Мелодия тьмы (СИ)

— Ты чего не спишь? — раздалось за моей спиной.

Я резко обернулась. Мама стояла босиком на пушистом ковре и хмуро смотрела на сигарету в моей руке.

— Ты же бросила полгода назад. Кошмар приснился? Отец почувствовал запах дыма и разбудил меня. Или проблемы в консерватории?

— Все нормально, мам. Правда. Мам, ты же знаешь, что я не люблю курить при тебе. Мне неприятно.

Мама потянулась, зевнула, потерла глаза и отвернулась:

— Пойду, чайник поставлю. Раз уж все встали, яичницу сделаю.

В коридоре послышались тяжелые шаги отца, раздался шум воды из-под крана на кухне, мяуканье голодного кота. Обычный день моей обычной, ничем не примечательной жизни начался. Я затушила окурок и пошла умываться.

Странности начали происходить позже, когда я уже подъехала к серому зданию консерватории, в котором обучалась на преподавателя по классу фортепиано. Уже давно я поняла, что особых талантов к музыке у меня нет, но такие предметы, как физика или геометрия были вовсе недоступны моему пониманию. Не сказать, что выбор пути произошло из любви к искусству, но куда уж занесло, туда и плыву.

Странности начались сразу, как я переступила порог и натолкнулась на выбегающего на улицу знакомого флейтиста.

— Привет! — я была сама вежливость.

Парень с обалдевшим выражением лица поглядел на меня, как будто впервые видел, почесал в затылке и побежал дальше. Меня проигнорировали? Я с недоумением пожала плечами и потопала вперед. Первым у меня стоял класс по специальности, кабинет 213, с ядовито-зеленой дверцей, оббитой драпом. Я потянула ручку на себя…

— Музыка — это все! Мир не смог бы жить без нее, зачах в серости, утонул в вакууме тишины, застыл без движения! Все пропитано нотами, интервалами, ритмами, тактами, случайными аккордами. Как чудесно звучит мелодия жизни! Шум припозднившейся машины за окном, топот ног ребенка из соседней квартиры, звук льющейся воды из-под крана. Волшебно, непредсказуемо, загадочно!

Я громко зевнула и прервала душевные излияния своего препода:

— Доброе утро, Виктор Сергеевич!

Седоволосый, приятный мужчина около пятидесяти лет оторвался от созерцания потолка и опустил вознесшиеся вверх руки.

— А, Василиса, это ты. А что, уже девять? Что-то я заработался.

Угу, заработался. Мой препод личность своеобразная. У него давно уже мозги съехали на почве любви к музыке, он мог часами говорить ни о чем, вздыхая, ахая, и воспевая семь простых нот. Вся консерватория смеялась над его повадками. Он был невероятно рассеянным, безобидным, и совершенно равнодушным человеком до всего, кроме музыки. Рахманинов был его кумиром, впрочем, как и Шопен, и Лист, и Моцарт.

— Ты выучила ту часть, что я задавал? У тебя хорошо получается читать с листа, но почему ты никак не можешь запомнить сами ноты? Не понимаю. Совершенно не понимаю!

Я согласно закивала головой, порылась в сумке и достала ноты. И тут мне послышался знакомый мерзкий смех старикашки из моего кошмара. Я вздрогнула от неожиданности, уронив крышку рояля назад, и невольно дернулась в сторону. Мой локоть затронул руку препода, и дальше произошло нечто такое, отчего у меня вновь возникли сомнения по поводу собственного рассудка. Виктор Сергеевич вдруг застыл на месте, раскрыв рот. Дунул летний ветерок в открытую форточку, шевельнув волосы на его затылке, мне даже показалось, что пространство в какой-то момент поплыла дымкой. Я сморгнула. Все было как обычно. Два фортепиано в классе, столик, заваленный нотами, пыльный кактус на широком подоконнике, и растерянно моргающий посреди кабинета преподаватель.

— Извините, — поспешно пробормотала я, вновь поднимая крышку рояля.

— Хм-м… — ответил Виктор Сергеевич. — А зачем я пришел в такую рань? У меня же нет с утра никого. Ладно, раз уж пришел, поиграю немного. А, девушка! Простите, а вы кто?

Моя челюсть медленно поползла вниз.

— Виктор Сергеевич! — ошарашено произнесла я. — У меня же сейчас занятия у вас! Я Василиса Ковалева!

Препод нахмурился:

— Ваше имя мне ни о чем не говорит. Выйдете, пожалуйста, из кабинета. Вы мне мешаете.

Он присел на стул за фоно, глубоко вздохнул и легко коснулся клавиш. Весенний вальс Шопена зазвучал в классе, оживляя мир вокруг.

Ну, это уже слишком! Я рассердилась. Он всегда был чудиком, но так издеваться над своей ученицей!

— Виктор Сергеевич! — рявкнула я в самое ухо учителя. — Что за шутки?

— Вы еще здесь? — не отрываясь от клавиш, сердито спросил препод. — Освободите кабинет! Немедленно!

— Виктор Сергеевич, мать вашу! Вы что, издеваетесь надо мной?

Звуки вальса были мне ответом.

Я сунула ноты обратно в сумку и вышла из кабинета, хлопнув дверью. Что за чертовщина твориться? Портреты великих композиторов, развешенные на стенах коридора, культурно промолчали.

— Э? Васька? Ты что здесь делаешь?

В комнате отдыха уже сидела одна их моих подруг, Ольга, обучающаяся по классу домры.

— Мой препод совсем с ума сошел! — злобно рыкнула я. — Прикинь, он сделал вид, что знать меня не знает! Сначала поздоровался, спросил, выучила ли я этюд, а потом сел за фоно и сам начал играть. Я ему 'Виктор Сергеевич, у нас урок', а он — 'освободите кабинет'!

— Вот это да! Совсем свихнулся старик. Шизик, он и есть шизик. Да ладно, забудь про него. Слушай, я вчера пропустила МХК (*мировая художественная культура), что там было?

Где-то с полчаса мы с ней болтали о биографии Мусоргского и 'Могучей кучке', потом о преподе по МХК, потом стали перебирать косточки общим знакомым. А затем… Мне вновь послышался этот противный звук — хихиканье ночного старикашки, от которого мурашки пошли по коже.

Я испугалась не на шутку, подскочив на диванчике, где сидела.

— Ты чего? — озадачилась Ольга, отрываясь от написания каракуль в толстой тетради.

Она сидела за столом, старательно переписывала вчерашнюю лекцию, и болтала ногами.

— Да так. Оль, ты сейчас ничего не слышала?

— Да нет. А что? Кто-то громко пукнул в коридоре?

Шутка подруги прошло стороной, я быстро заходила по кабинету.

— Ты какая-то нервная, — ткнула в мою сторону ручкой подруга.

От рывка колпачок от ручки сорвался с места и упал к моим ногам. Я нагнулась, подбирая.

— Осторожнее надо быть, — буркнула я, отдавая колпачок ей. — Ой, у тебя руки холодные, ты что, замерзла?

Ощущение от прикосновения к ее пальцам были такими же, как будто я коснулась сосулек на крыше.

— Здесь окна закрыты, — продолжала ворчать я. — Так душно, а ты замерзла! Ну, ты и мерзлячка. Оля?

Моя подруга тем временем как-то странно застыла над столом. Очертания предметов вокруг опять поплыли в разные стороны, и я поспешно протерла глаза.

— Оля? В чем дело, подруга? Ты чего сидишь, как изваяние?

Ольга, наконец, ожила. Она растерянно уставилась в тетрадь перед собой, я перевела туда же взгляд и невольно вздрогнула. Все, что она переписала из моей тетради, исчезло в мгновение ока! Словно она не корпела над ней полчаса, старательно выводя буковки.

— А-а-а! — вдруг заорала подруга. — Я что, уснула? Мне же еще переписать вчерашние задания надо! Вот дура, заснула вместо того, чтобы поймать кого-нибудь из группы!

Она подскочила на месте, сунула свою тетрадь в сумку, и ринулась из комнаты.

— Оль… — подруга промчалась мимо, чуть толкнув меня.

— Ой! Девушка, извините! Я спешу!

Я тяжело опустилась на диван. Да что же происходит-то? Такое чувство, что в какой-то момент времени я меняю внешность, и меня никто не узнает! Стоп! Кажется, это происходит после касания моих рук к другому человеку?

Знакомое отражение в зеркале напротив меня отчаянно помотало головой и решительно шагнуло в сторону. Мне надо было срочно проверить эту мысль. Или лучше сразу? В психушку?

Через полчаса я выяснила, что обо мне не просто забывают при соприкосновении тел, а полностью вычеркивают из своей памяти! Моей фамилии не стало ни в одном журнале, мои уроки в расписании превратились в 'окна', а мелкие подарочные брелки друзьям на праздники испарились в воздухе. Мало того, результат касания моих рук к друзьям имел цепную реакцию. О нашем знакомстве забывал не только мой собеседник, но и все наши общие знакомые.