Дом смерти (ЛП)

На него пристально смотрит Том:

— Играть тебя никто не заставляет.

Во взгляде Тома столько презрения, будто Дэниел — таракан, которого надо срочно раздавить. Том как я. Сто раз подумает, связываться ли с Джейком, но не позволит какому-то мелкому куску дерьма строить при нас мужика.

— Я же сказал, что поиграю, — почти хнычет Дэниел, так и не получив поддержки ни от Джейка, ни от Элби.

Интересно, издевались ли над ним в школе? Если да, то все ясно. От одного диагноза тот, кто когда-то жрал говно, сам стал говнюком.

— Один, два, три…

Стоя лицом к стене, Элеонора медленно считает, а мы мчимся в коридор. Пока никто не видит, Клара быстренько сжимает мою ладонь, и тепло поднимается по руке прямо к сердцу. Я подмигиваю в ответ, и Клара слегка розовеет. Значит, я ей нравлюсь не меньше, чем она мне. И, несмотря на все странности в доме, это мне кажется самым странным. Невероятно классно, но охренеть как странно. Я все жду, что она как-нибудь проснется и передумает, но ничего подобного не происходит.

На лестнице мы расходимся в разные стороны, и Джейк бежит за Кларой. Видимо, хочет спрятаться там же, где она, и провести с ней хоть немного времени наедине. Дэниел ковыляет к душевым. Никто не бежит по коридору к церкви. Поднимаясь на этаж выше, я слышу, как в церкви поют. Долбаный Эшли учит своих прихвостней петь чертовы гимны! Не могу вспомнить, когда в последний раз слышал гимн. Может быть, на свадьбе, на которую меня когда-то затащили родители. Я пытаюсь отгородиться от музыки, но она будто нарочно плывет ко мне по воздуху.

Беда в том, что дом слишком большой и мест, где можно спрятаться, до фига, но все равно недостаточно. Мебели в комнатах по минимуму. Все подчинено единственной цели — практичности. В конце концов я прячусь под кроватью в одной из пустых спален. От половиц исходит богатый и насыщенный аромат отполированной древесины. Я жду, и в ушах начинает звенеть от тишины. Лежать здесь неудобно. Надеюсь, Элеонора скоро меня найдет. Я смотрю на матрасные пружины, чтобы не видеть заблокированных колес и не слышать их скрипа в мыслях. Идею Элеоноры я поддержал только для того, чтобы побесить Джейка, но, честно говоря, из подобного дерьма я давно вырос. Скучно. Вот если бы я был на месте Элеоноры, или если бы мы играли в «сардины» [7]… Может, в следующий раз предложу. Я ерзаю, пытаясь улечься так, чтобы пол не вдавливался в кости, и нос чешется от поднявшейся пыли. Блин, надо было спрятаться за занавеской.

— Клара! Уилл! Сюда! Скорее!!!

Я валяюсь под кроватью уже минут десять, как вдруг слышу крик Элеоноры. Она где-то поблизости.

— Я кое-что нашла!

До меня доходит не сразу, но, вылезая из-под кровати, я с ужасом осознаю, что так взволновало Элеонору. Пролетаю по лестнице и бегу по длинному коридору. Мне не нужно прислушиваться к голосу — я и так знаю, куда бежать. Черт меня дернул согласиться на эту дурацкую игру! Почему я раньше не подумал?!

Едва дыша, я врываюсь в комнату. Элеонора сидит перед открытым шкафом. У нее на коленях коробка. Здесь уже Клара и Джейк, но больше пока никого. Где бы ни прятались остальные, они, судя по всему, не слышали, как звала Элеонора. Я украдкой смотрю на Клару. Мы оба в ужасе.

— Она была тут. Сидела в коробке, представляете? — Лицо Элеоноры сияет от восхищения. Она подается вперед и внимательно смотрит на заднюю стенку шкафа. — Прямо как платяной шкаф из Нарнии, — говорит она. — Настоящее волшебство!

— Не мели ерунду, — резко осекает ее Джейк. — Кто-то ее сюда принес. — Он присаживается рядом и забирает коробку. — Шуруй отсюда и закрой за собой дверь.

Глядя на него с Джорджи, я сглатываю приступ тошноты. Джейк мрачно смотрит на Элеонору:

— Иди, говорю, и поищи остальных. И больше не ори.

Элеонора открывает рот, но, видя, что мы с Кларой молчим, делает, как было велено.

Дверь с щелчком закрывается, и несколько секунд в комнате царит тишина. Джейк смотрит в коробку, а потом гладит птицу по голове. Ласково и осторожно, чему я от души удивляюсь. Впрочем, в воздухе так и трещит напряжение.

— От крыла разит, — говорит наконец Джейк и вытаскивает Джорджи из коробки.

Джейк прав, крыло воняет. Как ни старались мы с Кларой промывать рану, из нее сочится все больше гноя, а птице становится только хуже. Рана не заживает.

— Он мой, — быстро говорит Клара. — Не трогай его. Я нашла его в саду. Хотела вылечить.

Джейк поднимает голову:

— Когда ты его нашла?

По его лицу ничего понять нельзя. Джейк кладет птицу себе на колени и осторожно расправляет раненое крыло. С моего места видно грязные перья. Джорджи тихонько щебечет. Не будь мы в ловушке жуткой, острой тишины, я бы не услышал.

— Недавно. — Клара падает на колени рядом с Джейком, а я стою как истукан и не знаю, что сказать и что сделать. — Не обижай его.

Джейк смотрит на нее с каким-то неясным отвращением:

— Зачем мне его обижать?

Клара молча и неуверенно пожимает плечами.

Мы балансируем на тонком канате — это ясно. Мало того, я чувствую, что мы вот-вот сорвемся, но не понимаю почему.

— Он умирает, — говорит Джейк. — Эта вонь — от яда в его организме. Крыло гниет. Надо было оставить его там, где нашла. Все случилось бы быстрее.

— С чего ты вдруг экспертом стал? — ляпаю я, не успев подумать.

Джорджи наш. Наш с Кларой. Мы его вылечим и отпустим на свободу. На глаза Клары наворачиваются слезы. У меня горит лицо.

— У меня дядя в животных шарил. Любил поохотиться, — отвечает Джейк, даже не глядя на меня, как будто я ноль без палочки. — Значит, он твой, Клара? Ты его здесь спрятала?

Она пытается улыбнуться:

— Да. Хотелось иметь хоть что-то, что принадлежит только мне.

Джейк медленно кивает, словно обдумывает какую-то мысль. Никогда не видел его таким спокойным.

— Если это твой секрет, — тихо говорит он, — то откуда в коробке его толстовка?

Лихорадочно придумывая ответ, Клара открывает рот, а я смотрю на свою толстовку на дне «гнезда» Джорджи, покрытую птичьим пометом и перьями. Вот и все. Мы сорвались с каната и падаем на землю. Но хуже всего — лицо Джейка. Смущенное. Обиженное. По глазам видно, что он вспоминает, как крутился вокруг Клары, стараясь привлечь ее внимание. Как она смеялась над его дурацкими шутками и все это время делила тайну о Джорджи со мной. О ночах Джейк ничего не знает, но того, что ему сегодня открылось, достаточно. В его глазах стоит боль, на которую я не могу смотреть. Клара ему нравилась. По-настоящему нравилась.

— Понимаешь…

— Я все понимаю, — перебивает меня Джейк. Он до сих пор ласково гладит птицу по голове. Джорджи льнет к его руке, будто чувствует, сколько заботы в этом прикосновении. Мир встал с ног на голову. — Не дурак.

— Послушай, Джейк, ты мне нравишься, но… — Клара протягивает к нему руку, и мне хочется сказать ей, чтобы остановилась, иначе будет только хуже.

Джейка сжигает злость. По нашей милости он чувствует себя конченым идиотом, и этого не исправишь словами, в которых звучит одна лишь жалость. Хочется сквозь землю провалиться. Или убежать в пещеру. Быть где угодно, только бы не здесь.

— Ой, блин, заткнись, — устало говорит Джейк, и это пугает меня больше, чем если бы он орал. — А теперь валите оба и ждите за дверью. Смотреть на это вам точно не захочется.

— Что ты задумал, Джейк? — Глаза щиплет от слез. И голос у меня — как у скулящего ребенка, младше Уилла. Ничего не могу с собой поделать. — Не вымещай злость на Джорджи. Ударь меня или еще что-нибудь.

Джейк резко разворачивается и рычит:

— По-твоему, я стану вымещать злость на больной птице? Да кем, черт возьми, ты меня считаешь? И кем, мать твою, ты себя возомнил? Ты ни хрена обо мне не знаешь. — Он все еще с невероятной осторожностью держит Джорджи, но слова вылетают изо рта, как осколки стекла. — Я сделаю то, что должен был сделать ты. Избавлю его от страданий. А теперь пошли на хрен. Оба.