Чему быть, того не миновать (СИ)

Готфрид смотрел вперед, на два передних кресла странного экипажа без лошадей. Впереди и слева от него, за рулем сидела молодая девушка в доспехах столь же черных, как и ее волосы. Готфрид был уверен, что это доспехи, несмотря на их необычность и изящность, не скрывающую красивых форм владелицы. Только сумасшедший осмелился бы разгуливать в этом мире без добротных лат. Последние нужно было носить хотя бы ради того, чтобы насолить той твари, что будет рвать вас зубами, перемалывая ваши кости. Не вы, так хоть ваш панцирь ей посреди горла встанет или меж зубов застрянет — хоть какое-то утешение! Если бы за их непродолжительное знакомство Готфрид не успел узнать имени девушки, то про себя дал бы ей прозвище — Война. Жесткая и закаленная как кожаный хлыст, она смеялась в лицо опасности, слушая как та хрустит под ее каблуком, а безумство развернувшегося вокруг хаоса не вызывало у нее ничего кроме веселья и азарта. Ей все было мало и встань сейчас весь мир с ног на голову, точно переворачивающийся айсберг, девушка бы обрадовалась крутому склону и взяла на него курс, чтобы испытать экстаз от полета с горки на своем железном экипаже. Готфрид был уверен, что она занимает во всем происходящем далеко не последнюю роль. Ее звали Селена и судя по внешности, родом она была из Дашара. Хотя откуда ты родом в Затмении не имело значения. Тут имело значение лишь то, насколько хорошо ты умеешь выживать там, где девять из десяти погибли бы в первые же полчаса.

Селена держалась руками за странный, черный круг и оживленно крутила его. Похоже, что железный экипаж отзывался на эти движения и судя по всему Селена была не иначе как возница. Справа от нее сидел мужчина, усатый блондин в красном фраке и белых штанах в полоску. В руках он держал аккордеон и наигрывал незнакомую мелодию. Селена называла соседа «папик», однако своим попутчикам тот представился как Сен-Жермен. Готфрид готов был поклясться, что где-то уже слышал это имя раньше, но никак не мог вспомнить где и когда. Более того, Готфрид был уверен, что даже видел этого мужчину раньше, причем относительно недавно или же нет? В последние месяцы Готфрид мало что мог вспомнить. Сам он и его соратники разместились на заднем сиденье, еле втиснувшись туда. Центральное место занимал сам Готфрид, седовласый мужчина с небольшой бородой, так же сильно выбеленной сединой, как и его грязные волосы. Из приметных черт можно было отметить длинный шрам, улегшийся на его лице как змея, растянувшись со лба по подбородок в правой части лица. Первое, что приходило на ум незнакомцам при виде Готфрида, так это как ему повезло, что получив такое ранение, он не лишился своего карего глаза. Однако мнение это было ошибочным. Ныне в правой глазнице рыцаря находился стеклянный глаз, способный видеть так же как камень. Справа от Готфрида, поглядывая в пуленепробиваемое окно, ютился Гектор, — один из спутников рыцаря и давний друг, похожий на падшего ангела или раненную птицу из-за единственного птичьего крыла за спиной. Взглянув на небо, Гектор быстро перевел взгляд обратно на землю и тут его мозг с запозданием, изначально отринувшим невозможно, заставил его взглянуть вверх еще раз. По небосклону черному как деготь, однако лишенного блеска последнего, плыл гигантский, хромированный спрут. Его щупальца простирались по небу на сотни километров. Ощущая себя бесконечно маленьким и ничтожным в мире, где все вдруг стало непонятно, Гектор предпочел более не смотреть в окно. Впечатления за последние полчаса и без того с лихвой перечеркивали все, что он видел за всю свою жизнь.

Слева от Готфрида ерзал хохмач Мордред, беловолосый и вечно молодой юноша. В отличии от Готфрида, его волосы были белыми от рождения, также, как и уши остроконечными, а кожа — пепельного оттенка. Никто бы сейчас не охарактеризовал Мордреда как заядлого хохмача и пошляка, коим им был в повседневной жизни. Подавшись вперед, Мордред сжал пальцами кресла сидящих впереди Селены и Сен-Жермена. Затаив дыхание, с широко раскрытыми глазами и страдальческим напряжением роженицы на не знающем старости лице, он смотрел в лобовое стекло. Ужас и глухое непонимание избрали лицо Мордреда полем битвы, сражаясь за единовластие. Пока им это удавалась с попеременным успехом. Левый край сиденья, замыкала металлическая машина смерти и отчасти скелет, сродни тем, что сейчас сражались снаружи. Соратники Готфрида еще не пришли в себя от стычки с этим существом, перебившим часть их команды. Особый дискомфорт ощущал Мордред, когда против своей воли наваливался на железную убийцу плечом, при каждом резком прыжке машины. Езда по по валунам, ямам, как и подъемы на очередную дюну, мягкостью не отличались. Хуже этого было только то, что когда Мордред невольно поворачивался, взглядом он сталкивался с хромированными черепом, смотрящим на него холодными линзами оптики. Все произошло слишком быстро — едва это чудовище из стали разделалось с частью команды Готфрида как им на голову свалилась в самом прямом смысле этого слова Звездочка, а вместе с ней и Селена с Сен-Жерменом. Селена спасла выживших, обездвижив убийцу одной лишь силой мысли, как тогда показалось Готфриду. Недолго думая, девушка тут же дала железной убийце имя Виста и подарила в честь знакомства компании Готфрида. «На перспективу, подарок» — ухмыляясь, произнесла девушка, опешившим от происходящего, мужчинам. Наконец последним пассажиром машины на огромных, высоких колесах, был Винтего рас Гаррен ас Зохар, — последний представитель некогда самой могущественной и воинственной расы мира вечного затмения. Этакая помесь ящерицы-бугая и черепахи с панцирем, усеянным шипами. Он расположился в кузове грузовика просто потому, что заберись он в салон, машина откинула бы крышу, а заодно и заднюю стенку.

Безмятежность прогуливалась по лицу Готфрида, но во взгляде угадывался уже обжившийся огонек безумия. С тех самых пор как его рассудку надоела оседлая жизнь и он тронулся в одному ему известный путь, собрав остатки нормальности в узелок — безмятежность, легкая улыбка и безумный блеск в единственном глазу стали новыми компаньонами рыцаря Затмения. Снаружи рвались снаряды, гремели взрывы, пулеметные очереди грохотали, как если бы пытались перегрохотать друг друга, а Готфрид пытался понять, знает ли он мелодию, наигрываемую Сен-Жерменом. Звездочка тем временем пронеслась прямо под брюхом гигантского скорпиона, конечности которого точно массивные колонны или сваи, уходили глубоко в землю при каждом шаге машины.

— Надоел этот шум! И ты тоже надоел гудеть этой штукой! — взорвалась Селена и нажала какие-то кнопки на черной панели с огоньками, справа от круга в ее руках, что направлял экипаж.

Салон задрожал от баса и захлебнулся в синтетических звуках. Эти звуки вызвали у Мордреда одну единственную мысль — вот так бы и звучал конец света. Всепроникающий тембр «музыки» пронизывал тело насквозь точно штормовой ветер на морском причале, заставляя дрожать сами кости. Доселе не слышимая музыка вызывала странные ассоциации: от шума моря и планирования в воздухе, до погружения в глубины океана или же просто ухода в неведомые дали самопознания. Справа от Звездочки раздался мощный взрыв и монстр-трак тряхнуло, развернув в другую сторону.

— У-ух-у! Вот это я понимаю заварушка! — восторженно выкрикнула Селена и крутанула руль, возвращая машину к прежнему маршруту. — Давай, Звездочка, я люблю тебя, радость моя!

— Напомни мне больше не дарить тебе машин, пока ты не пообещаешь давать им нормальные прозвища, хорошо? Звездочки и цветочки на корпусе — это еще сносно, но имя? Что это за имя такое для столь свирепой машины? — возмутился Сен-Жермен.

— Да ты посмотри на нее! Она же просто З-В-Е-З-Д-О-Ч-К-А! — обернувшись к соседу, произнесла Селена, выговорив последнее слово со слащавым умилением. — Папик, а ничего покрупнее не было? Так хочется необузданной мощи, гигантской мощи… — Селена сжала губы и ударила по рулю от возбуждения.

— Может тебе карьерный самосвал подарить? Будешь как Летум и Магнус гонять. Правда боюсь, что он застрянет в этой дикой местности быстрее чем ты выдумаешь ему нелепое название.