Ушедший в бездну

На глаза женщины навернулись слёзы. Она опустилась на пол перед изумлённым стариком, прижала руки к груди, взглянула на него с отчаянной мольбой и исчезла.

Лендерт сидел, не двигаясь, тупо уставившись туда, где она только что находилась.

Осторожный стук в дверь потряс его, как внезапный удар. Голландец с усилием поднялся, добрёл до двери, отодвинул щеколду и впустил в каморку Дингера.

— Я с плохими новостями, — сказал тот. — Наш юный барон и вправду знается с дьяволом. Говорит, будто мать-покойница приходит к нему по ночам. Якобы она ангел, отверженный Богом.

Лендерт пытался уяснить смысл услышанного.

— Что же теперь будет?

— Что будет? Конрад — единственный наследник, да и мал он ещё. Благородный папаша постарается его выручить, а расплачиваться придётся тебе.

— За что?

— Да хотя бы за то, что не доглядел за господским отпрыском, не заметил ничего подозрительного, не доложил, а значит, был в сговоре с нечистым. Ты ему рассказывал всякие истории, учил его говорить по-голландски, тебе и отвечать.

— О Господи, — пробормотал Лендерт, потирая лоб.

— Бежать надо, — подвёл итог Дингер.

— Бежать? Куда? Нет, друг мой, я уже слишком стар, чтобы бродяжничать.

Дингер угрюмо глянул на приятеля.

— Старое сухое дерево горит лучше молодого…

— Да ни в чём я не виноват! — взвыл Лендерт. — Бог свидетель, я и прежнему хозяину служил не за страх, а за совесть, и нынешнему не в чем меня упрекнуть.

Дингер усмехнулся.

— Не в чем, так не в чем, но, если скандал не удастся замять, кого Герхард отдаст на растерзание церковникам — своего наследника или старого дворового пса? Дело твоё, конечно, оставайся, а я ухожу. По мне лучше бродяжничать, чем висеть на дыбе.

Не будь голландец пьян, Дингер, вероятно, сказал бы ему, что идея побега принадлежит наследнику Норденфельда. Он не особенно верил в то, что им удастся осуществить свой замысел. О Конраде ничего не было известно. Возможно, его заперли где-то в нежилой части замка.

Пообещав Лендерту прийти снова, как только что-либо прояснится, Дингер возвратился в комнату Микулаша.

Конрад очнулся в своей постели. Рядом сидел врач. В окно светило солнце. Тучи разошлись, не пролив на землю ни капли дождя. За окном, высоко в небе, летали ласточки.

Беседа с матерью сохранилась в памяти Конрада в мельчайших подробностях. Он отдал бы половину отмеренных ему земных лет за то, чтобы мать была жива.

Медленно, постепенно возвратились и другие воспоминания: холод туманного рассвета, полумрак часовни, страх, боль от врезавшихся в тело ремней.

Стыд и ярость охватили Конрада при мысли о невольных свидетелях его унижения. Капеллан, врач, Фриц, Дингер… Кто ещё знал о том, что сделал с ним отец?

Дверь открылась, тихо скрипнув, но этот звук показался Конраду громом небесным — вошёл Герхард.

В те несколько мгновений, пока барон подходил к кровати, сердце его сына едва не разорвалось от ужаса. Конрад закрыл глаза и съёжился, затаив дыхание. Он напоминал пойманного в ловушку зверька, к которому приближается охотник.

Бросив беспокойный взгляд на своего пациента, врач встал и поклонился владельцу замка.

Герхард предпочитал не размышлять о том, виновен ли Конрад в смерти Бертрана. Ужас, пережитый в часовне, сломил барона Норденфельда. Он был готов смириться с тем, что душа Конрада останется во власти дьявола, только бы мальчик выжил. С запоздалым раскаянием Герхард думал о покойной Августе. Она бы не потерпела такого обращения со своим ребёнком. За время вынужденного поста Конрад сильно изменился. Нежный румянец, доставшийся ему от матери, угас. Волосы казались уже не золотистыми, а пепельно-серыми.

Постояв у постели сына, барон ушёл.

Конраду хотелось немедленно поговорить с Дингером, но при Фрице и враче это было невозможно. Солдат заглянул к нему сам справиться о его здоровье и позволил себе неслыханную вольность — своей заскорузлой ладонью, привычной к древку пики и рукояти меча, грубовато потрепал мальчика по щеке.

— Ничего, ваша светлость, вы скоро забудете эти дни.

Фриц гневно набросился на Дингера:

— Как ты смеешь, мужлан?!

Солдат усмехнулся и, не удостоив его ответа, вышел.

Конрад с неприязнью глянул на старого слугу.

— Знаешь, Фриц, когда я стану хозяином замка, я прикажу заточить тебя в подземелье, и до конца своих дней тебе придётся разговаривать только с мышами и крысами.

Слуга побледнел.

— Как вам будет угодно, ваша светлость.

Конрад презрительно отвернулся, досадуя, что не может осуществить эту угрозу немедленно.

В полдень ему подали обед — более скромный, чем обычно, но уже не постный. Несмотря на недовольство врача, Конрад съел всё, до последней крошки.

После обеда, изнывая от скуки, он вышел на балкон и достал нож, спрятанный накануне в щели между балясинами, куда могла проникнуть лишь тонкая детская рука.

Тёплый ветерок шевелил на ближайшей башне флюгер, сделанный в виде дракона.

С грустью поглядывая на зелень парка, синеву неба и тёмную гладь пруда, Конрад чувствовал себя узником, лишённым всякой надежды обрести свободу. Наверное, в монастыре ему было бы так же тоскливо…

Он подумал о Микулаше и Лизи. С ними ему не приходилось скучать. Он помнил, как Бертран хвастался, что когда-то Фриц рассказывал ему на ночь страшные истории о ведьмах и чертях. Это было давно. С тех пор Фриц постарел и, очевидно, утратил дар рассказчика, зато стал отличным шпионом и доносчиком.

Иное дело врач. Чувство собственного достоинства не позволяло ему унизиться до роли бездушного тюремщика. Конраду нравились его живые чёрные глаза, мягкий голос, австрийский акцент и невиданный в Норденфельде французский парик с пышными локонами. Но врач ушёл, убедившись в том, что его пациент вне опасности, и Конрад остался наедине со старым толстым слугой.

Фриц не сидел без дела. Он расхаживал по спальне, придирчиво оглядывая её, поправлял драпировки на стенах, складки полога кровати, занавесы на окнах. С балкона Конраду было видно, как он взял со стола Библию, пролистал и положил на прежнее место.

Что-то лёгкое выскользнуло из-под скатерти и упало на пол. Фриц испуганно охнул: перед ним лежала соломенная кукла. Такие фигурки мастерил Дингер, но кто и с какой целью принёс одну из них в комнату наследника и спрятал под тяжёлыми складками скатерти? Возможно, кукла была заговорена. Фриц боялся к ней прикоснуться. Что делать: поднять шум, позвать на помощь? Но, узнав, что разоблачён, Дингер мог убить и мальчика, и его слугу.