Скошенная трава (СИ)

   Наобнимавшись и нацеловавшись, девушка аккуратно положила лекарство на стол и спросила:

   - Как Белла?

   Высокий светловолосый парень отвел глаза и вздохнул:

   - Не приходит в себя. Всю ночь дежурили по очереди. Два раза были припадки. И, знаешь, она словно что-то опять хочет сказать... Но слова срываются в бредовый шепот, и смысл теряется... Надюха пыталась записать, но ничего связного не выходит.

   Хозяйственный и обстоятельный двенадцатилетний Стас нагнулся и вытащил из неглубокого подпола большую кастрюлю.

   - Мы вот тебя ждали, не ели еще!

   Айка нагнулась и чмокнула смуглого крепыша в лоб:

   - Суп сварил? Умничка! Сейчас поедим, только Белочку уколю! Погрей и ставь тарелки.

   Стас и шестилетняя голубоглазая Полинка застучали тарелками и ложками. Айка прошла в самый дальний угол комнаты. Там, на деревянном топчане, покрытом старым матрасом и ветхой простыней, лежала худенькая девочка с белым личиком, голубоватыми губами и плотно зажмуренными глазами. Светлые волосенки потемнели у корней от пота. Одной руки до локтя у девочки не было.

   Айка, присаживаясь на постель и наполняя лекарством шприц, вспоминала, как нашла ребенка среди развалин высотных домов на Тимирязевской. Когда из центра шла взрывная волна, то первый дом, разрушаясь, навалился на второй, а второй - на третий. А этот, последний, оперся согнутым боком о маленькую кирпичную девятиэтажку, спрятавшуюся за ним от удара, и заодно послужившую подпоркой. Верхние этажи рассыпались вокруг бетонно-кирпичной крошкой, но нижние этажи, треснувшие по всем стенам, удобно лежали на крыше маленького и выносливого советского дома. Тогда Айке было четырнадцать лет, и еще были живы родители...

   Они шли на Савеловский, не прекращавший работу ни на один день, рынок, менять автомобильные аккумуляторы на крепкую обувь и одежду. По темно-серому небу непрерывно неслись черные облака, а свист ветра заглушал остальные звуки. Иногда прорывался холодный дождь.

   - Сегодня правильный ветер, - сказал Айкин отец Шамил, работавший инженером-электриком на одном закрытом предприятии в те счастливые времена, когда небо было голубым, а тучки - белыми, - радиацию сдувает на восток и можно идти без респиратора.

   Очередная навалившаяся на небо туча неожиданно разразилась крупным пятисантиметровым градом, и семья укрылась в развалинах склонившейся высотки. Град не кончался, и становилось все холоднее. Отец обнял сильными руками маленькую и хрупкую мать, истончившуюся за этот безумный год выживания до сорока пяти килограмм и, присев на камень, посадил ее к себе на колени. Айке стало скучно. Как всякий подросток, она любила движение, а любопытство и желание найти что-то интересное гнало ее по скрученным конструкциям вверх, на замершие в неустойчивом равновесии этажи.

   - Айше, там может быть опасно! - тихо сказала ей вслед мать.

   - Не переживай, - услышала Айка голос отца, - наша девочка шустрая и быстрая. Она не упадет!

   - Вся в тебя! - ответила мама. - Умница и красавица!

   Отец засмеялся:

   - Лучше бы в тебя. Я так люблю зеленоглазых блондинок!

   - А я - смуглого брюнета. И еще - его самую лучшую в мире дочку!

   Айка улыбнулась: родители всегда нежно любили друг друга, хотя все кругом говорили, что непонятно, на чем держится их брак, ведь Шамил имел турецкие корни и был мусульманином. А его жена Вера - русская православная христианка, по воскресеньям посещающая с крещеной в православную веру Айкой службы в церкви. Отцы и матери ее одноклассников сходились и расходились, провозглашая каждый свою правду. Дети втихомолку плакали. А плод любви двух разных вер и культур искренне не понимала, как можно, вступив в брак и живя вместе, не баловать женщину и не относиться с уважением и вниманием к мужчине - защитнику домашнего очага от грубого внешнего мира и добытчику-кормильцу. Айка видела ласковое и теплое отношение родителей друг к другу и просто была уверена, что когда-нибудь и в ее жизни появится тот, кого она будет любить и бесконечно доверять. Отец с матерью, искренне любя свою единственную дочь, в свою очередь, учили и развивали ее, как только могли.

   Девочка поставила ногу на вывороченную из бетона и перекрученную арматуру. Придерживаясь за кусок стены, она ловко забралась в дыру между плитами. Здесь когда-то была квартира... В сохранившемся оконном проеме до сих пор болтались на карнизе чудом не сгоревшие тюлевые занавески с запорошенным черным пеплом цветочным рисунком. Сломанная мебель вывалила наружу свое нутро. Нигде ничего не было. Значит, здесь уже полазили. И Айка, в одном месте прыгая, в других - подтягиваясь на руках вверх, упрямо карабкалась по обломкам. Внезапно она услышала посторонний звук. Тот, которого в этом умершем доме просто не должно было быть: тихонько, на одной ноте, с небольшими перерывами, кто-то тоненько скулил.

   - Щенок! - ахнула девочка и полезла на звук.

   Небольшая перебежка по балке и она вошла в уцелевшую комнату. Окна в ней были забиты мебельными щитами. В дверном проеме висел ковер. На наклонном полу высокой стопкой набросаны одеяла и подушки. В них лежала лицом вверх мертвая изможденная женщина. У ее холодного бока одеяло то вздымалось, то опадало. Айка подошла поближе и приподняла покрывало. На нее из холодной темноты смотрели две крошечные розовые пятки. И они шевелились.

   Девочка тут же стянула перчатку и просунула внутрь руку. Нащупав маленькое тельце, она намотала на кулак одежду и дернула на себя. Из-под одеял и покрывал ей в объятья вылетел крошечный сморщенный комочек живой плоти. Айка положила ребенка на руку и расправила складки на замызганной и длинной рубахе. Личико чистое, без язв. Айка бесцеремонно задрала рубашку, а потом спустила штанишки. Тельце тоже было чистым, но очень истощенным. "Наверное, не если несколько дней, да и не пили..." Ребенок, а это была маленькая девочка, раскрыла зубастый ротик и тихонько мяукнула. Айка положила ее рядом с умершей матерью и, сняв с ремня флягу, отвинтила крышку. Там была чистая кипяченая вода с толикой спирта. Приподняв головку и оттянув подбородок, Айка, не касаясь флягой губ малышки, осторожно влила ей в рот глоточек жидкости. Девочка, не открывая гноящихся глаз, вытянула в пустоту руку, нащупывая источник драгоценной влаги. Айка капнула еще. Девочка почмокала губами, словно смакуя неожиданный дар, и улыбнувшись, неожиданно громко сказала: - Бела...

   И заснула.

   Айка закутала находку в толстую тряпку, завязала концы крепким морским узлом. Затем, порвав на длинные ленты плотное покрывало, связала их между собой сеткой, длинные петли которой повесила себе на плечи. Внутрь запихнула узел с ребенком. И снова заскользила по обломкам, но только вниз. Кстати, из этого убежища обнаружилась более удобная тропка к первому этажу.

   Родители все также сидели обнявшись, терпеливо дожидаясь возвращения дочери. Град закончился. Тучи слегка посерели.

   - Что там? - встретил ее вопросом отец.

   - Ребенок. Живой. Чистый. - Айка сняла с плеч самодельные лямки и развязала узел.

   Родители посмотрели на малышку.

   - Это хорошо. - Неожиданно сказал отец.

   Айка непонимающе взглянула на него из-под козырька капюшона. У них был договор: никому не помогать и никого не брать в семью. Они решили так после того, как первое время после возвращения в город жили в коллекторе на их бывшей улице вместе с такими же выжившими. Семья сбежала от них после того, как один из соседей по бетонной жилплощади попытался увести Айку и продать в подземный бордель.

   - Почему хорошо? - спросила девочка.

   - У тебя будет сестра.

   - Здорово! Я сама буду за ней ухаживать! И назову ее Беллой!

   Отец с матерью вздохнули и усмехнулись. Пусть у их девочки будет еще один надежный друг в этом безумном мире.

   - Ее надо показать врачу. - Внимательно осмотрев малышку, сказала мама. - Мне не нравятся ее глаза. Я не могу их открыть, а гной запекся вместе с кровью. Надо будет протереть антисептиком.