На границе кольца

– Чтоб ты знал – я за парня моего не обижаюсь, – сказал Дед. – Ему полезно побегать. Может, мозгов прибавится… За Варьку не прощу. Зря ты её втянул!

Чёрный человек лежал, не шевелясь, как бревно, окружённый застывшими брызгами серой грязи.

– Я так и понял, – прохрипел он. – С ней всё хорошо будет. Что с ней сделается? – и он миролюбиво улыбнулся, с трудом растягивая синие окоченевшие губы.

Дед нервно рассмеялся, глядя сверху вниз на пленника.

Кукуня едва успел затормозить, чтобы не споткнуться о чёрного человека. Он и не заметил, как гонка завершилась – и финишная черта почему‑то оказалась там же, где и старт! Интересно, кто из них двоих перенёс его назад? Бежал‑бежал, и вдруг – бац! Вернулся... Кукуня взглянул на полузамороженного похитителя и, отдышавшись, пожаловался Деду:

– А говорил, что сможет тебя убить! – в его голосе можно было уловить нотки разочарования.

– Он может, – отозвался Дед. – Легко! Но не в этом теле.

Чёрный человек улыбнулся ещё шире. Губы у него побелели, и на щеках искрился иней.

– А кто это? – поинтересовался Кукуня, незаметно для себя переходя на шёпот.

– Кто‑кто… – Дед присел на корточки перед пленником. – Конь в пальто! Ты зачем пожаловал, гадина?

– Хотел посмотреть, кто уложил Хайлеррана, – ответил Лоцман. – У вас такой чудесный мир! Я влюбился с первого взгляда! Обидно, если за ним будет присматривать кто‑нибудь недостойный. Ты ведь достоин, а? Ты ведь готов умереть за свой мир?

* * * 00:28 * * *

Путь до работы и от работы до дома – ежедневная жертва. Жизнь, растраченная под землёй. И нечем возместить.

Минута за минутой частички миллионов «Я» оседают на мраморе и граните. Верхнюю плёнку смывает каждую ночь – и рано утром машинисты ещё способны уловить недолговечную свежесть. Нижний пласт, напротив, становится крепче: заложенный рабочими, проложившими тоннель и построившими станции, он уплотняется взглядами проезжающих мимо.

Живая плоть метро, наросшая на костяке гранита и бетона.

Особо насыщенные зоны – там, где назначают свидания, где ждут часами, а потом, проходя мимо, с горечью и тоской смотрят на злосчастную колонну, горельеф или мозаику…

Всё это порождает такой объём энергии, что на ней одной можно было бы пускать поезда, если бы научились её собирать и сохранять! Те, кто научились, радуются богатому источнику – неизменно полной поилке и кормушке.

За десятилетия существования метрополитена порождённые им создания успели разделиться по вкусам. Кто‑то выбрал традиционные места встреч, кто‑то – эскалаторы, кто‑то – станции, где всегда толкучка.

Времееды кормятся выброшенным временем, Дрёмокуры – фантазиями и мечтами, Суматошники обхаживают приезжих и рассеянных, а Кровокусы… У последних особая специализация: самоубийцы. Не обязательно прыгнувшие – в основном те, кто годами раздумывает, но так и не решается, тешит себя мыслями об альтернативе, другом варианте, выходе… Тоже вполне себе питательный корм!

Чего стоит измученный жизнью взгляд, отчаянно цепляющийся за стыки плит, провода и облачную гладь потолка!.. И пусть из метро убрали надписи «Выхода нет», из головы такую мысль вытрясти трудно. Особенно когда припирает. Невозможно не думать о том, как удобен и неумолим тяжёлый состав, вылетающий из тоннеля.

Страшно? Зато всё кончится.

* * * 00:29 * * *

Для Крыбыса всё только начиналось.

Он сумел уйти от Обходчика, и на этом везение закончилось. Крыбыс так и не нашёл ни одной подсказки от предыдущих иммигрантов. Значит, надо выкручиваться самому.

Транспортная система, облегчившая Крыбысу материализацию и первичный сбор данных, была расположена под большим городом, который являлся частью какого‑то крупного образования, что обеспечивало постоянный приток свежих людей.

К счастью, здесь не было ни всеобъемлющего контроля, ни технологий, позволяющих вычислять посторонних. Даже тех, кто выделялся грязной дурно пахнущей одеждой, почти не беспокоили.

В одном вагоне Крыбыс натолкнулся на спящее существо, чей вид наполнил его оптимизмом. Морщинистое лицо землистого цвета, несколько слоёв тряпья, рядом пара мешков, набитых смердящими объедками… Если в цивилизованном обществе наравне с обеспеченными и развитыми гражданами обитают такие дикари, здесь может выжить любой чужак!

Оглядевшись, Крыбыс быстро нашёл подтверждение своим рассуждениям: другие пассажиры морщились, отодвигались подальше от спящего, переходили в соседние вагоны, но ничего не предпринимали. И не звали представителей властей, чья форма и характерное палкообразное оружие можно было заметить практически на каждой станции. А ведь бродяга вместе со своей вонью занимал непозволительно много места!

Ободрённый увиденным, в первый же вечер Крыбыс изменил строение своего организма. Воду и полезные вещества он начал получать от бездомных: поглощал их, предварительно разложив тела на мельчайшие частицы. Метод, который он использовал для материализации, вновь пригодился.

Это не сложно: проследить за выбранной жертвой, дождаться, пока уснёт, преобразовать и вобрать в себя. А потом использовать освободившуюся «постель» для ночёвки. Утром Крыбыс возвращался в метро и вновь принимался за поиски «своих».

Спускаясь под землю, он старательно гнал от себя мысль, что выше не подняться. Придётся выслеживать бродяг и прятаться от охотников, пока хватит сил… А на сколько их хватит? Надо избавляться от неприятных запахов и менять черты лица – цвет глаз, форму носа, расположение морщин. Всё‑таки охотники рядом, и без маскировки нельзя… Но с каждым разом плата за метаморфозы отнимала всё больше сил. Искусственная оболочка, при всей её податливости, была недолговечной, требовала регулярного ремонта и значительных усилий на поддержание целостности. Последствия: постоянный риск выдать себя.

Нужно было подобрать другое тело. Уничтожить прежнего владельца и занять пустой «сосуд».

Крыбыс знал методику, но наполовину, иначе бы не возился с материализацией. Увы, но ему было далеко до мастеров! Нужен человек, чья воля подавлена. Самоубийца – идеальная кандидатура.

Из выловленных обрывков разговоров и мыслей Крыбыс понял, что в метро бывают подобные происшествия: время от времени кто‑нибудь бросается под поезд. Но неизвестно, когда и где чаще всего.

Остаётся искать, ждать и надеяться. Слушать настроения. Просеивать желания. Следить за теми, кто постоянно думает об этом.

Знакомого Лоцмана, чтобы подстроить случайную встречу, у Крыбыса не было. Хотя, если бы у него был знакомый Лоцман, он бы предпочёл что‑нибудь получше, чем тело бедолаги, которому ничего не надо от жизни!

Однако с самоубийцами катастрофически не везло. Все они были какие‑то нерешительные и чересчур пугливые. Один раз Крыбыс едва удержался, чтобы не подтолкнуть идиота, который несколько часов выбирал станцию, а потом взял – и передумал!

Толкать нельзя – получится преступление, за которое могут покарать, да и жертва будет сражаться до последнего. Надо, чтобы не просто хотел умереть, а чтобы умер внутри. Но как правило, что‑то трепыхается, удерживает от последнего шага.

Сидя на лавочке после очередной неудачи, Крыбыс разглядывал полированный гранит путевой стены и мысленно проклинал всех – Обходчика, который так старательно охраняет свою Границу, Лоцмана, который заманил многообещающим якорем в столь безнадёжный мир, и самого себя, понадеявшегося на местную общину и вынужденного теперь питаться отбросами…

Короткий смешок, похожий на фырканье, отвлёк чужака от грустных размышлений. Рядом на лавку присел пожилой мужчина, солидный и благообразный. Породистый профиль, причёска волосок к волоску, старомодный костюм‑тройка и элегантное пальто – таких в метро не много! В руках у незнакомца был чёрный зонтик, на голове – шляпа. Крыбыс ощутил свежий аромат дорогого одеколона, к которому примешивался терпкий запах крема для обуви, и сразу же вспомнил, как смердел вчерашний бродяга.

– Хорошо, что ты не попался, – сказал старик и развернул газету. – Хотел бы я знать – из‑за везения, или ты действительно такой способный, что продержался здесь целых шесть дней?