Полнолуние: закон стаи

Мелодично зазвонил колокольчик, и уже через минуту подошла женщина лет пятидесяти:

— Добрый день, сударь. Что вам угодно? — взгляд внимательный, цепкий. После такого обычно люди доставали из кармана магические камни. Но женщина лишь спрятала усмешку, будто без всякого камня узнала, кто он, но это нисколько не смутило. Ну что ж — догадки так и останутся догадками. Вряд ли она сможет их проверить.

— Здесь всегда так пусто? — поинтересовался Ялмари после приветствия.

— Постоянные клиенты приходят к вечеру. Тогда у нас не протолкнешься.

— Ясно, — Ялмари помолчал. — Я, пожалуй, переночую здесь. Есть у вас свободная комната?

— Конечно, есть. Как не быть. Вот в день равноденствия у нас много гостей, а теперь до дня Добрых духов пусто будет. Вам сейчас комнату показать или после обеда?

— Я буду обедать позже. Пока положу в комнате кое-какие вещи и навещу одного знакомого.

— Хорошо, тогда следуйте за мной.

Ялмари поднялся на второй этаж вслед за хозяйкой. В доме все сделано добротно и чисто: дубовая лестница, широкий коридор — видно, что хозяин любил размах. Проходя мимо одной из комнат, он замер, уловив знакомый запах. Из-за двери раздался мелодичный девичий смех. Хозяйка стояла на пороге соседней комнаты:

— Еще одни постояльцы. Они вам не помешают.

Лесник рассеянно кивнул и пошел дальше. Пока хозяйка отвернулась, еще раз потянул носом воздух. Тут же донесся знакомый голос:

— Устал?!

Сомнений быть не могло — в этой же таверне остановилась Ранели. Интересно, что этой девчонке неймется? Он-то считал, что после происшествия в деревне она поторопится домой.

До обеда Ялмари побывал и у старейшины, и в монастыре. Обе встречи не доставили ничего, кроме разочарования. Старейшина, преданный королеве всей душой, ничего толком не знал о происходящем, кроме того, что вероятно готовится заговор. "Но это ведь не мое дело", — заявил с виноватой улыбкой. Ялмари понял, что не найдет тут помощи. Более того, если до сих пор Сальман и не поддался на уговоры мага, то кто знает, как горожане поведут себя в ближайшем будущем, если страшные смерти не прекратятся.

Монастырь находился недалеко от южных стен города и напоминал крепость в крепости. С тем отличием, что каменную ограду монастыря тщательно выбелили известью. Возле высоких дубовых ворот, оббитых железом, висел шнурок. Ялмари подергал его и, хотя не услышал звона колокольчика, вскоре открылось крохотное окошко и оттуда дружелюбно осведомились, что ему угодно. Лесник предъявил знак:

— Мне хотелось бы поговорить с настоятелем, — сообщил он.

Окошко захлопнулось и на этот раз часы на городской ратуше отсчитали четверть часа, прежде чем маленькая дверь, умело вытесанная внутри большой, бесшумно отворилась и худой монах в черном балахоне, подпоясанный дешевой веревкой, улыбнулся в густую бороду:

— Проходите, сударь. Настоятель уделит вам четверть часа.

Ялмари неприятно поразило, что настоятель Тордой заранее определил время, необходимое для беседы. Внутри тоже белые стены с большими рамами, разделенными на маленькие застекленные квадраты. Кроме монаха, идущего впереди, никто не показывался. Тишину не нарушал ни один звук, отчего монастырь казался вымершим.

Монах толкнул одну из дверей и Ялмари, миновав крошечную прихожую, вошел в белую комнатку, освещенную солнечными лучами. Из мебели лишь громадный сундук, стоящий у правой стены (такой ночью наверняка служил постелью), да две табуретки. С одной из них поднялся седой Тордой.

— Добрый день, сударь, — проскрипел настоятель. — Присаживайтесь и расскажите, какая нужда привела Вас в эту скромную обитель.

— Добрый день, настоятель Тордой, — Ялмари по обычаю, склонился в поясном поклоне. — Тревожные события, происходящие в Энгарне, вынудили меня искать вашего совета.

Лесник подождал, когда Тордой сядет, и только после этого устроился напротив.

— Вам нужен совет относительно распоясавшихся оборотней, воскресших вампиров и нечистых духов, сеющих смерть и страх в людях? — без предисловий начал Тордой.

— Да, настоятель.

— Мы не сможем помочь, — отрезал старик.

Лесник опешил:

— Священники издавна защищали Энгарн… — начал он.

— Так мы не священники, — ехидно ухмыльнулся Тордой. — Идите к священникам и просите у них защиты. Почему не пошли к ним?

— Я был там, — заверил Ялмари.

— И убедились, что во всех храмах священники только тем и занимаются, что жрут и пьянствуют, да выколачивают деньги из народа. Не так ли?

— Вы слишком… — Ялмари чуть не сказал "грубы", но сдержался. А другое слово так и не пришло на ум, так что он замолчал.

— Я говорю как есть, — несмотря на резкие слова, голос Тордой не повышал. — И вы, сударь, знаете, что я прав, иначе Полад не вспомнил бы про нищих монахов. Но знаете, что я скажу? Ни Полад, ни "волки", ни все, кто прислуживает вам, не получат помощи. Ибо гнев Эль-Элиона пришел на Энгарн. И он не успокоится, пока не накажет виновных.

— В чем же мы провинились? — недоумевал лесник.

— О, вы знаете в чем. Но я скажу, раз ты спрашиваешь, — настоятель сам не заметил, как перешел на "ты". В виду того, что Ялмари годился ему во внуки, это не звучало оскорбительно. Слова обличали без пощады. — Вы виновны в том, что Энгарн развратился. Что люди ходят в храмы лишь затем, чтобы похвастаться нарядами. Что священниками становятся те, кто заплатит экзаменаторам, а не те, кто истинно верует. Что эти священники льстят людям и обещают им спасение за деньги. Они не обличают паству во грехе и не наставляют на путь истинный. Более того, если кто посмеет призвать народ к покаянию — изгоняется. Люди и служители храма развратничают и обирают друг друга. Они могут улыбаться тебе в лицо, но воткнут нож, как только ты повернешься к ним спиной. Ценность человека измеряется деньгами, и если кто беден, то каждый считает вправе унизить и оскорбить такового. Ты хочешь услышать еще о беззакониях Энгарна или достаточно?

— Хватит, — обронил Ялмари.

— Может, ты считаешь, что я преувеличиваю?

— Нисколько, — признал лесник.

— Надо же… — Тордой явно изумился, но быстро взял себя в руки. — Тогда я полагаю, мы можем закончить наш разговор. Ты можешь передать всем, почему Сальмановский монастырь не предоставит помощи энгарнцам.

— Спасибо, настоятель. Я сообщу, — Ялмари поднялся, немного потоптался на месте, потом все же решился. — Простите мою смелость… Но если вы думаете, что, запершись в монастыре и злорадствуя по поводу гибели мирян, вы совершаете подвиг добродетели, то вы глубоко заблуждаетесь.

Тордой подскочил:

— Действительно дерзость! — он прищурился. — Как смеешь ты говорить такое?

— Я читал Священные книги. Народ всегда одинаков — он желает жить в свое удовольствие и не любит, когда его тревожат проповедями. Древних священников, к которым благоволил Эль-Элион, очень часто не слушали так же, как не слушают вас. Но когда наступала беда, те находились рядом со страдающими, облегчали их боль и молились за погибающих. Мне жаль, что таких священников нет и в монастыре. Прощайте, настоятель.

Тордой заметно побледнел, и когда лесник вышел из кельи, он не попрощался. Но по сравнению со всем услышанным Ялмари посчитал это мелочью.

Когда лесник проходил по коридору в комнату, еще раз почувствовал запах Ранели. Девчонка все еще не выходила из комнаты и находилась там с мужчиной. Вспомнились слова настоятеля о том, что люди развратились. В священных книгах Эль-Элиона записано всего четыре заповеди и последняя из них гласила: "Храни себя в чистоте до брака, а после брака храни верность избраннику". Немного Ялмари знал людей, поступающих так. Иногда казалось, что таких светлых и чистых как Илкер вообще не существует. Оборотни же ревностно почитали законы Эль-Элиона, считая эти заповеди законом стаи. Когда мальчикам исполнялось четырнадцать, их обучали ковке. К восемнадцати каждый из них кроме меча должен был выковать символ — круглый медальон, которые при надавливании легко раскалывался пополам, оставляя причудливый неровный край. Символ носили на шее до свадьбы — единственное украшение, которое позволяли себе оборотни. Во время помолвки, жених разламывал символ, получалось два медальона необычной формы. Один оставался у жениха, а второй получала невеста, для всех это служило знаком, что только вместе отныне они одно целое. Ялмари выковал такой медальон и бережно хранил его вместе с оберегающим талисманом. Наедине молодые люди в Умаре оставались только после свадьбы. Причем в отличие от людей, которые осуждали потерявшую невинность девушку и считали, что это совершенно естественно для мужчины, у оборотней правила были одинаковы для всех. Столь строгое соблюдение закона облегчалось тем, что оборотни, как и волки, однолюбы. То есть хвастаться праведностью не приходилось — всего лишь физиологическая особенность, помогающая поступать правильно. "Или все же у оборотня есть выбор? — задумался лесник. — Вот же Ранели нарушила закон стаи. Значит, и другие могут, но не делают. Или новые времена настали в Умаре?"