Ошибка Архагора

Несколько крутых ступеней узкого лаза вели вниз. Внизу уже стоял Таракан с зажжённым факелом. Первыми спустились жрецы. За ними должны были спускаться княгиня и кормилица с маленькой княжной, но Мира пропустила вперёд себя Меланью с девочкой на руках. Масар протянул руки за ребёнком, что бы помочь спуститься кормилице. Та глянула в чёрные глаза жреца и безропотно отдала ребёнка.

Свершилось!!! То, ради чего пройден длинный путь, проделана огромная работа, драгоценное дитя Солнца было в руках жреца. Даруг выхватил факел из рук Таракана и бросил его на ступени, под ноги кормилице. Затем схватил за руку самого мальчика и увлёк его в темноту подземного хода, следом за умчавшимся с бесценной ношей на руках Масаром.

Остолбеневшая посреди прохода Меланья молча уставилась на факел у её ног, а женщины наверху вообще пока ничего не заметили. Жрецы мчались по подземным коридорам к тайному выходу. Таракан еле поспевал за бешеной гонкой. Ошарашенный резкой сменой ситуации, ослеплённый кромешной тьмой, он несколько раз спотыкался, ударялся о камни, но вздёрнутый сильной рукой Даруга, продолжал сумасшедшее бегство во тьме.

Выбравшись из пролома в стене, они бросились к воротам. После непроглядной черноты подземелья ночь показалась сумерками. Ворота всё ещё были открыты, и стражи не было на месте. Шум боя уходил к царскому дворцу. Беглецы пересекли мост и спустились к воде, где под кустами спрятана была лодка. Таракан прыгнул на кормовую банку и ему осторожно передали ребёнка. Жрецы налегли на вёсла, и лодка заскользила по глади реки к выходу в море. Довольно быстро они обогнули Турьин остров и направились к Портовому. Вскоре нос лодки ткнулся в прибрежную гальку. Все быстро выбрались на берег и быстрым шагом направились в сторону причалов, где швартовались торговые корабли.

У одного из причалов покачивалась на волнах небольшая мелкосидящая ладья.

— Эй, кормщик! — крикнул Даруг, подойдя к борту ладьи. — Поднимай паруса, отдавай концы, мы отплываем!

Из шатра на ладье высунулось заспанное недовольное лицо молодого мужчины.

— Ну, какого лешего будите среди ночи? — пробурчал грубо кормщик.

— Ты не забыл ли нашего уговора: быть в постоянной готовности к отплытию, и без промедления отчалить, как только мы взойдём на палубу твоего корабля? — серьёзно спросил Даруг.

— Ничего я не забыл, господин купец. Уговор дороже денег, — уже не так сурово ответил кормщик. — Да и денег вы в задаток дали прилично. Я своё слово держу. Да только куда в такую темень отплывать. Тьма хоть глаз коли. Вона, даже луна спать улеглась.

— Ты готов к отплытию? — вместо ответа задал вопрос жрец.

— Мы завсегда готовы, — серьёзно ответил кормщик, и громко крикнул. — А ну, братцы, подъём! Вздеть парус, отдать швартовы! Зажечь лампы!

— А вот огня зажигать не надо, это лишняя трата. Я сам встану вперёдсмотрящим и выведу вас из порта, — быстро остановил последнюю команду Даруг.

— Чудные вы какие-то, господа иноземцы, — проворчал себе под нос кормщик, но громко возражать не стал.

Трое лодейщиков быстро справились со своим делом, и ладья отвалила от причала, медленно набирая ход, носом к морю. Никем не замеченные в кромешной тьме, они вышли за мол и двинулись по фарватеру. На маяках всё так же горели сигнальные огни. Со стороны Царского острова неясно доносился какой-то странный шум. Кормщик прислушался, но ничего не поняв, нахмурился и тихо ругнулся про себя. Что-то не нравилось ему в этих странных пассажирах.

— Вроде бы уважаемые в городе иноземные купцы, — думал он. — Не скупясь дали задаток. Заранее доставили на борт свои пожитки. Но вот только не сказали, куда доставить их. Мол, маршрут укажут по выходу в море. И опять, похоже, младенец. Вот ведь везёт мне на эти дела! А, впрочем, мне-то что? Не разбойники и ладно.

А в это время на Царском острове творилось что-то странное.

Когда жрецы украли Светозару, мать её, осознав случившееся, сначала бросилась в погоню. Оттолкнула кормилицу, схватила факел и кинулась в лабиринт коридоров, в надежде догнать похитителей и даже ценой собственной жизни вернуть дитя. Она готова была драться за дочку с кем угодно, страха не было. Но быстро осознала, что погоня бесполезна — она не знает куда бежать, а заблудиться можно запросто. Она вообще не знала ничего про эти подземелья. Видно давно уже все про них забыли. Пока не поздно нужно вернуться и поднять тревогу. Княгиня бросилась назад. Выскочив из подземелья, побежала наверх туда, где мужчины держали оборону. Все женщины последовали за ней, кроме кормилицы. Меланья, словно в забытьи, подобрала брошенный княгиней факел и побрела в темноту подземных коридоров. Больше её никто и никогда не видел.

Когда Мира отыскала царя, шла жаркая схватка с наседавшими налётчиками. Дело в том, что пираты поняли своё незавидное положение. Дружина князя Антиоха уже стягивала кольцо вокруг дворца, беспощадно рубя разбойников. Пиратам ничего не оставалось, как пойти на решительный штурм, дабы взяв дворец, укрепиться в нём, и не дать дружинникам возможности ударить себе в спину. Со всего кремля к осаждавшим прибывало подкрепление. Отступление к кораблям стало невозможным, и они с рёвом бросились в решительную атаку. Лавина озверевших от страха и отчаяния людей рвалась в окна и двери. Откуда-то появились лестницы, и наступающие стали взбираться на верхние этажи. Всё смешалось в ужасном шуме боя. Лязг металла, треск ломаемых дверей, звон разбитых окон сливался с воинственными криками бойцов, предсмертными криками умирающих и стонами истекающих кровью раненных. Кровь текла рекой. Поэтому призывы княгини Миры о помощи остались без ответа. Царь Всеволод хоть и понял, что произошло, успел только приказать: "Защищайте царицу!"

Он хотел сказать ещё что-то, но на вздохе грудь его, пробив лёгкую кольчугу, пронзил тяжёлый арбалетный болт. Выстрел был такой мощности, что лишь оперение стрелы осталось торчать из груди. Но не успел Всеволод упасть, как ему в правый глаз влетел ещё один болт из другого арбалета. Черепная коробка, под парадным шлемом с золотой короной, лопнула как спелый арбуз. И этот удар был необычайно силён. Даже камни, украшавшие корону, брызнули сверкающими каплями в разные стороны. Он умер мгновенно, возможно, не успев осознать своей кончины. Его мощное тело рухнуло навзничь, рука всё ещё сжимала рукоять меча, а из-под покорёженного шлема на пол растеклась отвратительная кровавая каша.

Несколько женщин зашлись истерическим воплем, видя столь ужасное зрелище. Но стоявший рядом с царём средний его сын Серион не потерял самообладания. Хоть и был юн царевич, но уже отличался хладнокровием бывалого воина и завидным бесстрашием. Он вырвал из ладони царя окровавленный меч и, подняв его над головой, крикнул что было мочи, перекрывая шум боя: "Царь ранен, женщины унесите царя! Спасайте царицу! Защищайте дворец!" Сам же бросился к окну, заняв место погибшего отца.

Понятно, что об украденной девочке сейчас некому думать, кроме её матери. Мира забилась в истерике, хотела было броситься назад в подвал, но её удержали и потащили в покои царицы. Она упиралась, кричала, но тщетно. Тело царя ухватили за руки несколько придворных дам, не потерявших самообладания, и волоком потащили подальше от места боя. Кровавое месиво дорожкой пачкало ценный паркет. Спрятать тело погибшего правителя, чтобы оно не навевало уныния на защитников, и не дай бог, не досталось на поругание разбойникам.

Младший царевич Гурий находился на втором этаже и тоже сражался, отбивая атаки пиратов, взбиравшихся по лестницам. Когда он узнал о ранении отца, не совладал с собой и кинулся на нижний этаж. Но непостижимым образом вражеская стрела настигла его, когда он был уже на лестнице, пробив шею насквозь. Юноша кубарем скатился по ковровой дорожке, заливая её алой кровью из порванной сонной артерии. Его смерть осталась незамеченной в пылу сражения. Он так и скончался на промежуточной площадке лестницы.

Битва была в самом разгаре, когда царица, узнав о смерти супруга, бросилась к нему. Остановить её не удалось никому. Последовать за ней не посмела ни одна из женщин, так как пираты предприняли попытку проникнуть во дворец как раз со стороны рва. Журава приказала всем женщинам защищать дворец, а не её. Больше живой её никто не видел. Потом её обнаружили на теле царя с раскроенным черепом. Она обнимала большое тело мужа, и их кровь смешалась в огромной луже на каменном полу малой трапезной, а знаменитые серебряные волосы запеклись бурой коркой на её голове.