Жемчужница (СИ)

Микк чуть улыбнулся и решил, что… мучить ее не станет, что бы ни выражало ее лицо. Если Алана не может нормально смотреть на него — ну что ж, он будет просто верен своим словам и не станет слишком часто показываться ей на глаза.

— Ты можешь даже просто его прошептать, — произнес он, поднимаясь на ноги, — и я услышу тебя. Уж в пределах Поднебесной — точно.

Девушка проводила его внимательным мягким взглядом, и до его ушей донеслось тихое:

— Спасибо.

И это заставило мужчину вздрогнуть и даже, кажется, слегка залиться лёгким румянцем, потому что сказано это было так ласково и благодарно, что остаться равнодушным и спокойным оказалось просто невозможно.

Изу, когда Тики подошёл к нему и лукаво улыбавшемуся Неа, восторженно подпрыгнул, бросаясь ему в объятия прямо с вант и кидая настороженный взгляд, наполненный благоговейным страхом, на Алану, вновь улёгшуюся на лавке, чтобы погреться в солнечным лучах.

Полоска суши показалась как раз тогда, когда Микк показывал мальчику несколько приёмов с саблей, пытаясь одновременно и ребёнка обучить основам, и себя отвлечь.

Неа, на этот момент как раз отошедший к Мане, выскользнул на палубу как-то почти воровато и торопливо двинулся к Тики, «убитому» юрким Изу и с хохотом валяющемуся на полу.

— Я останусь на корабле, ладно? — прикусив губу и потерев шею, полувопросительно полуутвердительно произнес он. — Мане вроде получше стало, но… не хочу рисковать, так что давай…

Однако Тики его не дослушал — благосклонно махнул рукой и завел глаза.

— Угомонись, дурила, без тебя как-нибудь обойдусь, — фыркнул он. — Вон, возьму кого из ребят — и мне хватит. Что я, кусок мяса не унесу?

Неа благодарно улыбнулся к нему и, коротко кивнув, унесся обратно в трюм. Наверное, теперь будет весь оставшийся день лежать у Маны в ногах поперек постели как верный пес.

Мужчина мотнул головой, поднимаясь на ноги и подхватывая взвизгнувшего от счастья Изу на руки. Сейчас ребенок уже совершенно не походил на чумазого заморыша — немного отъелся, и стало видно милые щеки, а какая у него была улыбка — засмотришься.

Маленький светлячок.

Тики чмокнул его в нос, и мальчик тут же зарделся, пряча мордашку у него на плече.

— Ты правда хочешь, чтобы меня считали твоим сыном? — тихо спросил он — такой непосредственный, но такой ужасно взрослый в этом своем вопросе, словно считал слова Микка шуткой или чем-то вроде.

И это было грустно — грустно, что такой маленький мальчик был уже так подозрителен и опаслив, недоверчив к таким искренним проявлениям заботы.

Тики не шутил. Тики отчего-то увидел в Изу что-то родное, что-то знакомое и нужное, отчего почти сразу же решил, что усыновит и будет воспитывать.

— Хочу, — серьёзно кивнул он, в упор смотря на ребёнка, словно пытаясь таким своим видом доказать ему, что всё это было правдой, а не розыгрышем. — Прибудем в столицу, познакомлю тебя с твоей новой семьёй, — уже ласково пообещал мужчина и тут же предупредил: — Только не обращай внимания на ахи и охи моей матушки, хорошо? Она добрая, но временами бывает ужасной, — рассмеялся Микк, воображая лицо Лулу, когда она увидит его на пороге с ребёнком.

Изу напряжённо нахмурился, закусив тонкую губу, и решительно кивнул.

— Просто я… — он крепко обнял его за шею и замолчал на минуту. — Никто обо мне так не заботился…

Тики погладил его по спине, обнимая в ответ, и усмехнулся.

— Теперь этим займусь я, — с легким сердцем пообещал он, чувствуя неимоверное облегчение оттого, что хоть кто-то его не боится, а напротив — привязан к нему. Все-таки это было не совсем бесполезное путешествие, а там — кто знает, может, еще хорошее что случится.

— Тогда можно я сегодня с тобой в порт пойду? — с надеждой поинтересовался Изу, все также словно с опасением каким-то шепча себе под нос — и на ухо Микку.

Мужчина вздохнул.

— Прости, ребенок, не в этот раз, — он подкинул поникшего мальчика на руках и чмокнул в ухо, сразу же вызвав удивленный взвизг и веселое хихиканье. — Сегодня я должен буду присмотреть за нашей морской ведьмой, — здесь мужчина подмигнул чуть отстранившемуся и округлившему глаза мальчику и вытянул губы трубочкой. — Работа непростая, сам понимаешь, она же на суше не была ни разу, скорее всего. Но я, — он хитровато прищурился, — могу купить кому-то сладостей. Не все же обходиться яблоками и малиной, верно?

Изу обрадованно закивал, воодушевлённо разулыбавшись, и вдруг смущённо уткнулся ему в плечо, искоса глянув на, кажется, всё же задремавшую Алану, отчего и Тики чуть обернулся в её сторону.

— Она такая страшная, — признался мальчик, надув губы, словно боялся об этом говорить, но уже просто не мог держать свои наблюдения в себе. Микк заинтересованно приподнял бровь. Русалка в это время как раз душераздирающе зевнула, обнажая ряд белых острых зубов, и ребёнок испуганно замер, во все глаза наблюдая, как девушка медленно потягивается, вытягивает плавники на хвосте (спинной же был спрятан под рубашкой, а потому, скорее всего, это было ужасно неудобно), переворачивается к ним другим боком, сияет и искрится, переливаясь на солнце серебром, и как ниспадают её длинные волосы на палубу, струясь по шее и плечам. Вероятно, для детской неокрепшей психики русалка, которая вчера с диким хохотом уложила вполне сильного и взрослого парня с мечом, и правда была страшной, подумал с непонятной досадой Микк, но Изу вдруг восхищённо выдохнул: — Но она такая краси-и-ивая.

Тики тихо хохотнул, устраивая его на сгибе локтя и освободившейся рукой заправляя за уши выбившиеся из маленького куцего хвостика светлые волосы.

— Так страшная или красивая? — уточнил он и улыбкой, сдерживая себя от того, чтобы снова чмокнуть не привыкшего к таким нежностям Изу в нос и просто наблюдая за тем, как заливается румянцем симпатичная детская мордашка.

Мальчик снова стрельнул в сияющую Алану опасливо-восхищенным взглядом и тяжко, как-то совсем по-взрослому вздохнул:

— И то, и другое, — и обласканный в детстве собственной матерью, Тики все-таки не смог удержаться — чмокнул малыша в нос, сгоняя эту взрослую задумчивость с детского личика и ловя себя на неуемной нежности к этому ребенку.

Он вообще очень трепетно относился к детям, пусть своих у него и не было, и теперь Изу, который, кажется, рад был стать его воспитанником, будил в нем чувства, явно присущие исключительно родителям.

Мальчик зарделся и чмокнул его в нос и ответ.

— Значит, боишься ее, — задумчиво протянул Тики, чуть улыбаясь такой непосредственной отзывчивости ребенка, и потрепал его по волосам. С одной стороны, он чувствовал себя отмщенным, но с другой — это было печально. Ведь Алана была прекрасна. — А она с тобой подружиться хочет, кажется… — заметил он вскользь и тут же пронаблюдал за тем, как недоверчиво Изу вскинулся, снова очаровательно распахивая глаза.

— Правда? — удивлённо выдохнул мальчик, кидая ошеломлённый взгляд на Алану, и Микк глухо рассмеялся, с умилением всматриваясь в его светло-голубые глаза. — А почему? — недоуменно поинтересовался он, явно совершенно не понимая, чем привлёк внимание удивительной русалки.

— А вот сам у неё и спроси, — предложил Тики, на самом деле и правда желая, чтобы эти двое поговорили, потому что и сама Алана частенько бросала любопытные взгляды на мальчика, а Мана даже поделился с мужчиной как-то, что у Изу белая душа, отчего девушка и хотела с ним познакомиться.

Вообще, сам факт того, что кто-то может видеть твою душу, тебя самого, твою суть, так будоражил Микка, что оставаться спокойным после мыслей об этом нельзя было.

Сразу вспоминалось, как Алана обвинила его во вранье ещё на испытании, как проницательно поняла, что Мана болен, как остерегалась всю команду первые несколько дней, и сейчас всё это казалось понятным, логичным.

А ещё отчего-то Тики задумался, что именно из-за этого желания увидеть людей с чистыми душами она и отправилась с ними.

Изу задумчиво насупился, опуская взгляд вниз, и мужчина, вновь чмокнув его в нос, опустил мальчика на пол, передав на попечение Мартину, одному из матросов, и направился будить слишком любящую поспать русалку.