Миры Источника. Трилогия

Отец, мама… Каково им сейчас?

Весь этот год я старался не думать о них, чтобы не бередить душу. А если и думал, то старался убедить себя в том, что они ещё не потеряли надежду и продолжают искать меня. Конечно, не стоит относиться серьёзно к словам Александра о скорой траурной церемонии — этим он хотел лишь подразнить меня. В Домах не принято столь поспешно хоронить людей, тела которых не найдены. Тем не менее, мой случай был слишком уж очевидным. Проклятый Александр ловко всё провернул…

Меня с новой силой захлестнула волна ярости. Я молниеносно выбросил вперёд руку, целясь Александру в горло… но это был лишь обманный манёвр, призванный отвлечь внимание противника. Однако Александр не терял бдительности. Небрежно, даже чуть лениво, он парировал оба моих удара — и ложный, и настоящий, направленный в солнечное сплетение; мастерским приёмом сбил меня с ног, а затем, для пущей убедительности, несильно, но весьма чувствительно пнул носком ботинка мне в пах.

— В одной из книг я вычитал…

— Так ты ещё книги читаешь? — корчась от боли, я всё-таки не преминул съязвить. — Никогда бы не подумал.

— Так вот, — невозмутимо продолжал Александр, начисто проигнорировав мой выпад. — Там было одно замечательное высказывание: «Непокорная дворняга, которая осмеливается показать клыки хозяину, расплачивается за обучение хорошим манерам своей исполосованной шкурой». Умная мысль, не так ли? Ты тоже заплатишь за свои выходки. Но не своей, а чужой шкурой. Для тебя это будет ещё хуже. К своему несчастью, ты сентиментальный идиот.

Почему-то я сразу вспомнил, из какой книги Александр почерпнул эту сомнительную «мудрость», хотя читал её лет десять, а то и двенадцать назад. Также я вспомнил, что эти слова принадлежали самому гнусному из отрицательных персонажей — отпетому негодяю и убийце… Впрочем, по сравнению с Александром, он был чуть ли не ягнёнком, и его проделки выглядели невинными детскими шалостями.

А угроза насчёт чужой шкуры звучала очень зловеще. Мучительно гадая, чего мне ждать дальше, я даже забыл о боли в паху.

Между тем Александр жестом подозвал к себе своих подчинённых, которые по-прежнему стояли перед домом и безучастно наблюдали за нашей разборкой. Эти двое с опаской поднялись на крыльцо, бочком протиснулись между обугленным трупом своего товарища и треснувшим косяком парадной двери, вошли в холл и, остановившись в двух шагах от Александра, молча уставились на него, ожидая дальнейших распоряжений.

Он что-то отрывисто приказал им на незнакомом мне языке и отступил в сторону. Парни (оба были молоды, лет по двадцать пять, и крепко сложены) повернулись ко мне. Их взгляды не предвещали ничего хорошего. Я мог понять их чувства — ведь только что по моей вине погиб их товарищ, чьё обезображенное до неузнаваемости тело сейчас лежало на крыльце дома. Но неужели они не понимают, что Александр не меньше моего (и даже больше) виновен в случившемся? Теперь я почти не сомневался, что он побывал здесь раньше — может быть, вчера, а может, неделю назад, — и, обнаружив мою ловушку, не стал утруждать себя её обезвреживанием или защитой от электрического разряда (хотя даже для самого тупого из колдунов это плёвое дело). Он поступил иначе: вернулся в своё логово и привёл с собой троих «телохранителей», ничего не подозревающих простых смертных, одного из которых без колебаний отправил на верную смерть. Он не просто сумасшедший — он законченный психопат, опасный маньяк и садист, ни в грош не ставящий человеческую жизнь и, мало того, получающий удовольствие при виде чужих страданий…

Помощники Александра без лишних церемоний подняли меня с пола и поставили на ноги. Тот, что был повыше, заломил мне руки за спину — причём гораздо сильнее, чем этого требовала предосторожность. Суставы мои затрещали, я судорожно стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. Второй из парней, более коренастый, встал прямо передо мной, буравя меня ненавидящим взглядом. Его кулаки сжимались и разжимались.

Александр пролаял несколько слов. Коренастый крепыш с явным сожалением опустил уже занесённую для удара руку, достал из кармана футляр, раскрыл его и вынул оттуда пневмошприц. Затем грубо схватил меня за волосы, наклонил мою голову к правому плечу и сделал инъекцию в шею.

Вопреки ожиданиям, никаких особо неприятных ощущений я не испытал, только почувствовал лёгкий зуд, словно от комариного укуса. Очевидно, в предыдущий раз Александр намеренно впрыснул мне концентрированный раствор, чтобы таким садистским способом привести меня в сознание.

— Но это ещё не всё, Эрик-гадёныш, — зловеще произнёс Александр. — Сейчас тебе предстоит первый урок хороших манер.

Дальнейшее происходило, как во сне. В жутком, кошмарном сне…

Когда, повинуясь приказу Александра, его подручные отпустили меня и отошли к двери, он достал лучевой пистолет (точную копию того, который Ладислав похитил из сейфа директора Чернобыльского центра), и всадил им обоим по заряду в грудь. Даже не вскрикнув, они рухнули на пол. Лицо более высокого выражало полное недоумение и непонимание. Коренастый крепыш, в которого был послан второй заряд, успел перед смертью испугаться.

Я буквально оцепенел от ужаса. А Александр неторопливо подступил к телам своих бывших слуг и с хладнокровием палача (или профессионального убийцы) сделал им по контрольному выстрелу в голову. Затем повернулся ко мне и сказал:

— Правило номер один: свидетелей нужно убирать. Они видели тебя живым, и сколь бы ни была ничтожной вероятность того, что они могли бы попасть в руки наших родственничков, рисковать я не собираюсь.

— Но ты же сам их привёл! — через силу вымолвил я. — И убил…

— Одного убил ты, — парировал Александр. — И вообще, все трое на твоём счету. Ты вынудил меня прибегнуть к их помощи, так что пеняй только на себя.

У меня подкашивались ноги. Я с трудом доплёлся до ближайшего кресла и рухнул в него.

— Лицемер проклятый! Ты не нуждаешься ни в чьей помощи. Тем более, против меня в моём теперешнем состоянии.

Александр погрозил мне пальцем:

— Ну-ну, брось это! И не надейся, что я расслаблюсь. Пусть ты лишён доступа к силам, но клыки у тебя ещё не вырваны. Ты по-прежнему опасен, хоть и глуп. По правде сказать, возня с тобой не доставляет мне особого удовольствия. Вот если бы на твоём месте был кто-нибудь из детей Артура… — И он с мечтательным видом умолк.

Он безумен, в который уже раз подумал я. Он даже не представляет, насколько он безумен. Маньяк, свихнувшийся на почве эдиповых комплексов и давно уже позабывший о действительных причинах своего сумасшествия. Ненависть к брату стала для него смыслом жизни, а месть — главной целью. Я не представлял для Александра значительной ценности, так как был всего лишь сыном Брендона, которого он ненавидел только в той мере, в какой ненавидел весь Дом Света. При других обстоятельствах он бы не стал рисковать из-за меня своим прикрытием, но получилось так, что по чистой случайности (невероятной, непостижимой случайности!) я оказался посвящённым в одну из его тайн, имя которой — Софи…

— Впрочем, — после паузы продолжил Александр. — За это время у меня появилась неплохая идея. Как я узнал, твоя кузина Дейдра просто без ума от тебя и очень болезненно восприняла… гм, слухи о твоей смерти. Так что, когда ты состаришься и действительно умрёшь, я отправлю посылку с твоим сморщенным телом не братцу Брендону, а Дейдре. Вот уж она порадуется!

Я в отчаянии застонал. О Митра, за что мне такое наказание?!

Александр с довольной ухмылкой следил за моей реакцией. Вдоволь насладившись, он равнодушно взглянул на трупы своих подчинённых и добавил:

— Отныне каждый год твоей жизни будет стоить жизней трёх человек. Можешь устраивать им какие угодно пакости, а я не намерен играть с тобой в кошки-мышки.

«Я больше не буду!» — чуть было не выкрикнул я и лишь в последний момент сдержался. Нет, я не стану унижаться, просить, умолять. Лучше уж я…

— Конечно, ты можешь в любой момент прекратить эти мучения, — вёл дальше Александр, будто прочитав мои мысли. — Но почему-то я сомневаюсь, что у тебя хватит мужества покончить с собой. Жертвуя чужими жизнями, ты будешь жить и надеяться, что я умру раньше тебя. Ну что ж, живи и надейся.