Костры Сентегира (СИ)

— Теперь объясняю суть дела. Бросать найдёныша в незнакомом месте стыдно и опасно, поэтому тянись следом. По пути можешь кормиться тем, что на дорогу выбежит. Только не вздумай вольничать — у меня против твоего выкидного ножичка сабля и арбалет.

Сергей хотел недоверчиво усмехнуться — где спрячешь такую махину? — и даже было скривил губы, но на ладони Карди сама собой возникла вещица, похожая на местную бабочку-«бронзовку», но крупнее.

— На дуге и тетиве — тот же металл, что и в поясе, — спокойно объяснила женщина. — Тетива натягивается с помощью вот этого кольца со стальным когтем, что на среднем пальце, курок срабатывает от легкого вздоха. Дальность прицела — четверть малого фарсанга.

— А откуда ты знаешь про нож, да еще с выкидным лезвием?

— Тебе хотелось его использовать вместо ступеньки, вынул почти, но вовремя спохватился.

— Не боишься, что в спину воткну?

— Попробуй, — ответила женщина коротко. И замолчала на время.

Тропа, что открылась перед ними, когда оба сошли с площадки и прошли метров пятьдесят от силы, была незнакомой: два дня — или, Господи, неужели! добрую неделю назад — его волокли по трещиноватой глине, а тут была галька. Ложе реки, давно поменявшей русло, но до того проточившей себе путь по дну мрачной теснины, заросшей поверху кривыми соснами и дубками. Пряди мха спускались до середины обрыва и уходили в известняковые расщелины. Над головой — небесная крыша с мелкими гвоздиками звёзд.

— Мгерское дефиле, — пояснила Карди без большой охоты. — Закрытое. Хотя это смотря для кого: как-то было дело — обстреляли всадников сверху и спустились на стропах добивать. Но по большей части любили стоять там, где свет в конце туннеля появляется, и поджидать противника.

— Красиво, — он указал вверх.

— Смотря для кого, — повторила она. — А, ты про звезды? Рано утром из этого колодца можно и месяц увидеть.

Сергей не ответил — сбоку тропы рос кустик, весь облепленный дикой клубникой. Розовый румянец, белый бочок: при жизни ей досталось совсем немного света, но сладость она успела набрать. Рядом торчали какие-то узкие листья с сочным, кисловатым вкусом — настоящий щавель или конский, было не понять. Сытные.

— Не задерживайся, скоро будем на месте, — бросила ему Карди.

Стены чуть разошлись, небо, уже без отметин на нем, посветлело и расширилось.

— Вот здесь они стояли в тот раз, когда захотели пощелкать лэнских лесных орешков, — показала женщина вперед. — Отряд. Конники в буро-красном. Дружки бывшие. Мы трое были в чёрном и куколях, надвинутых по самые брови. А, тебе неинтересно? Местные цвета различать пока не приноровился, я вижу.

— Про гражданскую войну я знаю — это после нее земля стала дёшева, — ответил Сергей, слегка задохнувшись от длинной фразы.

— Тогда была не гражданка. И здесь не совсем такие Лэнские горы, к которым ты успел привыкнуть. Вот мои друзья — они и те, и эти выучили насквозь. В трубу, как глупый крысюк, в простоте души не полезут, непременно лазейку должны себе отыскать. Теперь я тебе покажу, куда мы свернули прямо верхом, да так, что за нами побоялись идти. А заодно и чуть погодя — какой ты был дурень.

С корней дерева спадал мох, необычно яркий и с нарядными алыми шишечками то ли цветов, то ли плодов; растекался по граниту липкими зеленоватыми струями, будто водоросль в ручье. Здесь уже обнажились породы, из которых было сложено сердце этой странной земли — Лэна.

— Занавес, — пробормотала Карди, тесней запахиваясь в куцую накидку. — Из таких, что научились хорошо себя защищать. Закрой лицо капюшоном и руками и валяй — обстрекает почище крапивы. Ты, часом, не трус, юноша?

Он медлил — не затем, что боялся предсказанного яда. Ничто не обещало лазейки в монолите. Тогда женщина обхватила его рукой сзади и пропихнула насквозь.

Огонь и раскалённый песок на коже — как будто он был полностью нагим во вдруг наступившей пустоте.

— Бросай одёжки.

Для него это значило — только плащ. Женщина рядом лихорадочно сбрасывала накидку и выпрастывалась из пояса и куртки.

— Выдохнется — подберём без опаски, пустяком вроде обошлись, — говорила она, в который раз перетягивая потуже свой именитый пояс. — Вот лошадей пришлось тогда обтирать от посекшегося волосу — сама шкура уцелела, она куда как толще нашей.

— Колдовство, — проговорил Сергей, обхватив руками свои лохмотья. — Магия. Или чудо.

— Ай, до чего глупый мальчик. Такими жуткими словами называется пришедшее с другой стороны. А у нас тут сторона только одна-единственная, как у детской игрушки, — ну, знаешь, берут полоску, переворачивают и склеивают неположенными концами.

Без камзола, но в длинной препоясанной рубахе тонкого полотна Карди показалась ему куда как похожа на этих, которые устрашение взору и плоти смущение.

И еще веснушки…

Нет, мелкие ожоги по всему лицу. Как от серной кислоты.

— Не убереглась, — кивнула женщина. — Ничего, не оспа, со временем сотрётся. Пошли.

Проход, по которому с некоторым трудом мог продвинуться верховой, петлял и сужался, дневной свет исчез как-то вмиг, рывком, да и открылся лишь на мгновение. Зато фосфорически вспыхнул факел в руке у женщины — бело-оранжевым пламенем почти без дыма.

Кажется, она вытащила его из стены. Свет в одной руке — ладонь мужчины стиснута в другой.

Высокие своды с узлами и жилами, будто внутрь пещеры проросли гигантские корни. Поворот. Еще поворот. Буквально через каждые два шага — ответвления. Самое главное в лабиринте — тупики, сказал некто.

— Не запинайся. Будь молодцом — получишь награду, — приговаривала Карди.

Наконец, они добрались куда-то, и Сергею позволено было шлепнуться на гладкую, недурно отполированную глыбу с подобием спинки. Карди воткнула факел в кольцо на стене и завозилась в какой-то нише естественного происхождения.

— Вот тебе ягмурлук взамен брошенного. Согреться важней, чем наесться.

Тяжёлая накидка с капюшоном, от которой вовсю разит немытой овцой, летит ему на колени. А женщина уже спешит куда-то с большой фаянсовой чашкой в руках и через минуту приносит ее полной горячего варева. Такого вкусного, что разбираться с содержимым Сергею пришлось не раньше, чем показалось дно: рис с чесноком и гранатовыми зернами? Какой-то мясной порошок и травы?

— У тебя здесь, наверное, вечный огонь спрятан под слоем влажного мха.

— Не шути. Костер — это едкая копоть внутри дома или заметный дым снаружи. Горячий минеральный ключ, а понизу, для ясности, — кускус и пеммикан. У нас другие названия, вообще-то. Серы в еде не почувствовал? Значит, сильно голодный.

Сходила еще раз, принесла чистую чашу и кожаное ведро с тёплой водой.

Поставила рядом с мужчиной, сложила рядом новую рубаху, порты и куртку, всё тёмное, поверх всего — полотенце-утирку и опасную бритву длиной с хороший кинжал.

Оботрись, умойся и побрейся, а то смотреть на тебя мерзостно. Ваш закон, я думаю, позволяет вам ходить гололицыми?

— Зеркальце бы еще, хоть с изъяном. И ножницы — волос подровнять.

Женщина чуть удивленно приподняла бровь:

— Экий шустрый.

Однако из кармана штанов тотчас появилась круглая плоская коробочка: зеркальце внутри костяных створок рассекала такая же трещина, что и лицо, которое в него смотрелось.

— Вот тебе на подержание. А волосы не режь, лучше в хвост или косу забери.

— Непонятки сплошные, — пробормотал мужчина себе под нос. Однако послушался. Пока он скоблил упрямую щетину, обтирал лицо и тело сначала небольшим рушником, потом обрывками старой одежды, одевался и обувался, Карди не сводила с него оценивающих глаз. Было неприятно, чуть конфузно — но не более того.

— Удовлетворился своим положением? — сказала под конец. — Теперь спрашивай. А потом я тебя.

— Насчет той глыбы.

— Корни ломикамня выстреливают такую жидкость, что гранит в ней растворяется. Пока мох накапливает новую порцию сока, глыба себя восстанавливает. Мерцание жизни. Надо успеть проскочить в паузе, что нам и удалось.