Исполнение желаний

Лёнька был в досаде: заболевание Селембрис налицо. Приятели рехнулись. Впрочем, скоро будут выходные — понаедут предки, навезут еды. Может, товарищи увлекутся и забудут. С голодухи то ли ещё примерещится! От манной каши по утрам вспоминаются солёные окорока, а от чая — то вино в кувшинах. Вот бы дуралеям угоститься, как было с Лёном, болотными жуками! Или лучше жрать червей в садке! Нашли, о чём мечтать!

— Великий княже, — тихо сказал Лён, когда никто не слышал, — с Селембрис можно не вернуться. И вовсе не факт, что вы там будете Добрыней Никитичем. Можете и лягушкой-путешественницей сделаться.

Ему не верили.

Перстень Гранитэли он не надевал — тот висел на прочной нити на шее. Сначала надо домой вернуться, а потом выяснить, что это за штука. Никому сдать его на хранение Лён не мог: Вавила не сумел взять его даже в лапы, не то что унести с собою на Селембрис. Перстень признавал хозяином только Лёна, и всё это очень беспокоило. Многое следовало обдумать, о многом посовещаться. Требовалась помощь и совет. И он каждую ночь с нетерпением ждал, что Брунгильда снова вызовет его в маленькую лесную избушку. К тому же настораживало нетерпение в глазах Костяна и Федюни — эти маньяки верили, что могут извести змеиное гнездо!

— Костян, чем гриндера свои испачкал? — с насмешкой спросил Миняшин.

— Змей Горыныч облевал. — буркнул Чугунков.

Ему надоело следить по ночам за Лёнькой. Тот тоже корчил из себя воспитателя: то нельзя, это нельзя!

Костян хмуро потащился на поляну, где три дня назад горел костёр и откуда они попали в лето. К бандюгам на тусовку. Он вспоминал княжеское житьё. С каким уважением на него смотрели!

У заснеженного кострища торчал поповский сын Федюн и тоже тосковал. Они сбежали с тихого часа и теперь, пока все спят (или играют в карты), пошли бродить за оградой.

Оба, не сговариваясь, огляделись. Это та самая поляна, они её узнали. Только это было летом. И костёр на том же самом месте. Всё точно так же.

"А если зажмурить глаза?" — подумал Костя. Он так и сделал и начал вспоминать первые ощущения в Селембрис. Сначала было жарко — он весь упарился в своей куртке. Вспоминал, как ловко ездил на коне Косицын, и завидовал ему. Потом стало невыносимо жарко, по лицу тёк пот, а на ногах тяжело валялся Барсик. Сейчас он знает, что это был Федюн.

Каркнула ворона, и с ветвей в лицо Костяну полетел пушистый снег. Он вздохнул. Воспоминания не удавались.

— Чугун, смотри. — напряжённым голосом проговорил Бубенцовский.

За это следовало дать по шапке. Костян открыл глаза. И замер.

Они были на поляне не одни — два сказочных коня с непередаваемой грацией переступали по снегу великолепными ногами. Чёрные, как ночь. Прекрасные, как сон.

У Костяна обвалилось сердце, когда конь повернул к нему и глянул огненно-чёрным глазом. Не помня себя, он шёл к невероятному созданию. Конь не убегал. Костян хотел коснуться атласной шкуры. Раздалось громкое хлопанье крыльев, и на седло резко опустился ворон.

— Что, княже, — насмешливо спросил он, — хочется лошадку?

Костян чуть не подавился. Совершенно обалдевший, он смотрел на птицу и видел в её глазах непривычный разум.

— Ты кто? — наконец, спросил Чугунков.

— Я Вещий Ворон. — серьёзно произнесла птица.

Чугунков подумал, что он спит, и нерешительно протянул руку, чтобы дотронуться до скакуна. Конь посторонился, и рука осталась в воздухе.

— Откуда это? — прошептал он.

— Я не могу лгать. — сказала птица. — Это сидмурийский конь.

Костян не знал, что это значит.

— Хочешь опять попасть в Селембрис? — спросил ворон.

Лён почувствовал неладное. Оторвался от подушки и взглянул на соседние кровати. Он не высыпался ночью, поэтому дневной сон был для него спасением. Товарищи отсутствовали. Конечно, ничего особенного в этом не было: Чугунков и раньше презирал почивать днём. Но, тревога не оставляла.

Тут в окно стала биться птица. Глядя, как серая ворона колотит крыльями в стекло, Лёнька окончательно проснулся. Он встал и начал обуваться. Ворона утихла и только смотрела одним глазом. Он торопливо надевал новую куртку и шапку, не зная, куда собрался бежать и что желать. Вышел в коридор и, удивляясь сам себе, отправился на улицу.

Ворона поскакала по дорожке, потом взлетела. Лён пошёл в сторону поляны.

"Прогуляюсь." — решил он.

Едва выйдя из-за сосен, он подумал, что всё ещё спит. Наверно, как тогда — когда вышел босиком на снег. Тогда он тоже шёл через эту же поляну. Его позвала Фифендра. В тот раз за одной из ёлок, он увидел слабый огонёк. Может, и теперь его вызвала волшебница? И тут же понял, что ошибся.

На другой стороне поляны он увидел двух чёрных сидмурийских жеребцов, великолепных вороных — бешеных коней Лембистора.

У старого кострища замер и стоял столбом Федюн, а Костя шёл, протянув руки, к ближайшему коню.

Лён хотел крикнуть, но осёкся. На седло сел Вещий Ворон. Чугун застыл. Лён бросился к нему бежать.

— Костик, нет!!! — кричал он.

Товарищ не слышал. Он протянул руку и коснулся воронова крыла, и в тот же миг всё исчезло: и кони, и Вещий Ворон, и Костя Чугунков.

Лёнька с воплем ужаса подбежал. Секунду назад Костян был тут! На свежевыпавшем снегу не было иных следов, кроме чугуновских гриндеров. Подошёл, как сомнамбула, Федюн и уставился на пустое место.

— Куда он подевался? — очумело пробормотал бедняга.

— Федюня, — с тяжёлым сердцем обратился к нему Косицын, — я думаю, произошла беда. Выслушай меня и сделай всё так, как я прошу. Возвращайся в лагерь, и не оставайся один ни на минуту. Если случится что-то необычное, как сейчас, драпай изо всех сил и ни на что не соглашайся. Тебя обманут, как и Костяна. Чем ты умнее будешь, тем мне будет легче. А я сейчас уйду и без Чугункова не вернусь.

С этими словами он достал с шеи перстень Гранитэли. Федюн не успел ничего сказать, как Лён исчез.

— Бубенцовский, — с неприязнью сказала Катя, — где твои дружки — Косицын и Чугунков?

— Я им не нянька. — мрачно ответил Бубен. — Гуляют где-нибудь.

И удалился, стараясь не показывать свой страх: происходило нечто странное и Фёдор уже сомневался в своём рассудке. Такого быть не может, просто не должно. Может, сон не кончился? Может, ему только привиделось, что они вышли из Селембрис? А на самом деле обкурился какой-то дряни и теперь валяется на койке и храпит? И откуда она взялась, эта идиотская волшебная страна?

— Эй, Бубно! — весело позвал Миняшин. — Чего, твои дружки без тебя гуляют? А ты теперь в шестёрках? Говорил я тебе, не вяжись со скином.

Тоже сон?

Он сразу очутился в лете. Моментально стало жарко, и Лён расстегнул куртку. Одежда не преобразовалась и это было очень скверно. Теперь придётся думать о её сохранности.

Да, это всё та же поляна, но ни коней, ни Костика не было в помине. И кострище старое. Лён поспешно снял с пальца перстень Гранитэли. Достаточно того, что он был вынужден прибегнуть к нему, чтобы перенестись следом за Костяном. Похоже, что его втягивают в какую-то игру и вынуждают прибегать к услугам магической вещицы, а он не знает, что из этого последует. Приходится ли ждать хорошего?

Куда идти? Прошлый раз с этого места его унесла река, и он попал в преобразованную зону, в нелепо искажённую сказку. Теперь не хочется лезть в воду. И Лён решил идти вдоль берега пешком.

Вскоре он снял куртку и понёс её под мышкой. В зимней обуви было дико жарко, но приходилось всё терпеть. Кто-то должен был его встретить, не зря же его заманивали в этот мир. Путь был недолгим и вскоре показался знакомый мост, под которым недавно едва не утонул этот придурышный маркиз. Речка в этом месте становилась уже, а течение — быстрее. Вот и кусты, в которых барахтался злополучный Карабас. Лён встал у моста и огляделся. Ничего не изменилось. Всё тот же лес, всё те же деревеньки вдалеке. Так же виднеются над деревьями далёкие купола церквей. Та же одинокая дорога.