Стеклянный город

////////////////////////////////////////18

Глаза у Эрны сияли, от нее пахло какими-то травами и цветами. Мы целовались подолгу на каждом углу, по любому поводу и без повода вовсе. В промежутках я успел собрать командиров, отдать распоряжения, побеседовать с пленными, выслушать жалобщиков и очередной раз поссориться с Лаэртом. В общем, день выдался суматошный.

Дионис стоял у Эрны за занавеской. Я любовался им, забывая, что это Циклус, а не просто красивая статуя. Он смотрел на гроздь винограда, но мне вдруг показалось, что он смотрит на меня.

— Неужели ты сможешь его оживить, Эрна?

— Нет, — сказала она, — не смогу.

Я такого ответа не ожидал, мне самому было уже интересно, как же это будет.

— В первый раз слышу, что ты чего-то не можешь!

— Но это особый Циклус. Его сделал Гвидо Тапиа, Главный Стекольный Мастер.

— И что?

— Чтобы оживить статую, нужна система зеркал. Отраженный луч надо направить в одну-единственную точку. Это или сердце, или правое ухо. Только не у этого Циклуса.

Я обернулся к Дионису. Мне вдруг стало невыносимо жаль, что его никто никогда не сможет оживить. Зеркала у Эрны уже стояли во всех четырех углах на специальных подставках, и я решил, что она уже пыталась это сделать.

— Никто не знает, куда Гвидо Тапиа запрятал эту точку, — добавила Эрна.

— Знала Анриетта Алонская, — сказал я, — может, у нее сохранились запили или рисунки? Давай поищем!

— Бриан, — снисходительно взглянула на меня Эрна, — всё давно перерыто. Ее записи выкрал Леонато Фурский.

— Черт бы его побрал! Пожалуй, мне уже пора его убить.

— Не спеши. Это ничего не даст. Фурский заблуждается так же, как заблуждалась Анриетта. Эту статую оживить нельзя.

— Даже так?

Я стоял разочарованный вдвойне. За что же тогда все мои мучения? Ради того, чтобы очередная стеклянная кукла украшала ее гостиную?!

— Она была наказана за свою дерзость, — строго сказала Эрна, — нельзя изменять своим богам. Анриетта — уроженка Озерии, она поклонялась Богине-Матери Оллит и силам природы. А Циклуса она добыла колдовством, за что и поплатилась.

— Ты так говоришь, как будто сама — не колдунья, — усмехнулся я.

— Конечно, нет, — услышал я, — ты просто не понимаешь разницы. Я лечу, я использую силу природы и тайные знания о ней, я чувствую, я порой читаю мысли… но я не вмешиваюсь в ход событий. Если б так, разве я позволила бы, чтобы тебя ранили? Я просто защитила бы тебя, и мне не пришлось бы тебя лечить!

Эрна стояла такая тоненькая, бестелесная и такая красивая! И говорила что-то мудрое, но я почему-то всей душой тянулся к Дионису.

— Прямое вмешательство наказуемо, — как будто проповедовала она, — оно нарушает равновесие в мире и гармонию. Этот город, Бриан, он весь построен на колдовстве. Мастера молятся не нашей Богине-Матери и не вашему Богу-Отцу, а Мороху, покровителю ремесел. Но он ведь не просто покровитель ремесел!

— А кто? — уставился я.

— Ну, ты же был монахом!

— Плохим, — сказал я.

— Разве не понимаешь?

Я понимал, что прекрасные изделия стекольных мастеров всех только радовали, я с этим вырос. Я действительно чего-то не понимал.

— Тогда зачем, — спросил я, — зачем же тебе самой нужен Циклус? Зачем ты искала его три года?

— Не догадываешься? — вздохнула она, — чтобы его уничтожить.

Такого ответа я уж точно не ожидал, и он меня просто ранил.

— Как?!..

— Так. Так надо, Бриан. Прошу тебя, верь мне.

— Но зачем?! Кому это нужно?! Твоей Оллит?!

Я не верил в эту Оллит и не очень-то понимал Бога, после того, через что пришлось пройти, я даже перестал уже молиться, но красоту я видел и чувствовал остро. И это было единственное, что еще нравилось мне в нашем жестоком мире.

— Он опасен, — сказала Эрна, не отвечая и обжигая черным взглядом, — он очень опасен, понимаешь? Даже независимо оттого, в чьи руки он попадет.

Я снова в растерянности обернулся, Дионис лежал как прежде, прекрасный и безмятежный. Мне не было дела до его способностей, мне просто жаль его было, прямо как родного.

— Но теперь-то он — просто статуя. Очень красивая статуя.

— Нет. Он всё равно влияет на события.

— Эрна! Объясни же мне наконец, кто ты? Откуда ты об этом знаешь?!

— Не спрашивай, — сказала она, — я не смогу ответить.

— Эрна…

— Ты ведь подарил мне его, разве не так?

— Так.

— Значит, я могу сделать с ним, что хочу.

— Можешь, — согласился я вынужденно.

— Спасибо, — глаза ее наконец вспыхнули благодарностью, и как же она была хороша в тот момент! — ты не представляешь, что ты для меня сделал!

— Я люблю тебя, — сказал я, — проси, что хочешь и делай, что хочешь. И мне даже не надо награды, я ее уже получил.

И я не врал и не шутил. Я боготворил ее… но спиной почему-то чувствовал взгляд Диониса.

— Тогда помоги мне.

— Я?!

— Да. Я настрою зеркала, а ты возьми вот это, маленькое, и посвети ему в сердце.

Она даже ткнула пальчиком в это место. Я содрогнулся. Мне показалось, что я должен убить ребенка! Или не ребенка, но такое же невинное, беспомощное существо. Уж кому-кому, а мне было известно, каково это!

— Эрна, может, не сейчас? Подумаем, осмотримся?

— Сейчас, — возразила она, — всё готово, и ты мне обещал.

И протянула мне маленькое зеркальце в золотой оправе с изящной ручкой. Я взял его словно меч, с тем же содроганием.

Эрна всё делала быстро, сноровисто и решительно. Она зажгла в камине и закрепила на подставке факел. Стало светло. Мое лицо вспыхнуло, как будто меня застали на месте преступления. Потом и тело мое бросило в жар, но особенно загорелась шея. Я чувствовал, что Эрну нужно остановить… но не мог.

Она сориентировала зеркала, чтобы отражали друг друга, я поймал зеркальцем луч света. Рука моя дрожала, и световой зайчик дрожал, очень трудно было попасть в нужное место. К тому же, горела шея. У меня очень сильно горела шея, особенно одно место на ней, как будто меня ужалила оса.

Не знаю, каким чудом я всё понял, я очень туго соображал тогда. Левой рукой я невольно схватился за шею и вспомнил, что я меченый! И отец мой был меченый, и дед! Мой дед, Гвидо Тапиа.

Эрна смотрела на меня строго и ужасно, как она это умела, я благоговел перед ней, я любил ее до безрассудства… но мною двигала уже другая сила и другой порыв. Я направил луч в точку на шее статуи.

/////////////////////////////////////////

////////////////////////19

— Как ты неловок, — только и успела сказать Эрна, — дай я сама…

А потом она уже вскрикнула и прикрыла рот руками, глаза стали безумные. Мне и самому показалось, что я брежу. Циклус зашевелился. Стекло, из которого он был сделан, перестало быть стеклом. Оно больше напоминало теперь вишневый мармелад.

Я притянул к себе Эрну, потому что она вся затряслась. Нет, я не жалел о том, что сделал, но не знал, во что это выльется, и хотел защитить ее. Мы наблюдали, обнявшись, и даже слов у нас от такого потрясения не было.

Дионис постепенно стал не вишневым, а розовым, потом посветлел еще, еще… и приобрел наконец цвет человеческого тела. Волосы его оказались черными, глаза — зелеными как виноградины. Уже понятно стало, что чудовища перед нами не будет. Напротив! Из красной стекляшки получился в конце концов обычный человек, только божественно красивый, совсем юный и совершенно голый. Он медленно огляделся, заметил нас и встал в полный рост.

— О! Где это я?

— Во дворце герцога Алонского, — сказала Эрна, по-прежнему дрожа.

— А это где?

— В Алонсе, — сказал я удивленно.

Похоже, эта статуя ожила, чтобы спрашивать, а не отвечать на вопросы.

— В Алонсе? А на какой же тогда планете?

Этот вопрос вообще поверг меня в задумчивость. Что-то мой дед перемудрил со своим Циклусом!