Кузница души

Потребность возникала редко, за все его пятьдесят с чем–то лет. Разбойники выбирали в жертвы трусливых, пьяных или беспечных путников. Несмотря на то, что его добротный темно–синий шерстяной плащ с серебряными застежками говорил о богатстве, Антимодес носил его уверенно, и его осанка была прямой, а голова — гордо поднятой, когда он ехал на своем ослике. Его острый взгляд замечал каждое движение, каждую белку в деревьях, каждую лягушку в колее.

На нем не было видно оружия, но длинные рукава и высокие кожаные сапоги могли легко скрывать кинжал; сумки, свисавшие с кожаного ремня ручной работы, почти наверняка содержали составляющие для заклинаний. Любой разбойник, достойный своих отмычек, мог видеть, что ларчик из слоновой кости, который Антимодес носил на кожаном ремешке, охватывающем грудь, таил в себе свитки с магическими заклятьями. Темные силуэты, скрывавшиеся в чаще, оставались там, пока маг проезжал, и ждали более подходящих жертв.

Антимодес направлялся к Башне Высшего Волшебства в Вайрет. Он ехал кружным путем; в его власти было использовать пути магии, чтобы добраться до Башни прямо из его дома в Порт Балифоре. Его попросили совершить путешествие обычным, наземным способом. Просьба исходила от Пар–Салиана, главы Ордена Белых Одежд и главы Конклава Магов, а потому, грубо говоря, начальника Антимодеса. Эти двое тем не менее были близкими друзьями, еще с того дня, когда они оба были молодыми и прибыли в Башню в одно и то же время, чтобы пройти суровое, изнурительное, и иногда смертельное испытание. Обоих держали в одной комнате для ожидания, каждый из них разделял беспокойство и страх другого, каждый нашел необходимое ободрение, утешение и поддержку. Два мага Белых Одежд оставались друзьями до сих пор.

Поэтому Пар–Салиан «попросил», чтобы Антимодес проделал это долгое и утомительное путешествие. Глава конклава не приказал этого, как он сделал бы в другом случае.

Антимодесу предстояло выполнить две задачи. Во–первых, он должен был заглядывать в каждый темный угол, подслушивать все разговоры, проникать взглядом сквозь ставни каждого закрытого окна. Во–вторых, он должен был искать новые таланты. Первое было немного опасным — люди не одобряют тех, кто сует нос не в свои дела, особенно если им есть что скрывать. Второе было утомительным и скучным, так как это означало, что придется иметь дело с детьми, а Антимодес испытывал антипатию к детям. Короче говоря, шпионаж приходился ему больше по душе.

Он записал отчет своим аккуратным почерком в журнале, чтобы представить Пар–Салиану позже. Антимодес мысленно перечел каждую строку отчета, пока он трусил на своем белом ослике — подарке от его старшего брата, который унаследовал семейное дело и теперь преуспевал как портной в Порт Балифоре. Антимодес обдумывал все, что ему пришлось увидеть и услышать — ничего значительного, но много зловещего.

— Пар–Салиан найдет это захватывающим, — обратился Антимодес к Дженни, которая мотнула головой и подняла уши, выражая согласие.

— Мне не терпится передать ему отчет, — продолжал ее хозяин, — он будет читать его и задавать вопросы, а я буду объяснять, что увидел и услышал, все это время потягивая его изумительное эльфийское вино. А ты, моя дорогая, поужинаешь овсом.

Дженни выразила сердечное одобрение. В некоторых местах, где они останавливались, ей приходилось есть сыроватое, заплесневевшее сено, а то и хуже. Однажды ее даже унизили, предложив картофельную шелуху!

Они почти достигли конечного пункта путешествия. Через месяц Антимодес должен был прибыть к Башне Высшего Волшебства в Вайрете. Или, что вернее, башня должна была прибыть к нему. Волшебную Башню Вайрета нельзя было найти. Она сама находила тебя — или не находила, в зависимости от пожелания ее хозяина.

Эту ночь Антимодес собирался провести в Утехе. Он мог бы и продолжать путь — стояла теплая поздняя весна, и день только начинался, что оставляло достаточно времени для движения вперед. Но Антимодесу нравилась Утеха, нравилась ее знаменитая гостиница, «Последний Приют», нравился Отик Сандат, владелец гостиницы, и особенно нравился эль, который там подавали. Антимодес мысленно вкушал этот прохладный темный пенистый эль с того момента, как проглотил первую пригоршню дорожной пыли.

Его прибытие в Утеху прошло незаметным, в отличие от прибытия в любой другой город на Ансалоне, где каждого незнакомого приезжего рассматривали, как прокаженного, убийцу или похитителя детей. Утеха отличалась от остальных городов Ансалона. Это был город беженцев, которые спасались бегством во время Катаклизма и остановились только когда достигли этого места. В прошлом сами странники дорог, основатели Утехи добродушно относились к незнакомцам и путешественникам, и это отношение передалось их потомкам. Утеха была известна как пристанище для изгоев, одиночек и искателей приключений.

Ее жители проявляли дружелюбие и терпимость — до определенного предела. Беззаконие не способствовало процветанию дел, а Утеха была городом деловых людей.

Расположенная на оживленной дороге, которая была главным торговым путем с севера Ансалона до всех южных районов, Утеха была привычна к колоритным путешественникам, но не это было причиной того, что немногие заметили прибытие Антимодеса. Главной причиной было то, что большинство утехинцев попросту не видели его, так как находились высоко над ним. Значительная часть Утехи была основана на широких, развесистых, гигантских ветвях необъятных деревьев–валлинов.

Первым жителям Утехи приходилось буквально жить на деревьях, спасаясь от врагов. Они нашли это спокойным и безопасным, и вскоре уже строили дома среди листвы. Их потомки и те, кто поселялся в городе позже, продолжили традицию.

Выворачивая шею, Антимодес приглядывался к деревянным дощатым мостам, ведущим от дерева к дереву, наблюдая за тем, как мосты качались и подрагивали под шагами жителей города, торопившихся по своим делам. Антимодес никогда не обделял женщин вниманием, и хотя женщины Утехи придерживали юбки, пересекая мосты, всегда имелась возможность мельком увидеть изящную ножку или гладкое колено.

Это приятное занятие было прервано пронзительными криками, донесшимися до слуха Антимодеса. Он опустил взгляд и обнаружил, что они с Дженни подверглись нападению банды загорелых босоногих мальчишек, вооруженной деревянными мечами и стрелами, и сражающейся с целой армией воображаемых врагов.

Мальчики вряд ли планировали налететь на Антимодеса. Ход битвы завел их в том направлении; невидимые гоблины, или тролли, или кто бы это ни был, позорно бежали, отступая в сторону озера Кристалмир. Оказавшись посреди вопящей, галдящей, машущей мечами толпы детей, ослица Антимодеса, Дженни, испугалась и затанцевала на месте, расширив глаза в ужасе.

Маги ездят не на боевых лошадях. Средство передвижения мага не обязано скакать посреди шума, крови и неразберихи или стоять под градом стрел без малейшей дрожи. Самое большее, к чему скакун мага должен себя приучить, это неприятный запах некоторых компонентов, требующихся для заклинаний и время от времени — вспышки света. Дженни была мирным созданием, сильным и выносливым, обладавшим поразительным умением избегать канав и камней, заботясь о том, чтобы езда была удобной и не тряской. Дженни считала, что она претерпела достаточно бедствий в этом путешествии: плохая кормежка, протекающие крыши, сомнительные соседи по стойлам. Орда мальчишек, размахивающих палками, стала последней каплей.

Подергиванием длинных ушей и оскалом желтых зубов Дженни показала свою готовность дать сдачи, брыкаясь и лягаясь, что скорее всего не принесло бы большого вреда мальчишкам, но наверняка выбило бы из седла ее всадника. Антимодес попытался остановить ослицу, но не особенно в этом преуспел. Младшие дети, захваченные пылом боя, не замечали страданий мага. Они крутились вокруг него, делая выпады своими мечами, крича и ликуя в предвкушении победы. Антимодесу в конечном счете пришлось бы въезжать в Утеху на собственной заднице, если бы в этот момент из пыли и шума не возник мальчик постарше — может быть, восьми или девяти лет — не поймал бы поводья испуганной Дженни и не успокоил бы ее нежно, но уверенно.