Ведьмин век

мплекции очень подвержены…

– Ну, ты даешь, – громко и совершенно бесстрастно объявил Выкол, куратор Бернста, «железная змеюка». – Все, господа, получили по шеям, сливайте воду, сушите весла… И беритесь-ка за работу. Матку ловите, мать ее…

Фома молчал. Молча шевелил губами.

– Это вам так не пройдет, Старж, – глухо сказал Вар Танас, куратор Ридны. – Вы предали Инквизицию – во имя собственной задницы…

Клавдий вскинул голову.

Не потому, что эти слова так уж его задели – просто хотелось выплеснуть куда-то накопившееся раздражение, беспокойство и тоску. Причем выплеснуть не на голову референта, бездарно и зло – а с некоторой пользой, красиво, расчетливо.

– Моя задница передает привет вашим мозолистым седалищам… Мне, к вашему сведению, глубоко плевать на Инквизицию. Пусть погибнет Инквизиция – но вместе с маткой; я предал Инквизицию – прекрасно. Потом придете плюнуть на мою могилу. А сейчас я хочу убить матку, и ваши кадровые игры мне не помешают, вот хоть голышом пляшите. Мне плевать на ваши амбиции; будьте добры работать, а значит, убирать дерьмо, причем проворно, а иначе в нем же и потонете… Все – по рабочим местам. Кто ослушается малейшего приказа – будет смещен в двадцать четыре часа и отдан под Виженский трибунал. Я сказал.

Они молчали. И смотрели; и Федора смотрела тоже. И на дне ее глаз он увидел восхищение; за что же, интересно, женщины так любят людей, совершающих нехорошие поступки. Так любят, что даже готовы простить мимолетный блуд с молоденькой конкуренткой…

Клавдию стало противно. Он отвернулся.

* * *

Это был всего лишь спортивный зал. Кажется, школьный. Пустой; решетки на окнах, так напугавшие Ивгу в первый момент, призваны были защитить стекло от летящего мяча. Толстые прутья вдоль стен – всего лишь гимнастическая лестница… И поверх привычной разметки, баскетбольной и волейбольной – сложные переплетения тонких черных линий. Скорее даже темно-ржавых, с пленочкой, с блеском, будто поле для будущей игры размечали кровью.

– Войдите, сестры… Делайте так, как вам велит вам ваша сущность. Покоритесь своему естеству; придет время умирать – умирайте. Придет время оживать – оживайте… Идите по нитке ступня за ступней, не сходите с дороги, это ваш путь, пройдите до конца…

Ивга не могла разглядеть молчаливых ведьм, стоящих в дальнем конце зала. Силилась – и не могла. Ее не знобило уже – трясло, как в жестокой лихорадке; девчонка в спортивном костюме плакала, глотая слезы, ревела все громче и громче.

Я должна вспомнить, думала Ивга в панике. Подумать, вспомнить свою жизнь, осознать… Я – последний раз я. Потом меня не будет. Меня… Клавдий!! Клавдий, пожалуйста, помни меня. Помни, как ту девчонку из своей юности. Как я ей завидую, как я…

– Ложится ваш путь. Пусть ровнее ляжет.

На пол по очереди упали четыре длинных веревки. Четыре безвольных змеи, упали на пол и замерли в четырех непохожих рисунках. Перед девчонкой – почти ровной линией с несколькими петлями у начала; у старухи – сложным лабиринтом узлов, у завитой