А дело было летом...

Эх, только зачем она сделала это сегодня? Ведь вышла на берег попрощаться с морем, скалами, несколькими друзьями, а вместо этого дёрнула кататься.

Но ведь ничто не предвещало шторма. Старые морские волки и все собаки побережья, что чуяли бурю за день, были спокойны, как… как море! Будь оно всё неладно!

Катер весело бежал по волнам, и вдруг — откуда только он взялся! — шквал. Второй, третий. Пенные гребни, свинцовые тучи, что за минуту занавесили небо, дождь. «Кураж» забился в грот и встал на якорь. О да, здесь есть пресная вода, харчи можно растянуть на несколько дней, но время! Неумолимое время бежало вперёд, круша все чаяния Нины.

Вот ведь как может случиться: случайный попутчик по дороге на море — машинист. Хороший дядька, спокойный, неторопливый, искренний. Про таких говорят — надёжный. А Нина, как в детстве была хулиганкой, так и осталась сорвиголовой, даром, что окончила институт и работает в серьёзной конторе. И потому, когда машинист предложил "постоять у руля", её сердце на секундочку остановилось, а затем пошло снова, часто и гулко гупая в рёбра.

И они пожали друг другу руки, скрепляя договорённость.

Боже, как Нина ненавидит опаздывать и нарушать слово! Она может умчаться из дому с температурой, потому что пообещала. Маме остаётся только вздыхать:

— Ох, Нинка, добегаешься ты когда-нибудь!

Когда шторм немножко утих, «Кураж» вернулся домой, а мрачная Нина поплелась на квартиру. Ей никак не успеть, даже на такси — поезд ушёл час назад.

Явление четвёртое: Последнее

Пётр Иванович зажмурился, теряясь в догадках, что за Зверька такая, когда почувствовал на плечах нечто пушистое, практически невесомое.

— Зверька, — выпалил машинист, дивясь сам себе.

Мужчину переполнила радостная уверенность. Теперь уж точно всё будет хорошо! Зверька прикоснулась лапками к векам мужчины, а зычный голос весело спросил:

— Ты чего, Иваныч? Гони!

Руки сами метнулись вперёд, словно стоял он не на веранде затерянного степного домишки — на рабочем месте. Так и есть! Его любимая «девятка», его любимый участок пути, где можно разогнаться так, что держись!

Лицо мужчины преобразилось, проявился тот самый мальчишка, который с первого класса мечтал стать машинистом.

Ветер свистел в ушах, заглушал стук колёс; тёплые лапки Зверьки держали его веки, пушистое тело приятно грело шею и плечи. Иванычу хотелось петь.

Нина печально брела вверх по улочке, взгляд бесцельно скользил по сторонам, пока не запнулся о непонятное.

Под солнечными часами сидел человек. Абсолютно сухой, хотя весь город был вымыт до последнего камушка.

Нина посмотрела внимательнее, и удивилась ещё больше. Это был не человек.

— Эй, — сказала она, — ты кто?

— Время, — откликнулся странный незнакомец и добавил после паузы: — Не местное.

— И долго ты тут сидишь?

— Не знаю.

— Но ты же Время!

— Не местное, — устало повторило оно, а затем посветлело лицом. — Скажи, который час?

— Не знаю, — вздохнула Нина. — Часы пришлось подарить морю.

— Ну, хоть примерно!

Слёзы стояли в его глазах, и Нина не смогла отказать.

— Если тебе не надо с точностью до минуты, тогда сейчас где-то шесть тридцать вечера; день недели — вторник; число — первое августа 2006 года от Рождества Христова. Такая информация тебя устроит?

— Устроит! Ещё как устроит!

Время вскочило на ноги и радостно заплясало вокруг девушки.

— Ты первая, кто так со мной поговорил! — радовалось оно. — Все остальные сообщали часы и минуты по своим «тикалкам»! Я бы их!

Нина печально улыбнулась и пошла своей дорогой, когда запоздалое прозрение посетило её.

— Постой, — от волнения закричала она, — так ты, правда, Время? Не врёшь?

— Время-не-местное,   — растягивая слова, пропело Время.

— Так что же мы тебя теряем? В смысле, время теряем? Я давно должна была ехать домой, а тут эта буря! Время, миленькое, выручай!..

— Не могу, — прошептало оно, разом сникая.

Улыбка увяла, погасли смешинки в глазах, плечи ссутулились, руки опустились, голова упала на грудь.

— Я ведь не местное, я застряло тут, я не могу найти выход…

— Это же сущий пустяк! Жди меня здесь, слышишь?

Надежда творит чудеса. Нина взлетела наверх, схватила рюкзак, попрощалась с хозяйкой и вернулась к песочным часам.

— Фух, ты ещё здесь! Руку!

Время, как зачарованное, глянуло на уверенное лицо девушки, загорелую, исцарапанную руку, сильную ладонь, и робко вложило в неё свои пальцы.

Хватка у Нины отменная, шаг — широкий, и бедное Время едва поспевает.

— Вот и все! Проще простого! — сказал Нина.

Счастливое Время никак не могло отдышаться, а потому заговорило минут через пять.

— Держись, — сказало оно. — А ещё лучше — закрой глаза.

Нина послушалась. Вроде бы что-то щёлкнуло. Девушка открыла глаза… Да ведь она в поезде! И он только-только собирается отправляться.

Рюкзак — на третью полку, самой — на вторую. А Время шепчет:

— Глаза закрывай!

Нина слушается. Щелчок. Ночь, два пятнадцать. Вот так перескочили! Тихонько, чтобы не разбудить соседей, Нина идет по вагону и замирает в тамбуре.

Что сейчас будет!

Зверька отняла лапки от глаз машиниста, он открыл глаза. Чудеса, да и только! Вокзал, но пушистое тельце по-прежнему греет шею — Зверька не умчалась назад к старику.

— Иваныч! Петро! Вот уж не ждали! Каким ветром?

— Попутным.

— Ну, молоток. За работу?

— Конечно!

Вокзальные часы метнули стрелку вперёд.

Два восемнадцать.

Мужчина, девчонка, Зверька и Время встретились на перроне.

— Пошли, что ли? — говорит машинист.

— Ага, — кивает девчонка.

Нина во все глаза глядит прямо перед собою. Красота! Зверька касается висков Ивановича, Время берёт за руку девушку, и всё начинает неуловимо меняться.

Время поднимает руку вверх, хватает за ручку, тянет, и паровоз пронзительно свистит.

Стучат колёса, ревёт огонь в топке, лопата неутомимо подкармливает его углём.

Нина, Пётр Иванович и даже Зверька дают по свистку. Волшебная ночь продолжается и продолжается, неся в себе старинный локомотив с угольным тендером и вагонами, в которых спят такие разные люди. И только самым заядлым романтикам сниться, что они кричат друг другу чуть ли не в ухо, чтобы перекрыть голос топки, и на всех парах ведут паровоз через степь, прямо к звёздам.