Высекательница Искр

— Где мы? — прокричала я, почти не слыша своего голоса.

— Это мир одной моей приятельницы. Представляешь, она здесь живёт! Бедняжка снова борется с покушением на свой «райский уголок».

— Она — ваша подруга?

— Возможно. Но сейчас, скорее, подшефная: ей нужны мои искры.

Небо над нами явно готовилось к урагану. Мрачные чёрные тучи бежали, словно лошади в забеге, пытаясь обогнать одна другую. Ветер гнал их заправски, дерзко срывая с деревьев лиственное одеяние и скрежеща их стволами, как зубами. Всё вокруг ярилось и громыхало, а потом вдруг затрещало, словно тесная одежда, и небо стало осыпаться, падая вниз множеством кусочков.

— Ты любишь играть в пазлы? — спросила сказочница.

— Только не в таких обстоятельствах, — ответила я, решив, что она шутит, пытаясь меня отвлечь или развеселить, ибо о каких пазлах могла идти речь во время такого бедствия.

Но я ошиблась.

— Следи за каждым падающим осколком, собери все, а затем возврати их на прежнее место! — прокричала сквозь ветер старушка, уже устремляясь всем существом своим за горизонт, где с трудом можно было различить женскую фигурку.

— Что она там делает? — спросила я, следя за направлением взгляда сказочницы.

— Ломает стены мрака, которые возводит в гневе её супруг. Он строит их вокруг себя, по глупости, а ей приходится каждый раз снова и снова разрушать их.

— Но зачем?

— Чтобы сохранить здесь свет и любовь. Хочешь помочь ей собрать разрушенную картинку этого мира?

Я молча кивнула. Старушка напялила мне на голову свой чудо-фонарь и, приказав ждать её на этом самом месте, исчезла в порыве красного ветра. Остался лишь лёгкий шлейф из листьев и пыли, указывающий направление её пути.

Я уже привыкла, что, находясь в компании с Высекательницей, надо не столько думать, сколько действовать, потому что думать, обычно, некогда. На моих глазах творилось что-то невероятное и совершенно непонятное, и, несмотря на это, я должна была противодействовать этому, точнее, мне надо было остановить разрушение созиданием.

Волшебный фонарик давал возможность чётко видеть этапы запущенного процесса. Я ощущала механизм, законам которого теперь подчинялось всё вокруг. Надо было сопротивляться ему и созидать, созидать, созидать!

Действовать приходилось по наитию, едва осознавая. Сердце стучало во мне, подобно колёсам поезда — размеренно, уверенно, спокойно. Я трепетно и старательно собирала чей-то мир из осколков, словно всю жизнь только этим и занималась.

И результат не заставил себя долго ждать. Ветер начал утихать, превращаясь в игривый и ласковый зефир. Голые деревья стыдливо молчали, но жизненный сок уже струился в них с удвоенной силой, заполняя хрустальным звоном окружающее пространство. Вскоре новые свежие листья зашумели, зашептали друг другу истории о только что пережитом и увиденном.

Вот и небо облеклось в привычную лазурь. Казалось, мир полностью восстановлен. Только в руках у меня остался последний осколок, который я никак не могла пристроить.

Старушка появилась в обществе молодой женщины с уставшим не по годам лицом. Они шли рядом, держа в руках корзинки, наверное, с искрами, и засевали огромное, только что вспаханное поле, а вслед за ними шла сама жизнь. Медленно, но уверенно жизнь устраняла смерть, накатывая волна за волной, и всё вокруг подчинялось ей, наполнялось радостью и сопереживанием.

— Ну, как тебе такие пазлы? — спросила сказочница, вытирая пот со лба. — Всю картинку собрала?

— Да, вот только один осколок остался, не знаю, куда его приложить. Похоже, лишний…

— Нет, не лишний. Он откололся от её сердца, — старушка кивнула в сторону своей спутницы, — но, к сожалению, вернуть его на место невозможно. Можешь сохранить его себе на память, вместо искры, потому что ничего другого тебе сегодня не достанется.

— Да нет, что вы, зачем мне брать себе осколок чужого сердца?

— О, ты многого ещё не знаешь. Одёрни-ка шторку! Вон там, видишь, верёвочка — потяни за неё!

Справа от меня действительно висел плетёный шнур, уходящий одним своим концом куда-то за горизонт. Я, как всегда послушно, дёрнула и…

Не поверите: небо открылось, как обычная занавеска. Моим глазам предстало огромное полотно, усеянное заплатами в форме сердечек.

— Видишь, сколько заплат ей пришлось сделать за свою жизнь! Она всё время штопала и латала разрываемое её мужем небо. Все эти сердечки когда-то были частью её сердца, а теперь стали частью их общего мира. Одна из этих заплат — твоя, ты подарила частичку своего сердца, когда собирала вместе с нами этот мир. Ты стала соучастницей происходящего, откликнувшись на чужую беду. Это похоже на взаимовыгодный обмен, — старушка улыбнулась, — или на любовь. Здесь, в этом много раз штопаном небе, остался кусочек и твоего сердца. Вон он светит тебе, присмотрись!

Ну, что бы вы сказали на моём месте?! Вот и я, открыв рот, молчала. С одной стороны, всё это было более чем странно. С другой — я реально видела это, в том числе кусочек собственного сердца, ставший частью неба в мире ранее незнакомой женщины, но теперь близкой мне, хоть я даже имени её не знаю.

Видимо, понимая, что мне сложно осмыслить происходящее, старушка с негодованием произнесла:

— А всё дело в том, что кое-кто длину дороги до цели измеряет количеством матерных слов, произнесённых за время пути.

Старушка взяла из моих рук свой фонарик и привычным жестом одела его себе на голову.

— Это она о моём муже, — поспешила объясниться незнакомка. — Он любую преграду, даже малейшее затруднение, воспринимает как вселенскую катастрофу и бранится несусветно, проклиная и разрушая жизнь вокруг себя. Но я люблю его… Благодарю за помощь!

Сказав это, женщина впряглась в громоздкий плуг, уподобив себя лошади. Ей надо было вспахать ещё одно огромное поле, чтобы после и его засеять.

— Разве у неё нет своих искр? — спросила я старушку.

— Есть, только она никогда не занималась высеканием. Знаешь, когда люди входят в соприкосновение друг с другом, когда они шагают вместе какой-то отрезок пути, решают сообща какие-то задачи или собирают миры, они высекают искры друг для друга без особых усилий. Так что, у нас много общих искр.

— А что мне делать с подаренным осколком неба? То есть, сердца…

— Можешь сохранить его, как залог. Можешь продать или сдать в ломбард. Можешь просто выбросить. Если сможешь, конечно…

— А вы что делаете обычно? — смущённо пробормотала я, видя, что Высекательница сердится или делает вид, что сердится, но отвечает, явно, с издёвкой.

— Я обычно не ломаю себе голову такими вопросами. Я просто живу, просто люблю, просто высекаю. А дары умеют сами о себе беспокоиться, сами находят своё место. Это же жизнь, детка, а не головные фантазии!

Ничего толком не поняв, я прижала к себе тёплый осколочек чужого неба. Он казался мне самым дорогим сокровищем, которое когда-либо было у меня. Хотелось спросить у Высекательницы, как увидеть своё собственное небо, может ли оно точно так же расколоться и осыпаться, но старушка была не в настроении. Она вообще не любила болтать на такие темы, потому я промолчала, решив довериться её словам, что настоящий дар умеет сам о себе заботиться.

Город Кривых Дорог

В Город Кривых Дорог можно попасть, лишь увиливая от правильного пути. Надо ухитриться не следовать выбранному направлению. Это невероятно сложно, потому что каждый человек, желая переместиться из пункта А в пункт Б, старается поступать противоположным образом. Но в Город Кривых Дорог попадают лишь те, кто отклоняется от правильного курса: сначала на немного, потом на чуть-чуть, потом ещё немножко… Постепенно они настолько отклоняются, что оказываются в плену у своих кривых путей и не могут найти дорогу назад.

— Потому, — объясняла мне Высекательница, — нужно всё время понемногу смещаться в сторону от нужного направления, петляя, как заяц, намеревающийся запутать лисицу, иначе в этот город не пройти.