Мир Гаора (СИ)

   Все его силы уходили сейчас на тщательно, упорно загоняемую вглубь, чтоб и случайно не вырвалась, ненависть к этому мальчишке. Мальчишка не виноват, что у него нормальный отец, а не сволочь вроде Яржанга Юрденала. Родителей не выбирают. И он не выбирал, и к матери... нет, у него к матери нет, и не может быть претензий, она всё сделала для него, даже, как ему ещё тогда в самые его первые рабские месяцы у Сторрама сказали матери: "Отмолила тебя матерь твоя". Он уже знает, что это значит. И во всех его бедах виноват только один человек, генерал спецвойск Яржанг Юрденал, отцеубийца, братоубийца и... сыноубийца, да, так, то, что он сделал с ним, это тоже убийство. А Братец, Гарвингжайгл Юрденал... да, слизняк, дурак, сволочь, как угодно, но заявление в Ведомство Юстиции писал отец. Брат брата рабом не делает. Гарвингжайгла и слушать никто бы не стал. Отец - полный хозяин над бастардом... как над рабом? Так что, бастард - это раб? Только не купленный, а рождённый? А использование и содержание раба определяет хозяин. А у бастарда отец? Как хочет, так и содержит, чему хочет, тому и учит. А... а ведь ты всегда знал это, тебе ещё Сержант объяснял, кто ты и какие у тебя обязанности перед отцом и родом, а прав нет. Чего же ты сейчас изумляешься? Целку строишь. Ни раб хозяина, ни бастард отца не выбирают. Кому-то везёт, а кому-то и нет. Вот и всё.

   - О чём мечтаешь? - ворвался вдруг голос хозяина.

   Гаор вздрогнул и сообразил, что его о чём-то спрашивают и, похоже, не в первый раз.

   - Да, хозяин?

   - Размечтался о чём, говорю.

   - Так, хозяин, - неопределенно ответил Гаор, надеясь, что вопрос был риторическим и его ответа не требуется.

   Но хозяину хотелось поговорить.

   - Ты ведь тоже бастард, так?

   - Да, хозяин, - глухо ответил Гаор.

   "Не касался бы ты этого, ну чего ты лезешь?" - мысленно попросил Гаор

   - А тебя как забирали? - вдруг с живым интересом спросил хозяин.

   Гаор крепко выругался про себя, лицо его дёрнула мгновенная гримаса ненависти.

   - Очень просто, - он забыл добавить положенное обращение, но Ридург словно не заметил этого: таким был сейчас его подчеркнуто спокойный, до равнодушия голос. - Приехала военная машина. Два автоматчика взяли улицу под прицел. Я не успел убежать. Мать вышла на крыльцо. Из машины вышел отец. Сказал всё, что положено, швырнул матери в грудь карточку и деньги, две бумажки, автоматчик меня поймал и запихнул в машину. И меня увезли. И всё.

   - И всё? - с какой-то странной интонацией переспросил Ридург.

   - Что же ещё? - пожал плечами Гаор. - Для начала, как и положено, меня избили. Чтобы не кричал, не плакал и не звал мать, - и жёстко повторил, исключая дальнейшие вопросы. - Всё.

   Он уже настолько справился с собой, что дерзил, не прибавляя положенного обращения, вполне сознательно, напрашиваясь, нарываясь на удар или обещание "горячих". Пусть бьёт, на то и хозяин, но тогда прекратится этот ненужный напрасный разговор.

   Казалось, Ридург понял это. Потому что прекратил расспросы, но и не ударил. Теперь они ехали молча. Ровно гудел мотор, да уютно посапывал на руках Ридурга мальчишка. Ридург сидел прямо, будто избегая сейчас смотреть на лицо сидящего рядом раба, хотя ничего особого уже в этом лице не было. Деловитое спокойствие, сосредоточенность на выполняемом сейчас не самом сложном, но и требующем внимания деле.

   Гаор уже совсем успокоился, но не жалел о вспышке. Отпор надо давать, а то так и норовят в душу залезть, по душе ударить. Рабы его не расспрашивают, понимают, а этот... Ну, так и получи.

   К дому они подъехали уже в полной темноте.

   - К парадному, - разжал губы молчавший всю дорогу Ридург.

   - Да, хозяин, - механически откликнулся Гаор.

   Он въехал на "чистый" двор, развернулся у крыльца, и почти сразу распахнулась дверь и порывисто выбежала хозяйка.

   - Привёз? Давай сюда. Куконя, Белёна, вещи возьмите.

   Хозяин вышел из машины и понёс спящего мальчика в дом, рядом шла хозяйка. Гаор молча вылез, выгрузил из фургона чемодан и коробку и, не предложив Куконе и Белёне помочь, полез обратно. Те удивлённо посмотрели на него, но промолчали.

   Загнав фургон в гараж, Гаор, не откладывая, взялся за мытьё, заправку и прочее. Хотя обычно ему после рейсов давали два-три дня отдыха, но скакнет хозяину завтра ехать...

   - Рыжий, - сунулась в гараж Трёпка, - ужинать иди.

   - А пошла ты... Лутошка где? - рявкнул он в ответ.

   Трёпка даже ойкнула от неожиданности и исчезла.

   Вместо Трёпки пришла Большуха.

   - Ты чего есть не идёшь? Простынет всё.

   Грубить Матери он не посмел и хмуро ответил.

   - Сейчас. Закончу и приду.

   - И утром успеется, - спокойно ответила Большуха, - не дёрнут тебя завтра. Пошли.

   Он выпрямился, бешено глядя на неё, не зная, как объяснить...

   - У них свои дела, - спокойно сказала Большуха, - ты свою работу на сегодня справил, твоё время сейчас. А на них не смотри. У них своя жизнь. А у тебя своя.

   Гаор перевёл дыхание и поклонился ей.

   - Спасибо, Мать.

   Он, как заново, оглядел гараж, решительно захлопнул крышку капота фургона и сдёрнул с гвоздя у двери свою куртку-ветровку.

   - Иду, Мать.

   В кухне, как всегда по вечерам, тепло, светло, уютно, пахнет едой. Все спокойно сидят за столом, отдыхают.

   - Давай по-быстрому, паря, - озабоченно сказала ему Красава, раскладывая по мискам кашу.

   Они что, его ждали, не начинали без него? Гаор почувствовал, как у него даже щёки загорелись от стыда. Это получается, что из-за его психов остальным ужин задержали. Стыдобища!

   - Да, я сейчас.

   Он пробежал в свою повалушу, повесил куртку и каскетку, скинул сапоги и портянки, достал из тумбочки и натянул чуньки и так же бегом вернулся в кухню. Его в самом деле ждали. Он наскоро вымыл руки и сел за стол.

   Как всегда, первые ложки в сосредоточенном молчании. Потом неспешный спокойный разговор о всяких новостях, и что тут было без него, и что он в рейсе видел и узнал. Гаор уже совсем успокоился, приняв правоту Большухи. У тех своя жизнь, а у него своя. Он работает, работу свою выполнил, и нечего о господах думать, отдых себе портить. И когда после ужина, как всегда, убрали со стола, женщины сели с рукодельем, мужчины с куревом, а он и Лутошка с тетрадями, - всё уже было хорошо и спокойно. Тем более что Лутошка без него все-таки что-то делал: и задачи решил, и в прописях нужные строчки написал, и даже газету читал, так что военная сводка о победоносных боях и доблестной армии звучала вполне приемлемо. Всего пять ошибок. Гаор под общий смех отщёлкал Лутошке в лоб пять шелобанов - по одному за ошибку - и стал писать новое задание.

   - Рыжий, - спросил Лутошка, глядя, как он выписывает столбики цифр, - а тама, ну, на войне, в сам-деле так страшно? Я вон читаю...

   Коротко рассмеялся аггр, усмехнулся и Гаор.

   - Ещё страшнее. Что написано здесь, это так... слова одни. А на самом деле...

   Он поднял голову, встретился глазами с аггром, и они улыбнулись друг другу, понимая всё несказанное.

   - Так рассказал бы, - предложил вдруг Тумак, - как оно там на самом деле было.

   - Про что? - ответил вопросом Гаор. - Вот эти решай теперь. Про Чёрное Ущелье, что ли? Оттуда мало кто живым вышел. Или как в Алзоне мы в окопах сырых гнили?

   - Ноги ты тама застудил? - спросила Красава.

   - Ну да, - кивнул Гаор, закуривая. - Я ещё легко отделался, кто почки застудил, тем совсем хреново. А с больными почками я бы сортировку не прошёл, сразу бы четвёртую категорию огрёб.

   - Это на утилизацию которая? - удивился Сивко. - Ты ж молодой.

   - Так не по возрасту, а здоровью, чуня, - возразил Сизарь, - я вот тоже помню. В посёлке, ну, когда ещё мальцом был, так управляющий мужика одного отметелил, почки ему отбил. Ну и всё, увезли того в "сером коршуне".