Стражи полуночи

Внезапно снизу донесся скрип заржавленных петель.

Марк попытался двигаться быстрее. Он преодолевал ступеньку за ступенькой, и сердце его колотилось под ребрами, как пойманная птица. Внизу раздавались шаги, медленные, тяжелые и уверенные. Марк знал: оттуда, из мрачных глубин, не может явиться ничего хорошего. Свет, спасительный свет, был совсем близко.

Он манил и притягивал.

Тяжелая обшарпанная дверь на вершине лестницы была распахнута настежь. Оттуда исходил свет — розовый, оранжевый, золотистый. Марк собрал последние силы, устремляясь наверх, к заветной цели. Жнец следовал за ним по пятам, черный его силуэт маячил в сумраке. Мальчик с ужасом чувствовал, что ноги отказываются ему служить. «Потерпи, осталось совсем немного», — уговаривал он себя. Всего несколько ступеней. Ни один Жнец не способен проникнуть на небеса. Задыхаясь, Марк вскарабкался на последнюю ступеньку. В следующее мгновение он оказался за дверью.

Сияние ослепило его, так что он вынужден был зажмурить глаза. Перед ним расстилалась бескрайняя сверкающая белизна. И в этой белизне, купаясь в лучах света, стояла девочка, казалось, порожденная сиянием. Она повернулась. Ноги Марка подкосились, и он упал на колени, уставившись в пол. Мама не раз говорила, что на обитателей небес смотреть нельзя. Тот, кто смотрит на них, сожжет свою душу дотла. Глаза Марка уже полыхали огнем.

Снизу по-прежнему доносилась размеренная поступь Жнеца. Марк припал к земле. Он не сомневался: теперь он будет спасен. Ангел не даст его в обиду.

— Сэр… кто это?

Голос, донесшийся до слуха Марка, никак не мог принадлежать ангелу. Это был робкий, настороженный и совсем детский голос. Он напомнил Марку о сестре.

— Его зовут Марк, — ответил другой голос. Мужской, взрослый и мягкий.

Марк затаил дыхание. Жнец был совсем близко. Он уже склонился над Марком. Мальчик слышал, как шуршит его плащ.

— Теперь он принадлежит мне.

— Он болен?

— Уже нет. Единственный путь к полному выздоровлению — изоляция от источника заразы. Сейчас он явно чувствует себя лучше, и я не вижу причин для паники.

Растерянный и сбитый с толку, Марк приоткрыл глаза и слегка повернул голову. Над ним стояли ангел и Жнец. Жнец, по обыкновению, был в черном плаще, его гладкое белое лицо не выражало никаких чувств. Одежды девочки-ангела сверкали белизной, но ее лицо и руки оказались смуглыми, а волосы — темными. Марк попытался подняться на ноги. Взгляд его встретился со взглядом ангела. Марк различил, что глаза у девочки темно-карие, почти черные.

— Если позволите, сэр, — произнесла она, подняла руку и внезапно сорвала с головы Жнеца страшное безносое лицо.

У Марка потемнело в глазах, голова его пошла кругом.

Лишь несколько мгновений спустя он вновь начал различать, что происходит вокруг.

Он находился в башне, в комнате, слабо освещенной лучами заходящего солнца, которые проникали сквозь узкое, затененное выступом оконце. Теперь Марк рассмотрел, что комната заставлена мебелью, покрытой белыми чехлами. Одежды ангела уже не казались ему сияющими. По правде говоря, они мало чем отличались от его собственной одежды. На девочке было грубое домотканое платье и желтоватый передник. Когда она наклонилась над ним, несколько густых темных прядей, выскользнув из-под белой ленты, упали ей на лицо. Марк увидел, что в руках смуглая девочка держит белую маску причудливой формы, а также две стекляшки, соединенные дужками. В самом скором времени ему предстояло узнать, что стекляшки эти называются «очки».

Что до Жнеца, теперь у него было другое лицо, человеческое. Марк разглядел, что он еще молод, что его спутанные каштановые волосы начали редеть, а над верхней губой у него темнеют жидкие усики.

Мальчик медленно сел.

— Я жив? — спросил он и почувствовал, как у него пересохло горло. Собственный голос резанул его по ушам.

Девочка кивнула.

— Жив благодаря доктору Теофилусу, — сказала она.

Взгляд ее темно-карих глаз неодолимо притягивал Марка. Она повернулась к молодому человеку:

— Сэр, в записке графа говорится, что он желает видеть вас сегодня в пятом часу. Я только что отнесла ему еду.

Доктор нервно прижал к губам палец.

— Лили, может, сообщишь мне, в каком настроении пребывает граф?

Девочка по имени Лили слегка нахмурилась.

— Но, сэр, это будет не слишком тактично с моей стороны. — Она перевела глаза на Марка, который по-прежнему сидел на каменном полу, и спросила: — Ты голоден?

Марк не сразу осознал, что вопрос обращен к нему. Секунду спустя он понял, что умирает от голода, и энергично закивал. Лили улыбнулась.

— Можно дать ему поесть? — повернулась она к доктору, который взирал на Марка, поджав губы.

— Думаю, да, — осторожно ответил доктор. — Да, пожалуй, прежде чем показывать графу, его необходимо покормить. Займись этим, а я тем временем пойду к дедушке. Нам необходимо обсудить множество важных вопросов.

Лили в ответ слегка кивнула, снова повернулась к Марку и протянула ему руку:

— Вставай и иди на кухню.

Марк сжал ее руку в своей. На фоне темных пальцев Лили его собственная ладонь казалась неестественно белой. Но, может, все дело было в том, что слой грязи, обычно покрывавший его руки, исчез. С усилием поднявшись на ноги, мальчик выяснил, что намного выше девочки. Теперь, когда он смотрел на нее сверху вниз, она казалась совсем обычной и заурядной.

— Спустись вниз на пять пролетов, — распорядилась Лили. — Увидишь дверь в кухню. Жди меня там. Если сам тронешь хотя бы один горшок, тебе придется об этом пожалеть. Мне надо поговорить с доктором.

Марк молча кивнул, не зная, что сказать. Спускаясь вниз по лестнице, он размышлял, о чем стоит порасспросить эту странную девочку. В голове у него царил полный сумбур. Наконец он очутился около кухонной двери и взялся за ручку. В то же мгновение аппетитные ароматы, хлынувшие из дверей, унесли прочь все его мысли. На плите стояло несколько горшков, и каждый из них источал соблазнительный запах.

На мгновение Марку показалось, что он вернулся в прошлое, в блаженные времена до прихода серой чумы. Как приятно было возвращаться домой с реки по переулку, пронизанному ароматами самых разнообразных похлебок, варившихся над множеством очагов. Возвращаться и знать, что дома в котелке кипит над огнем рыба, пойманная отцом сегодня утром. Знать, что дома ждет его мама.

Мальчик уже хотел подбежать к ближайшему горшку и сдернуть крышку, как вдруг до него донесся какой-то шум. То были голоса доктора и Лили. Выдержав короткую, но яростную борьбу с голодом, Марк на цыпочках вышел на лестницу и навострил уши.

— …Нельзя допустить, чтобы старик о нем узнал, — разобрал он слова доктора. — По крайней мере, сейчас. Он уверен, что еще один слуга нам совершенно ни к чему. Я пытался втолковать ему, что без помощника мне не обойтись. Но ты же знаешь, какой он упрямый.

— Еще бы, сэр. Уверена, Марк будет вам отличным помощником.

— Да, если он и в самом деле здоров. Надеюсь, это так. Он первый пациент, которого мне удалось полностью вылечить от серой чумы, — сказал доктор, и в голосе его послышалась гордость. — Теперь я смогу помочь и другим.

Марк улыбнулся. Он не представлял, что с ним произошло, но из разговора этих людей уяснил — они намерены оставить его здесь.

— Скажите, он знает… — Голос Лили слегка дрогнул. — Он знает, что его отец его продал?

Доктор долго не отвечал.

— Думаю, будет разумно, если эту новость сообщишь ему ты, Лили, — со вздохом изрек он. — По крайней мере, ты точно знаешь, что человек в состоянии пережить подобное известие…

— Как вам будет угодно, сэр.

Неожиданно Марк ощутил, что ему совершенно не хочется есть.

2

Кольцо с печатью

— Ну что, Лили?

— Да, сэр?

— Как дела у мальчика?

— Все так же.

В течение последних нескольких дней подобные диалоги вошли у них в обыкновение. Лили постоянно сидела на каменной ступеньке лестницы у дверей в комнату Марка, штопала скатерти или читала в неярком свете свечи. Почти каждый час доктор Теофилус поднимался к ней из своего кабинета, расположенного в подвале. С надеждой во взоре он задавал привычный вопрос. Получив неутешительный ответ, озабоченно кивал и возвращался к прерванным занятиям.