Связующие нити (СИ)

Проверив окна, снова переобувшись из туфель в сапоги, накинув пальто и шарф, я бросила последний взгляд на своего Тристана и подумала: а если б тогда всё пошло не так…

Глава 2.Остановка

Была середина лета. Июль.

Небо выцвело от зноя, а в городе на улицах застаивалась пыль и смог. Дождей не было три недели, а температура была около тридцати.

Среди этой горячей поры, я и мои подруги, уставшие от духоты и мечтающие выбраться поближе к воде, решили поздним субботним утром, часов в одиннадцать, собраться на одной общей для всех остановке и на загородном маршруте добраться до прибрежной пустующей дачи. В тот год я ещё жила с родителями за городом возле холмов, и ехать от дома до места встречи было около часа. Я была одета по — летнему — в льняной сарафан, босоножки, и с собой я взяла только сумку через плечо, куда вполне вместилось необходимое — кошелёк, зубная щётка, майка вместо ночнушки и, конечно, купальник. За час пути на город налетели тучи, хлынул ливень стеной, и из маршрутного такси я выпрыгнула сразу под крышу остановки, спрятавшись в самый дальний угол убежища, чтобы брызги от машин не долетали до меня.

Подруги маячили на другой стороне, а, заметив, закричали что‑то и засмеялись. Как мне было жалко свои босоножки, когда я смотрела на потоки воды. Даже если я перебегу на ту сторону очень быстро, я успею вымокнуть насквозь. А ливень рвал небо по швам, не выдерживая собственного напора, и хлестал вместе с ветрами как морской шторм. Через пять минут девчонки призывно замахали мне руками, увидев, что на дальнем перекрестке замаячило синее пятнышко спецмаршрута. Упустить нельзя, — он ходил раз в два часа строго по расписанию.

Что было делать? У меня была мысль разуться и бежать босиком, спрятав обувь во всё ту же сумку, но сейчас на это не оставалось времени. Я выглядывала на дорогу, пропуская транспорт, готовая бежать при первой возможности, как вдруг какой‑то долговязый тип в сером костюме нажал на кнопочку автоматического зонта, распахнул передо мной чёрный купол и сказал:

— Держи, скорей!

Я схватилась за ручку, думая, что этот услужливый мужчина тоже торопится на автобус, и сейчас мы побежим под одним зонтом. Но в следующее мгновение он подхватил меня на руки и стал переходить дорогу. Я так опешила, что не смогла возмутиться, только с изумлением смотрела на незнакомца и едва удерживала зонт. Он на меня не смотрел совсем, он был сосредоточен на дороге, и прямо по глубоким лужам срезал путь от пешеходного перехода к уже остановившемуся на той стороне автобусу.

— Скорей!

Одна из подружек уже последней заскакивала в салон, когда мужчина поставил меня на подножку, выпрямился, и наконец‑то посмотрел мне в глаза. Я выставила вперёд руку, он перехватил из неё зонт, и двери тут же сомкнулись с резким дребезжащим рывком. Рядом захохотали девчонки:

— Обалдеть! Вот выкрутилась, — до нитки сухая.

Этот поступок со стороны постороннего человека нашёл среди моих подруг восхищение. Мы устроились на четырёх местах посередине, водитель уже объявлял следующую остановку, а меня вдруг резануло нечто невосполнимое. Улица заворачивала направо, автобус переждал короткий светофор, и я ощутила поворот своей судьбы. Этот взрыв мыслей, несущихся со скоростью света в моей голове, с диссонансными перестуками испуганного сердца наслал на меня оцепенение: «Сейчас я уеду. И он уедет или уйдёт. Каждую секунду сейчас мы отдаляемся друг от друга… что‑то не так. Не то что‑то. Очень глупо. Бежать назад? Даже если вернусь, даже если он ещё никуда не ушёл, что я скажу? Это будет неудобно. А если его там уже нет, то тем более».

Но каждый метр дороги до предела натягивал во мне предчувствие ошибки. И каждый шаг времени тоже. До этой точки и до этой минуты есть шанс что‑то исправить, а после уже не будет. Я и незнакомец разойдёмся во времени и пространстве, чтобы никогда и нигде больше не встретиться…

Я пыталась сама себя утихомирить, думая: «Да что я, в самом деле… с чего я взяла, что он для меня или я для него имеем хоть малейшее значение? Тоже мне, судьбоносная встреча… Забудь, и расслабься. Всё равно уже уехала».

Предавшись воспоминаниям, я снова, как и утром, шла через парк обратной дорогой. Прохожих прибавилось, у каждого встречного было хорошее настроение, и я тоже волей — неволей полуулыбалась от солнца и от подхваченных чувств, пережитых в прошлом.

Для того и существовало реставрационное агентство, чтобы возвращать утраченные возможности. И шла бы я сейчас не по этим подтаявшим мартовским аллеям, а по узким улочкам и ноги бы меня несли к дверям «Сожженного моста», где тихий голос спросил бы: вы потеряли человека? А я бы с навернувшимися слезами и горечью закричала: да! да! да! Это было летом, пять лет назад!

— Осторожно, двери закрываются…

«Не могу! Нет! Вернись! Вернись! А то поздно будет… и никогда, понимаешь, никогда этого дня будет не возвратить! Вернись!»

— Стойте! — я сорвалась с места, кинулась к дверям, открытой ладонью стала вбивать кнопку «остановка по требованию». — Стойте! Остановите автобус!

Пассажиры заволновались, но транспорт встал, выпустил меня, и я побежала. Чем ближе я была к тому месту, тем больше меня отпускало отчаянье, что я совершила непоправимую ошибку, оставшись в автобусе. Пусть это будет самая невероятная глупость в моей жизни, пусть мне будет очень стыдно за свою наивность, но я бежала обратно. Ноги в размокшей обуви скользили, ткань сарафана прилипла, волосы, превратившись в мокрые хлыстики, и прилипли к щекам.

На той остановке, через дорогу, незнакомца не было. И на этой тоже. Он исчез.

Как он выглядел? Если я вдруг встречу его среди прохожих, узнаю ли? Худой, скуластый. Верхняя губа чуть шире нижней… нет, не узнаю. Черты уплывали из памяти, как сновидение. Я постояла немного на месте, окинула ещё раз взглядом всю улицу и ту сторону, и другую, и самообманчиво решила, что это лучший исход.

Чуть правее остановки, вглубь квартала уходил безлюдный сквер. Ловить такси или ждать следующего маршрута за город мне не хотелось, и я села на спинку лавочки под самым раскидистым кленом. И так всё промокло, чего терять?

— Дочка, ты хоть зонт подними, чего простужаться‑то? — сердобольная женщина не прошла мимо, — или это не твой?

Я повернула голову в указанном направлении и увидела между клумбой и постриженным круглым кустом перевернутый чёрный зонт. В брезентовую пиалу набралось порядком воды, и он тяжело накренился.

И ведь это тот самый зонт!

Не знаю, какое у меня было выражение лица, но чувствовала я гремучую смесь испуга, радости и неверия. Мною провозглашенная судьба неспеша шёл из глубины сквера, и ненадолго остановился, заметив меня. Свою потерю он миновал, направился сразу к лавочке, а я, что прошлый раз, что сейчас, не могла опять произнести ни слова. Только смотрела на него, как немая.

Правда, — скулы резкие, верхняя губа не только шире, но и выступает чуть вперёд. Волосы то ли каштановые, то ли тёмно — русые, хаотично расчертили прядями лоб и скидывали на узкую переносицу капельки. Он щурился от дождя.

— Долго думал. Из‑за этого, даже срезав путь, твой автобус перехватить не успел.

Что он сказал? Испуг и неверие прошли, осталось только спокойствие, что всё в мире встало на свои места, и неизвестная сила не дала надломиться хрупкому равновесию справедливости, когда несчастные и непоправимые случаи происходят чаще, чем счастливые. Такое спокойствие, будто паруса на корабле не порвались, канаты не лопнули, днище выдержало удар о риф. На пределе. На самом краю от исчезновения.

— А я по краю улицы бежала.

— Ты умница. Я ведь думал, что ты чёрт знает, откуда приехала и чёрт знает, куда уехала. А эти пять минут пересечения на остановке я безнадёжно упустил.

Мы не упустили.

Каждый раз меня охватывает счастье, что тогда я не сделала вроде бы незаметной, но непоправимой ошибки. И на сегодняшний день я не посетитель реставрационного агентства по поиску людей, а его служащая. Именно там я работала каждую ночь, за исключением выходных, и была одной из тех, кто помогает людям вернуть миг поворота.