Тени стёртых душ (СИ)

— Прости.

Одно слово из уст высшего серафима.

И все треснуло, путаясь в новой паутине вопросов.

С этим «прости» внутри все обрушилось мощной лавиной, снося грани сознания и установленные принципы, мысли, надежду.

С этим «прости» Люси вновь ощутила жгучую боль в груди на месте шрама-метки.

С этим «прости» кто-то с размаху зарядил ей по коже сотней ножей.

— Прекратите, — сухо прошептала, но не услышала ни звука, потому что голос не подчинялся.

Схватив себя за плечи, она вновь повторила, ломая преграду из собственных иллюзий.

— Прошу вас, прекратите, — буквы вырывались из глотки резкими глотками воздуха, — прекратите, прекратите! — на вкус он был жестким, горячим и невероятно соленым.

— Слезы?.. — будто самому себе еле слышно сказал Джерар, до этого молча наблюдавший за всей этой сценой.

— Ты плачешь, Люси, — приподняв уголки губ в улыбке, подытожил Макаров и положил свою ладонь на ее подрагивающую от всхлипов голову.

Люси и вправду плакала. Захлебывалась воздухом, в мыслях крича от безысходности и сжимая пальцы до хруста. Она роняла слезы, опять ничего не понимая.

— Почему? — задыхаясь кинула она.

— Мы должны тебе о стольком рассказать, — горько усмехнулся старик и заставил ее подняться, потянув за ослабшую кисть.

— Расскажите, — умоляюще прошептала и с надеждой глянула сначала на него, затем на притихшего Джерара, — я более не могу блуждать во тьме, что скрежещет по моим ребрам.

Серафим чуть помедлил, сожалеюще следя за ней, но все же кивнул и отошел к господству, стараясь выглядеть спокойно. Но Люси заметила, что-то крепко сжимало его свободу.

— Вина, — вдруг произнес Макаров и сразу же пояснил, — то, что сжимает меня вот здесь, — указал на левую сторону груди.

— Люди зовут это сердцем, — тут же объяснил ему Джерар, чуть повернувшись.

— Сердце, — глубоко вздохнул тот и задумался, — когда-то и я дорожил им, — чуть сжал одеяние ладонью, — когда был человеком.

Этот разговор шелестел в ушах лишним шумом, назойливо кружил вокруг и осадком падал в легких. Люси уже не замечала чересчур яркого света, не обращала внимания на непривычно горячие лучи солнца и даже не думала о том, что здесь слишком душно. В мыслях даже проскочило, что это так приятно — просто стоять и слушать.

Слушать истину, которую искала уже несколько десятков лет.

— Разве серафимы не рождаются из солнечных затмений? — сомневаясь спросила. — Нам так рассказывали.

— Не все, — отрицательно махнул головой старик и продолжил: — Это просто легенда, в которую веруют, но из сотни серафимов, служащих сейчас Господу, так появились на свет лишь пятеро.

— Так мало, — выдохнула, улавливая на языке привкус горечи разочарования.

Ее опять обманули.

— Это одна из причин, почему я перед тобой извинился, — хмыкнул серафим и вдруг абсолютно серьезно и четко произнес: — Ложь.

Так значит, настоящее слово «ложь» такое тяжелое на вкус, хоть в нем и всего четыре буквы.

Такие ненавистные сознанию буквы.

Л.О.Ж.Ь.

Что клеймо, выжженное поверх запекшегося шрама. Символ ее смерти и возрождения, ритм ее благословленной души и топленое золото ее глаз — все было основано на лжи.

— Скажите, — зная, что серафим уже прочитал все ее мысли, произнесла она, — я права?

— Не совсем, — подумал тот и ответил, прищурив глаза.

Вроде бы, и легче от его слов стало, но что-то все еще выводило на коже острым кончиком лезвия вопросы. И тот, кто стоял перед ней, умело читал ее душу вместе с этими ноющими от боли словами.

— Честно говоря, среди миллиардов хранителей было немало сомневающихся в нашей системе: тысячи, как минимум, — начал он, грузно кашлянув.

— Но тех, кто зашел дальше сомнений, — метко глянул на нее, — начал пробивать в этой нерушимой стене отверстие, стирая собственную душу, — запнулся и прикрыл глаза, — каким-то образом минул установленные правила и нарушил негласную связь с подопечным…

Чуть кивнул головой и вновь посмотрел на хранительницу. От его взгляда внутри что-то настойчиво комкало пыль в легких.

— Этого добилась одна лишь ты, Люси.

Стальная хватка сердца, сминающая все эти вопросы в комок, резко выбросила его куда-то за пределы разума. Она лишь слышала дыхание и еле различала впереди стоящих. В глазах все расплывалось, приобретая четкость лишь на доли секунды. Все ощущения словно окунули в Атлантический океан и бросили их там тонуть, стирая всякие мысли кричать о помощи.

Потому что кричать-то было некому.

Люси как никогда почувствовала себя совсем единственной, раздирающей горло мольбами об истине.

И наконец-то докричавшейся.

Оставалось только гадать: была ли она ко всему этому готова?..

***

Шум и грохот, раздававшийся из комнаты, насторожили, заставляя Люси, все еще не пришедшую в себя после разговора с высшими, незамедлительно пройти вглубь квартиры в поисках Нацу. Тот оказался сидящим рядом с диваном и пусто смотрящим в экран выключенного телевизора. Он нервно сжимал свою голову, перебирая пальцами волосы, и чуть покачивался вперед-назад.

Рядом валялся разлетевшийся, видимо от удара, пульт, а с окна неравномерно свисала сдернутая наполовину занавеска. Хэппи испуганно прятался за креслом, наблюдая за хозяином из тени.

Нацу выглядел безумно настораживающе.

Даже не так…

Он выглядел просто безумно.

— Что случилось? — шокировано произнесла Люси и вдруг заметила в углу какую-то потрепанную книгу.

Подойдя чуть поближе, она поняла, что это фотоальбом — потрепанный, со смятыми страницами, но усеянный множеством разнообразных фотографий, которые пестрели своими цветами.

— Это твое прошлое, — сказала она и вдруг подскочила к Нацу, упав рядом на колени и приблизившись, внимательно заглядывала в его надтреснутые от испуга глаза, — но зачем ты, Нацу… Зачем открыл его? — прищурилась, ловя его частое дыхание.

Тот не мог сконцентрироваться на чем-то одном, хватаясь пальцами за бледную кожу, что покрылась слоем мурашек. Он тонул. Беспомощно тонул в потоке похороненных ощущений, которые когда-то уже причинили ему слишком много боли.

Он тонул, как Люси.

— Успокойся, — рвано прошептала она, теряясь в путах сомнений, — ради всего святого.

Прикусила губу и прищурилась, протягивая ладонь к его лбу, в надежде помочь заклинанием сна. Но вдруг замерла, заметив, как его губы дрогнули и сухо произнесли:

— Вернись, — воздуха явно не хватало, — вернись, Люси.

Вмиг его взгляд остановился на ее лице, что находилось совсем рядом, и на лице появилась еле заметная усмешка.

— Я здесь, — осторожно произнесла и облегченно выдохнула.

— Спасибо, — слабо прохрипел и, аккуратно схватив замершую ладонь, упал головой на ее плечо и прикрыл глаза.