопил с отъездом. Позже колдун смотрел вслед уходящей веренице саней, дивился ледяной тяжести на сердце, не понимал, в чём причина, но погадать не мог, потому что сам уже прятался от убийц.

Не было смысла задерживаться здесь дольше, делать что-то с останками. Мёртвым уже всё равно. Живые, увидев, осознают опасность и встретят её во всеоружии. А старик не намерен был оставлять лишних следов на своём пути. Он позвал зверей, но те увлечённо глодали кости и делали вид, что не слышат. Подстёгивать их ворожбой старый колдун не стал. Догонят потом, или нет, ну и пусть. Одному даже лучше, когда нужна полная скрытность. Он освободил зверей от остатков чар, снова запел песнь, заметающую все следы, и двинулся вглубь материка по едва заметной под снегом летней тропе.

Тропа петляла то по гребню, то по склону скалистого отрога, выдающегося в море Высоким мысом. И вела она почти к самому убежищу, наверняка уже занятому, но проверить, убедиться в этом старику хотелось. Конечно, потом он уже не доберётся без передышки до другого логова, но ещё одну холодную ночёвку выдержит.

Первые следы двуногих старик заметил скоро и сразу удвоил осторожность, а через некоторое время понял, что убежище не просто занято, а всерьёз обжито и густо населено. Полежал на краю обрыва, наблюдая хозяйственное копошение на открытом подворье справного, по многим приметам, дома. Прежде это и был дом: большой, богатый, до того, как неизвестная зараза выкосила почти всех его обитателей. Новых вселенцев не испугала слава мёртвого места, или кто-то из них знал про загадочную болезнь то же самое, что недавно выяснил старый колдун. Та зараза убила двуногих и сразу же умерла сама, жить здесь уже безопасно, не считая дурных снов. Но когда зима метёт в глаза, некоторые охотники способны пренебречь таким неудобством, как дурные сны. А уж беззаконники и живоеды... След обоза от тракта через залив был прекрасно виден: он заканчивался именно здесь. Да и сани ещё не до конца разгрузили.

Спускаться вниз, проникать в дом -- старик устал и опасался быть пойманным. Жизнь была ему дорога, он хранил слишком много тайн. Не для беззаконников, если вдруг сумеют вытрясти, и не для щуров, если его просто убьют. Однако по всему выходило, что пора бы разделить груз тайн с теми, кому он сам решит довериться. Насколько он знал, последняя из вымершего дома, а ныне мудрая клана Вилья, могла для этого подойти. В горле комом -- горечь потерь, оскорблённая гордость и запоздалые сожаления, глаза защипало. Старый колдун заставил себя сосредоточиться и послал зов, очень надеясь, что посвящение не слишком сильно изменило знакомую бойкую девчонку, и она его услышит... Надеялся зря, не услышала.

Лемба проводил в дом Вильяру и Нимрина, приказал накрыть для них стол. Пока Грисма заменял мастера в кузнице, глава дома желал скорее поделиться с мудрой всеми новостями. С тех пор, как Вильяра назвала Лембу своим преемником, под сердцем могучего охотника поселился неприятный холодок, а в мыслях -- разброд. Дела дома виделись теперь лишь частью общих дел клана, о которых Лемба знал постыдно мало: не любопытствовал, не задумывался. А ведь однажды он уже принял власть и ответственность, превыше разумения. Когда внезапно, безвременно погибли отец и дядя, и Лемба брал дом в свои руки...

-- Лемба, расскажи, что ещё у нас плохого? -- прозвучало неразборчиво, Вильяра старательно жевала.

-- Почему сразу плохого? Очнулась Ирими. Зуни и Му сменяли меня у Камня, я поговорил с ней. Главное, она пережила... Думаю, рано или поздно всё с ней будет хорошо, -- Лемба отчаянно жалел и кузена, и несостоявшуюся невестку. Охотница ему самому нравилась, хотя он старательно сводил с ней холостого Дюрана и преуспел. Но теперь снова копошились мысли, не пригласить ли в дом третьей весной третью жену? К весне Ирими непременно оправится...

Вильяра ответила:

-- Я сделала всё, что могла, и надеюсь, этого хватит. Ирими что-нибудь рассказала?

-- Ну, как... Я побоялся её сильно расспрашивать. Она задержалась у матери, а когда доехала до ярмарки, кузена уже сорвал с места этот Вильгрин. Подруга Ирими, Скимпья из дома Крури, хорошо слышала их разговор, я ей сам потом послал зов, переспросил. Кузен перед выездом рванул к Латире, чтобы тот передал мне весточку, а Вильгрин его остановил, мол, некогда искать коптящий светоч ярмарочной премудрости, его никто не видал с вечера. Сказал кузену с важным видом, мол, я знаю Лембу. Мол, сам ему сейчас сообщу, что выезжаем. И лицо сделал, будто тужится по нужде, а потом пересказал кузену якобы мои слова. Кстати, мудрый Латира действительно пропал с ярмарки. И Скимпья говорит, там сейчас неспокойно. Мудрого нет, зато народу, будто в разгар осени. Откуда-то набежали пришлые охотники, которые ещё до первого снега отбыли восвояси. Все с серьёзным оружием, будто собираются на большую облаву. Даже длинный лук Скимпья у кого-то видела, обратила внимание на диковину. Спросила откуда? Ответили, с Арха Голкья. Я на всякий случай предупредил всех соседей, что по угодьям клана шныряют десятки, если не сотня-другая хорошо вооружённого сброда. Может, не все пришлые -- беззаконники, но мало ли... А, ещё, Ирими рассказала, что кровавый след, по которому она не решилась идти, сворачивал к твоему бывшему дому, мудрая. Сама знаешь, это единственное пригодное для зимовки место в той стороне. Я велел разведчикам проверить и другие заброшенные норы. Где-то же вся эта погань живёт!