Ведьмин век

. Клавдий ходил из угла в угол, и подробные карты деревень и местечек, областей и округов шелестели под его ногами, как осенняя листва.

– Еще несколько дней – и мы проиграем.

Сподвижники молчали.

Их семьи давно выехали из Вижны – в первых рядах, в мягких купе, далеко, подальше, в горы, в безлюдье; их жены маялись теперь в гостиничном комфорте, беспокоились и слушали радио из Вижны. А сегодня на рассвете радио замолчало – из динамика доносился ровный невозмутимый треск.

Окна закрыты наглухо. Не помогает и кондиционер – во всем Дворце Инквизиции, даже в подвалах, стоит густой запах дыма. Половина города медленно горит.

Отключен телефон. Связь с провинциями возможна только по рации – но в эфире все больше, все гуще плодятся помехи.

Тротуары и мостовые славной Вижны залиты отходами и дерьмом. Содержимое канализации выдавило чугунные крышки и превратило улицы в подобие зловонных рек.

Разом опали все листья на гордых виженских деревьях.

Герцог выехал вчера. Вертолет, вот уже две недели гнездившийся на крыше его резиденции, наконец-то снялся и улетел.

Хаос и паника по всему свету. Пустой мир. Мир раскрепощенных ведьм.

Скрытая камера, установленная в развалинах оперного театра, на мгновение поймала в кадр серую женскую фигуру.

Будто бы призрак Хелены Торки.

«Вы были добры, Клавдий…»

Он скрежетнул зубами:

– Еще несколько дней промедления…

Он знал, что говорит впустую.

Совсем недавно… или невозможно давно, короче, полтора месяца назад… он пытал ведьм, изловленных в Однице. Он пытал их и узнал о судьбе, предназначенной людям на стадионе; он по локоть запятнал руки, зная, что их вовек теперь не отмыть. Он замарался в кровавом и грязном, но он ведь спас?!

Если бы он знал способ. Если бы знать, он погрузился бы с головой, он по уши нырнул бы в дерьмо, если бы этим можно было остановить…

Еще вчера, под взглядами кураторов, он был уверен в себе и силен, как никогда.

Уже сегодня он с ужасом понимает, что ошибся. Переоценил свои силы; матка не желает поединка. Матка играет с ним, как кошка с мышью.

"…Я один не усомнюсь ни на мгновение, что сударыни мои не способны собственных безобразий устрашаться…

А потому я один не могу надеяться – такого рода надежда лишит меня сил, а ведь я должен приготовить для сударыней моих отдарок… Ибо матка, матерь-ведьма, затаилась так близко, что я не могу спать, чуя ее дух… И не далее как сегодня я схвачу ее шею железными клещами, которые уже выковала моя воля…"

Нет, Клавдий не чует. Воля его бездействует. Пятеро сподвижников, проведших ночь в подвалах, прячут воспаленные глаза.

* * *

Над ее головой, низко-низко, нависало злое красное солнце. Жгучее, раскаленное, как стальная спираль; Ивга удержала стон. Попыталась пошевелиться – ее руки были неподвижны. Ее ноги ей больше не принадлежали; страх прибавил ей сил, она сумела разлепить веки.

Желтой змеи не было. Была темнота, и над головой, низко-низко, жгучее красное пятно.

Она содрогнулась. Вспомнила все, лихорадочно