Дитя двух миров

— Не шали. Я люблю твою мать — ясен тебе расклад?

Я отскочила от него как ошпаренная, и с тех пор зауважала своего как бы папу и даже почувствовала что-то вроде зависти: ну почему мне не попадаются такие мужики?

К чему я это всё говорю? А к тому, что когда ко мне заявился этот ушлёпок Славка, Петрович был дома. Нет, он тактично не выползал в коридор, где мы выясняли отношения с моим былым возлюбленным (в комнату я Славика не пустила), но, как выяснилось, стоял на страже мира во всём мире и держал ухо востро. И, как выяснилось, не зря.

Славка убалтывал меня долго и нудно — дошло даже до того, что он предложил мне руку и сердце (очень мне нужны эти его запчасти!), если я не хочу возобновления наших с ним прежних вольных отношений. В конце концов мне всё это надоело, и я коротко и ясно объяснила ему, куда и с какой скоростью он должен отсюда двигать, причём безвозвратно. Как и следовало ожидать, Славик взбесился: грубо схватил меня за руки и наградил парой эпитетов на самом распространённом диалекте великого и могучего русского языка — на матерном. Мне сразу поплохело (даже глаз тупо заныл, и захотелось заплакать от злости и бессилия), но тут в коридор вышел Петрович.

Посмотрел вприщурку на покрасневшего от ярости парня и сказал — как всегда, очень негромко:

— Оставь девочку в покое. Не нужен ты ей — неужели тебе это не понятно?

Славка смерил Петровича недобрым взглядом — мол, это ещё что за хрен моржовый? — и добавил ещё парочку сочных идиом, но уже адресованных не перепуганной мне, а моему типа папане. Славка вообще всегда был склонен преувеличивать свои физические таланты, и не принял какого-то старого пня за серьёзного противника. А зря.

Дальнейшее напоминало лихой боевик. Я и ахнуть не успела, как Славик, здоровый накачанный бугай, вылетел в двери (и когда Петрович успел их открыть?) спиной вперёд. На лестнице он хряснулся хребтом о перила, взревел и кинулся в уже нешуточную драку. Хрена — драка не состоялась за явным преимуществом одной из сторон. Петрович перехватил взбешённого парня в дверях, подался вбок, сделал неуловимое движение, и несостоявшийся жених кубарем покатился вниз по лестнице. Я даже забеспокоилась (не за него, ясен пень, а за моего защитника) — как бы он не сломал бы себе чего? Отвечай потом за этого придурка…

Однако всё обошлось — Славка поднялся на межэтажной площадке, помотал башкой, и я (выглядывая из-за широкой спины своего как бы папаши) увидела в его налитых дурной кровью глазах искреннее недоумение и… уважение. Потом он пробурчал что-то себе под нос и побрёл вниз — не оглядываясь. Я облегчённо вздохнула.

Букет я выбросила, а шампанское (трофей, как-никак!) мы распили втроём с маманей, вернувшейся с занятий с вечерниками. И чокаясь с Петровичем, я впервые назвала его по имени: Алексей.

Но это всё лирика, а суровая правда жизни состояла в том, что написать роман — это даже не полдела, а гораздо меньше. Несмотря на всю мою подготовку, в издательствах я терпела одно фиаско за другим. При личных контактах, затрачивая немалые усилия и пуская в ход всё своё обаяние, мне иногда удавалось добиться прочтения моего творения, однако дальше этого дело не шло. Ответы были стандартно-неопределёнными: нет серии, в которую вписался бы ваш роман; редакционный портфель забит на полгода вперёд; тематика может оказаться невостребованной, потому как много сейчас такого похожего; и прочее в том же духе. А сегодня я потерпела полное и сокрушительное поражение…

Редактор посмотрел на меня тусклым взглядом, в котором однозначно просвечивала скука и полнейшее разочарование в умственных способностях всего человечества — типа, ну вот, ещё одна великая писательница нарисовалась на мою голову. В глазках его мелькнул огонёк интереса, однако я не обольщалась: интерес этот относился к моему полу, возрасту и внешности, а вовсе не к моим литературным типа талантам. Я подготовилась к этой встрече должным образом: надела полную боевую раскраску и сменила джинсы на короткую юбку — обнажённые коленки действуют на мужиков эффективнее обнажённого меча. Но при этом я помнила, что явилась не на конкурс «Мисс кофемолка», и старалась соблюсти точный баланс между умом и красотой. Тут ведь как — мужчины терпеть не могут умных женщин, хоть чуть-чуть похожих на красивых женщин, а с другой стороны — смотрят с лёгким презрением на пустоголовых «моделек» (мол, что с них взять, кроме этого самого).

Похоже, нужный коктейль у меня получился: редактор вспомнил, кто я такая, и нашёл распечатку моего романа. Я насторожённо следила за всеми его движениями и заметила, как в его лице что-то дрогнуло, когда он взял мою рукопись.

— Знаете, — проговорил он ватным голосом, — вы определённо небесталанны, но…

«Ну вот, — обречённо подумала я, — опять двадцать пять за рыбу деньги…».

А редактор посмотрел на меня и произнёс менторским тоном:

— Написано хорошо, со злой иронией, но нам это не подходит.

— Почему?

— Почему? А потому что вы, Алина, нарушаете правила игры. Вы можете представить себе рекламный ролик «Не смотрите рекламу, пока у вас осталась хоть капля мозгов!»?

«Понимаю, не дура, — подумала я с нарастающей злостью. — Какой висельник будет рубить сук, на котором он висит?».

— Наш читатель не воспримет вашу книгу. Он на неё обидится, и мы понесём убытки. Оно нам надо?

Я промолчала.

— Однако в вас есть божья искра, — в голосе редактора проклюнулись отеческие нотки, — и я хочу предложить вам сотрудничество. Мы будем задавать темы, а вы будете писать — в нужном нам формате. Вы владеете языком и своеобразным авторским стилем — у вас будут и тиражи, и заработок. Подумайте, Алина.

«Во, блин, — ошарашено подумала я, — так меня ещё ни разу не соблазняли…».

И тут я почувствовала, как взгляд редактора намертво прилип к мои коленкам.

«Так вот оно что… С этого и надо было начинать, козлина…».

И я не ошиблась.

— К сожалению, у меня сейчас масса работы. Давайте, — голос редактора сделался вкрадчивым, — встретимся с вами вечером, часов в семь. Посидим у нас в литературном кафе — это на первом этаже — и всё обсудим… в неформальной обстановке. Придёте?

— Нет, не приду. А ещё скажу мужу, и он…

— А кто у нас муж?

— Спецназовец. Горел в танке, падал в сбитом вертолёте, душил террористов голыми руками. Сейчас в отпуске, проходит реабилитацию — излечивается от постоянного желания убивать всех подряд.

— Предупреждать надо…

Я ожидала, что этот как бы Казанова и дальше будет цитировать артиста Миронова из «Обыкновенного чуда», но он, похоже, или не захотел извиняться, или просто не смотрел этот фильм. Ничего удивительного — ребята говорили, что издатели «фаст-рида» сами ничего не читают и не смотрят — нет у них на это ни времени, ни желания.

Глаза редактора похолодели, хотя то, что он испугался, было видно невооружённым глазом.

Больше говорить нам было не о чём.

…Подходя к дому, я от души выматерилась: поперёк дороги разлеглась совершенно необходимая лужа. Вот ведь жизнь паскудная — асфальт настелили совсем недавно, а лужи уже тут как тут! Вечно у нас всё через задницу…

Однако матюги — это вам не эххийские заклинания, левитации не способствуют, а для форсирования этой лужи нужны были ласты, а не босоножки. Ладно, нормальные герои всегда идут в обход. Земля на газоне раскисла и превратилась в липкую грязь, и трава мокрая, но ноги я всё равно уже промочила насквозь, так что хуже уже не будет.

Я осторожно поставила ногу на поребрик — не хватало ещё поскользнуться! — и тут увидела ворону. Здоровенная серая птица сидела на дереве и с интересом смотрела на меня сверху вниз.

Надо сказать, что после визита одной такой пернатой твари, до смерти перепугавшей меня вскоре после моего возвращения из Эххленда, моё отношение к воронам стало очень уважительным. Ворон в округе было много, и я постоянно к ним приглядывалась, помня слова боевого мага Хрума де Ликатеса «можем обернуться и птицей, и кем-нибудь ещё — всё зависит от конкретной ситуации». Птицы, конечно, интересные — и умные! — однако ничего мистического в их поведении я с тех пор не замечала. Но эта ворона, сидевшая на дереве, была какой-то необычной — это я почувствовала. Неужели…?