Выжить любой ценой (СИ)

   Вот тогда-то он и стал искать людей, обнаруживших его первыми рядом с тем полуразрушенным зданием. Это были две женщины, выгуливающие собак.

   - Мы так испугались, - рассказывали они. - Смотрим: огромный выжженный круг, в центре которого лежал ты. Сначала подумали, что ты мертвый, но потом услышали стон и вызвали скорую помощь.

   - Во что я был одет?

   - Ни во что! Абсолютно голый! Но ты был настолько измазан кровью, что это даже не бросалось в глаза. Ты лежал на правом боку, и мы даже сначала не увидели, как обожжена твоя правая сторона тела. Это стало заметно, только когда тебя положили на носилки.

   - Я что-нибудь говорил?

   - Нет. Ты даже не стонал, только хрипло дышал и иногда шевелил пальцами.

   Врачи скорой, что доставила его в больницу, тоже не смогли ничего добавить.

   - Кислородная маска и укол адреналина в сердце - это все, чем мы могли помочь тебе в тот момент. Главное было - не дать тебе умереть от болевого шока. При таких травмах это первая причина смерти, - рассказывал врач скорой.

   Было заведено уголовное дело. Он разговаривал со следователем, который его вел.

   - Я осмотрел место происшествия, - доверительно рассказывал оперуполномоченный, сидя с ним в кабаке. - Я представления не имею, что случилось в том месте, где тебя нашли. Было очень похоже на взрыв, в эпицентре которого ты находился. Но на твоей коже мы не нашли ни малейших следов взрывчатых веществ, которые нам известны. Решили, что тебя, возможно, сожгли, но характер и место расположения ожогов отмело эту версию. К тому же на теле должны были бы остаться следы горючей смеси, но мы ничего не обнаружили. Очень надеялись, что ты нам поможешь, когда придешь в себя, но... - следователь замолчал. Диагноз "полная амнезия" поставил крест на этих надеждах. - Мы показали твое фото по телевидению, в надежде, что тебя узнают родственники или знакомые. Проверили базы данных по пропавшим без вести. Все было напрасно, твоих отпечатков пальцев не было в базе, зубы тебе не пломбировали, штифтов в теле с маркировкой не найдено, ты ничем экзотическим не болел. Как мы ни старались, но идентифицировать тебя не смогли. Увы.

   Он это знал, хоть и не помнил. Месяц, проведенный в больнице, тоже выпал из памяти. Отдельные небольшие обрывки воспоминаний, главным из которых была боль. Нет, даже так: БОЛЬ. Казалось, она никогда не прекратится. А учитывая, что у него не было ни медицинской страховки, ни родственников, которые могли бы помочь, купив хорошее лекарство, то лечили его по остаточному принципу, и только жалость медперсонала спасла его и помогла встать на ноги.

   Потом его перевели в психлечебницу, и вероятно в ней он так бы и окончил свои дни, но ему просто неслыханно повезло.

   Однажды в клинику обратилась сухонькая бодрая старушка, утверждавшая, что он - ее пропавший двадцать лет назад сын. Никакие доводы, что ее сыну, судя по предоставленным документам, должно было бы исполниться уже пятьдесят лет, а парень, которого она якобы узнала, был совсем молодым человеком двадцати двух - двадцати пяти лет. Ничто не могло ее переубедить.

   Старушка почти каждый день приезжала в больницу, привозя домашнюю еду, ласково и трогательно смотрела ему в лицо, называя Виталиком, хотя к этому времени весь медперсонал называл его Сергеем в честь главного врача, а отчество дали Александрович - по имени заместителя. Старушка очень просила дать ему ее фамилию, и главврач согласился. Он получил фамилию Клинков.

Тогда он еще не понимал, какой это было удачей. Бабушка оказалась дотошной и последовательной. Она забрала его из больницы к себе домой, потом прописала в своей квартире, объяснив соседям, что это ее племянник, а через три года умерла, оставив ему свою двушку в хрущевке с проходной комнатой и крошечной кухонькой. Никакие родственники с ним не судились, ни у кого та дарственная подозрения не вызвала. И теперь он жил в этой квартире, каждый день благодаря добрую душу, что помогла ему.

   Когда он переехал жить в эту небольшую квартирку, сто лет не видевшую не только капитального, но даже обычного ремонта, он... был счастлив. Тетя Тоня, как он называл бабушку, не в силах сказать мама, выделила ему проходную комнату, которую украшали потертые пыльные ковры на стенах и полу, продавленный диван, сервант с кофейным и чайным сервизом, книжный шкаф и телевизор. Короче, это был зал, лицо квартиры, приветствующее приходящих гостей. Вероятно, в семидесятых годах интерьер этой комнаты и выглядел бы залом, но только не сейчас.

Первое, что сделал Сергей, это повыбивал пыль из ковров как висячих, так и лежачих. Работенка оказалась настолько трудной, что он сразу понял, почему в коврах столько пыли. Даже мужчине очень тяжело было вынести ковровые рулоны и подвесить их на дворовом турнике. Худенькая и хрупкая тетя Тоня такую работу ни за что бы не осилила.

   Потом он перенес в ее спальню телевизор. Тетя Тоня любила смотреть мелодраматические сериалы, которые его безумно бесили еще в клинике - медсестры смотрели только их, вынуждая и больных делать то же самое.

   Сергей вычистил квартиру до блеска, но ее внешнему виду это не очень помогло, квартире был нужен ремонт, а денег на него не было, ни у него, ни у тети Тони. Вообще, он уже через три дня остро осознал, насколько постыдно молодому парню жить на пенсию пожилой женщины. Нужна была работа. Он начал ее искать.

   Ни образования (во всяком случае, о том, о котором бы он знал), ни ярко выраженных способностей и талантов у него не оказалось. Единственная работа, на которую ему удалось устроиться - грузчик на рынке. Работа была очень тяжелой, как физически, так и эмоционально. Оскорбляли и унижали на каждом шагу. И торговцы, и хозяин, и другие грузчики. Он еще полностью не восстановился после травм, но никто никакого снисхождения ему не делал. Приходилось и выгружать, и загружать целые фуры с товарами. От постоянного движения и пота рубцы от шрамов краснели и пекли огнем. Бывало, руки и ноги после такой работы дрожали, словно от перенапряжения. Было так плохо, что кружилась голова, но до его проблем никому не было дела. Он выдержал. Постепенно втянулся, работать стало легче. Ему пытались дать кличку, разумеется, унизительную. Сморщенный, Горелый, Жженый, Рубец, никакая из них не прижилась. Как-то незаметно стали звать Клином.

Так прошел год.

   За это время мало что изменилось. Денег катастрофически не хватало. Почти вся его зарплата уходила на одежду, покупать надо было буквально все. Куртку зимнюю и весеннюю, брюки, джинсы, кроссовки, ботинки, носки, трусы, спортивный костюм, шампуни, средства гигиены. Очень нужна была стиральная машина-автомат, но чтобы ее купить даже в кредит, необходимо было сначала заменить трубы, водопроводные и канализационные, а для этого полностью разбить плитку и бетон, в который они были замурованы, а это влекло за собой замену унитаза, и так до бесконечности. Это был замкнутый круг, который могли разорвать только деньги. Такую сумму он никак не мог собрать. Можно было бы найти вторую работу, например, дежурить по ночам, но он так уставал, что пока не мог на это решиться.

   Тетя Тоня могла экономить, долгие годы тяжелой жизни приучили ее к этому. Какие-то куриные спинки, куриные остова - она варила из них супы, умудрялась делать и пловы, и соусы. Себе она ничего не покупала, хотя (это Сергей знал точно) мечтала о хорошем цветном телевизоре и DVD. Чтобы смотреть бесконечные любимые сериалы, не по одной серии в день, а в полное свое удовольствие.

   Он злился на себя. Страшно злился. Хоть бы какая корочка об окончании хоть какого-нибудь учебного заведения, и можно было бы поискать что получше, но это было несбыточной мечтой. Ему предложили попробовать сдать экзамены и получить аттестат об окончании средней школы. Он не смог. Он не помнил ничего, то есть вообще ничего. Не только по химии или физике, но и по литературе, географии, истории. Все надо было учить заново.

   Ему особенно запомнилась предложенная задача по физике: груз спускался по наклонной плоскости, предлагалось рассчитать работу сил, воздействующих на груз. Он даже не понял, что от него хотят. Но потом, через несколько дней, вспоминая нарисованный чертеж, легко решил ее, но рассуждая при этом таким странным образом, что никому не решился сказать об этом.