Марш Обреченных. Финал

— Все живы? Тьфу! — Рейван сплюнул вязкую слюну и стал подниматься.

Со стоном перевернулся на спину Борнас и во всю глотку загорланил:

— Затраханные сволочи!

Кто-то дико хихикнул? Случаем не шутник Конек?

Я подвелся не без помощи Рыжика.

— Впе-еред!! — завопил десятник. По спуску к нам спешили "серые" твари скользя по наледи — остаточному шедевру гоблинских шаманов.

Желудь резко подорвался на ноги и с воплем рухнул на камни, Рейван тут же подскочил к чародею, попытался взвалить на плечо, но магика не возможно было сдвинуть с места, уж слишком тяжелым оказался для истощенного и обессиленного наемника он, чародей непозволительно много истратил драгоценной силы и энергии.

— Конек! Рыж-жик! Алькир! Алькир! — взывал к помощи Рейван, одному ему Борнаса не поднять.

Конек и не пошевелил рукой, не сдвинулся с места, — плохо ему, видите ли, стало, наволочь!

Я вцепился Борнасу за другое плечо, а Желудь вдруг неожиданно разомкнул веки и пристально глянул на меня, из губ сорвался шип:

— Не дай им до тебя дотянуться! Не дай им из тебя превратить марионетку! Подопытную мышь! Оставь все в тайне. Стоит только им узнать о твоем даре и все! Ты обречен! Они пришлют сюда целые батальоны магиков. Своры специалистов. Истребят нечисть в корень. Сравняют горы со льдом. Камня на камне не оставят. Позволишь тайне вырваться из Гранитки — все, ты — обречен! Нет тебе покоя и спасения. Тебя найдут везде и повсюду. Они умеют это делать… — он задохнулся кашлем, по подбородку и щетине текла кровь. Наш умелец Желудь умирал. Ничего не вечно, тем более такая самоотдача, бившая из штрафника-чародея ключом. — Контроль Силы! Терновый куст! Там сидят звери. У них нет ничего людского. Исполнители желаний! Архимаговы прихвостни, помни, твоя жизнь в твоих же руках!

Меня трясло от потрясения. Кто как не он до конца осознал и понял, чем именно одарил меня господин Бремиан Баркл?! И зачем именно я взял в Королевство из Башни старые рукописи? Борнас до последнего вздоха понимал потаенные истины, а я?..

Но он уже задыхался и умирал, ничего так мне больше и, не открыв, оставив истины сокрытыми тайнами.

А бестии Свергилля уже сжимали нас в клещи!

— Убира-айте-есь про-о-очь! Про-о-о-очь!! — хрипло орет на нас взбесившийся Борнас, отпихивая и заставляя бежать.

И нам больше ничего не остается, как жалко и милосердно к себе повиноваться, повиноваться в последней его воле.

Его дикий, истошный хохот преследовал нас до самых озер. До самой Гранитной Балки. У меня в груди что-то надорвалось, кем бы ни был в прошлой жизни чародей Борнас, умер он воистину героем, выполняя государственный долг.

Его советы звенели в моих ушах. Неустанно звучали в мозгу. Я представлял, о чем сейчас думал десятник Рейван, не о бессмысленности случаем похода?

А вокруг Борнаса уже все горело и пылало. На мгновение север обернулся жарким пожарищем и над всем этим стоял несмолкаемый хохот Желудя, мы не отважились остановиться на одном из многочисленных холмов, запечатлеть его смерть, но долго слышали предсмертные визги тварей и вопли умирающих гоблинов. Очень долго…

Два дня мы пробирались до озер словно в тумане.

Наверное, так оно и было? Тот край накрыло полотном белесого марева. Рейван окончательно возложил благополучие отряда на плечи следопыта Рыжика, остался самый трудный и опасный участок пути и мы, Аллон нам помоги, лишились магического прикрытия, остались без прыткого Борнаса. Судьба все-таки сыграла с ним злую шутку, Желудь получил свободу, избавился от посмертного узилища и обрек покой. Я еще отказывался верить в гибель чародея, мне мерещилось, что на одной из дневных стоянок он нас нагонит и с шуткой в голосе возмущено отчитает Рыжика, либо чего доброго примется учить жизни Конька. Ведь великое дело расправиться с двумя-тремя десятками клыкастой нечисти, отбить ледяную магию шаманов и при этом при всем, остаться живым и невредимым. Для десятка архимагов возможно не велика работа, а вот для одного бесшабашного чародея? День за днем мы удалялись от Золотой Рудни. От места падения несгибаемого казалось Борнаса. От места погребения Сурка и Крученя. Надежды на чье-то воскрешение плод воспаленной горем фантазии.

На третий день мы увидели Охотничий и Серебряный — озера отражались свинцом в серых, низких тучах Свергилля, по берегам наматывали круги падальщики-варханы, это их облюбованное местечко стало родным домом. Мне вспомнилось время, когда мы пробирались этим маршрутом и как ночью я заметил тень "серой" твари, а наутро всем отрядом с ужасом рассматривали ее следы. Как давно это было? Каких-то три недели назад? Или больше?..

Облака накрывали Дальний Север, Рейван косился на небо, не надо и комментировать, собиралась снежная буря, нам под конец предстояло немалое испытание, выносливость холодом и морозом…

Рыжик остановил поредевший отряд в углублении между валунами, Алькиру показалось, что он вроде бы ночевал у этих камней, греясь у костра, и стоял на карауле? Конек едва волок ноги, постоянно отставал, после Золотой Рудни он конкретно сдал, стал припадать на левую ногу, я ничем ему не мог помочь, увы, мы остались без чародея и его исцеляющих умений. Рыжик с Рейваном разве что способны добить его, что б меньше мучился. Конек хорошенько это понимал и потому помалкивал, на стоянках сразу отключался и будить его в дорогу целая проблема. Рейван несколько раз уже на меня выразительно поглядывал: мол, что толку возиться, давай здесь оставим и поделом ему! Но совесть моя мне не позволяла так поступить с живым человеком, хоть и с головорезом, разбойником и убийцей. Я ему не судья, решать, кому жить, а кому…

— Тихо! — вдруг зашипел неожиданно Рыжик, и, замерев с кружкой в руках над маленьким костерком, прислушался.

Мы вжались в камни, пламя тихонько лизало скудные веточки и хрустело на влаге, испаряясь. Может, следопыту нашему всего того показалось?

Конек мирно беззаботно спал. Рейван изготовился закидать костерок камнями и снегом. А я, только собравшись перебрать книги и дневник, потерял к ним всяческий интерес.

Пауза тянулась несколько минут, глубокая ночь, дальше выдвигаться — равносильно самоубийству, достаточно оступиться, свалиться в расщелину и ты покойник.

Рыжик спокойно кивнул: пронесло, показалось. Рейван задумавшись, присел на корточки, ему рыжиковских обещаний явно не хватало. Да и у меня, честно говоря, на душе было гадко и боязно. Что-то нависло над нами? Опасное и коварное. Кралось и выжидало.

Рейван с полуоборота пристально посмотрел на следопыта, и мне вдвойне стало не по себе, они что-то затевали?

— Разведай округу! Подыщи что-нибудь понадежнее! — распорядился он.

Я лихорадочно соображал, чтоб это могло значить? Угроза была явной и нешуточной. Гоблины вышли на ночную охоту. Готовятся в любой момент вцепиться в наши глотки шакалы и оборотни.

— Собирайтесь Алькир, не сидите зря!

Я, вздрогнув, зашевелился, постойте, а как же быть с Коньком? Разбудим его в самый последний момент? Когда наступит время менять место стоянки?

Мерзкое чутье лишь усиливалось, уж больно тихо вокруг, мрачновато.

Через десяток минут вернулся Рыжик с бледно-перекошенной физией.

— Шакалов крутится стаи! Ждут, гады, не нападают! Шаманский подход дожидаются, тварюги, небось, в плен нас хотят взять?!

Меня перешибло леденящим морозом, во нечисть вытворяет? Пленников им, видите ли, захотелось? Руки мои машинально потянулись к эфесу бесполезной сабли, сжали до скрипа рукоять, сверху легла ладонь Рейвана, мы встретились с десятником взором.

— Уходим! Без шума и лишних движений!

Я скупо кивнул, дернулся в сторону Конька.

— Уходим, — спокойно повторил командир, лицо его каменное.

И только сейчас поистине дошел до меня смысл его замысла. Аллон всемилостивый, он хотел оставить безмятежно спящего Конька одного-одинехонького на растерзание недругу, в кругу, тлеющего костерка. На погибель свергилльскому отродью. Меня обдало жаром, я закипел изнутри. Нет! Не такой ценой! Это не открытый бой, — это наглая подлость!