Колдун (СИ)

Выходя из молельни, она вопреки обычаям не развернулась, чтобы осенить себя треугольником, а просто пошла дальше. Жадно дыша, прогоняя смолистый храмовый дух из легких. Морозный зимний воздух обжигал, но казался упоительно сладким.

Во дворике перед молельней переговаривались прихожане, многие разбивались по парочкам и шли по своим делам.

- Дочка... - услышала девушка за спиной. Худая невесомая рука легла на ее плечо. - Дочка... Ты плакала в молельне. Плакала о смерти, не о жизни.

Айрин обернулась и дико уставилась на сухую, будто ветка, какого-то узловатого дерева, выбеленная морем и годами, женщину. Совсем не старую, но какую-то древнюю.

- Черно у тебя за душой дочка. Богиня мне сегодня наказала сюда прийти, встретить тебя.

Сумасшедшая поняла Айрин. Очередная рехнувшаяся на вере сестрица, слышащая голоса Богов.

- Не веришь ты мне, вижу. Но ты послушай, Сюшу. Старая Сюша с тобой повидаться пришла. На тебя посмотреть. Ты думаешь ты одна. Все тебя бросили. Так оно и есть. Права ты, хоть и верить в это не хочешь. За смерть молишь, о мертвых больше, чем о живых думаешь. Потому и одна. Мертвые тогда тебя простят, когда живые простят. Мертвым все равно. Слушай, старую Сюшу Богиня прислала. Слезы больше не лей. Хватит лить слезу. Сюшу слушай! Мертвые пусть молчат! О живых думай. Живые они в тебе нуждаются. Тому человеку больно, плохо, он тоже все о мертвых думает!

- Кому? - выдавила из себя Айрин, с трудом глотая ком в горле.

- Покалечили его, побили ему судьбинушку. Вот и думай о нем. Помоги ему. Он на твоем пути стоит.

- Кто? Имя скажи!

- Сюша не знает... Сюшу Богиня предупредить послала, благословить. Не знает Сюша.

Сумасшедшая медленно побрела дальше, оставив Айрин стоять с открытым ртом. Девушка со стукам сомкнула челюсти, наблюдая как худая фигурка в лохмотьях ковыляет по храмовому двору.

Небо постепенно затягивало облаками. Пошел мелкий сухой снежок.

Айрин вернулась в трапезную, где уже разливали по мискам похлебку. Девушка нашла свободное место между двумя сестрами, поставила миску и пошла за куском хлеба и ложкой. Сестра на раздаче весело ей подмигнула, приветствуя.

Похлебку сварили из осенних кабачков, отрастивших толстую трудно пережевываемую шкуру. Сестры сплевывали ее и складывали около мисок, самые же отважные глотали целиком. Еще в похлебке плавал лук, морковь и репа. Айрин поймала на черенок длинную луковую соплю и брезгливо повесила ее на край тарелки. Сестра по соседству удивленно на нее покосилась - она только что со смаком всосала такую же.

- Хочешь? - сердечно предложила Айрин. Монашка сморщила нос и фыркнула в ложку. - Как хочешь. - Девушка пожала плечами, складывая к одной вялой лучине другую.

А вот хлеб в храме пекли чудесный. Пекли в маленькой глиняной печке, сложенной прямо во дворе. Раньше Айрин всегда прихватывала домой краюху, оставляя в жертвенной миске рыночную стоимость хлеба.

Майорин смеялся, что она единственный человек, который честно обворовывает храм.

После трапезы посуду сложили горками, со стола смели крошки и непрожеванную кожуру кабачков. Монахини принесли глубокие ушаты, послушницы ведра с горячей водой. Застучали миски, завозились тряпки и, наконец, раздались веселые женские голоса. Будто простые горожанки, монахини говорили о новостях и сплетничали.

- Нынче на площади собаку камнями закидали, думали оборотень. Жалко псину... - вздохнула одна, проводя пальцем по вымытой тарелке, проверяя чистоту.

- Оборотень-выворотень! - пробурчала другая. - Дурни!

- Дурни-дурнями, но тварь какая-то по улицам бегает.

- Что-то не видно этой твари в наших краях.

- Какая же нечисть рискнет зайти на святую землю? - задала провокационный вопрос сероволосая послушница. Раздалось всеобщее согласное мычание. Только Айрин едва заметно усмехнулась, но спорить не стала. Она-то хорошо знала, что лучшее средство от нечисти - это рогатина или острый меч, а святую водицу эти твари полакают с превеликим удовольствием, наслаждаясь ее чистотой и вкусом. И в ответ разве что благодарно рыгнут - перепив.

- А государыня, говорят, брюхатая ходит. - Поддала Айрин жару.

- Ох! Слава богам, наконец-то наследник у Его Величества!

- Слышали, что про его брата говорят? Он открыто живет с любовницей! - Айрин принялась усердно мыть собственную миску.

- Ну и ладно, откуда он вообще взялся брат этот? Может он и есть оборотень?

- А архимаг вчера опять к матушке приезжал, я собственными глазами видела, как она его во дворе встречала.

- Ох... девоньки... матушка услышит, мало нам не покажется.

- И верно... что ты там, Айрин, про государыню говорила?

Последняя миска устроилась на длинной тряпице для сушки. Вода из ушатов потекла в сточную канаву, сестры разбрелись кто куда. Одни надели полушубки и отправились чистить снег или помогать в центральном храме. Другие вернулись в лекарню, заниматься немногочисленными больными, большинство из которых страдало от обморожения, заработанного спаньем в сугробе. Третьи занимались еще чем-то - как обычно работы в храме было много.

Айрин обтерла руки рушником, не одеваясь, вышла во двор, где нырнула в неприметную дверцу замшелой башенки. Винтовая лесенка пронизала три этажа кладовых. На четвертом было тепло. У матушки Денеры трещала печка, сама настоятельница стучала спицами, вывязывая нечто длинное и серое.

- Айрин. - Кивнула она.

- Матушка, мне пора уходить. Я зашла попрощаться.

- Помогла тебе молитва? Не отмахивайся, вижу, что помогла. Заходила бы почаще, Айрин.

- Матушка, ко мне подошла странная старуха... Сюша...

- Сюша... она не старуха, доченька, чуть старше тебя. Когда она переболела Луарским тифом, стала такой. Осинья - ее звали. Помнишь? Ты тогда приходила со своим колдуном.

- Осинья? Осенька? - Айрин прижала ладонь к губам и прикусила указательный палец. Дурная привычка, которая никак ее не оставляла. - Она тогда сильно болела...

- Да сильно. Осенька так и не оправилась, она была тогда только послушницей, и я отправила ее домой. Думали, помрет к лету. - Матушка справила священный треугольник. - А она живет. Вот только странная стала, говорит божьими голосами, видения ей приходят. Да всегда по делу. А на Осю больше не отзывается. Зовет себя Сюшей. Мы уже и привыкли. Божий человек наша Сюша. Что она тебе сказала, запомни.

- Матушка... а вам не интересно, что она сказала?

- Айрин, Айрин... это неважно. Для тебя важно, а мне знать незачем. Иди с Богом, пусть тебя Богиня хранит, а сын их дорогу указывает, освещая путь во тьме. И не убоишься ты зла, потому что они с тобой.

Айрин спустилась по лесенке, считая ступеньки, она уже выходила за храмовые ворота, когда впервые оглянулась. Посмотрела на серые стены, замшелые, нуждающиеся в ремонте.

- Да не убоюсь я зла... - прошептала она и улыбнулась - Да убоится зло меня, раз я такая страшная.

- Я больше узнал о тебе, чем о людях... Но ты забавная, а почему ты считаешь себя чудовищем?

- Видно так оно и есть.

- Расскажи.

Рассказывать дракону оказалось необыкновенно легко, не надо подбирать слов и выражений. Воспоминания сами скользят в голове седыми змеями. И Айрин отпустила их на волю, позволяя Шипу узнать все от начала до конца. О том, кем она родилась и как росла, о том, как стала истоком и как она училась им быль, как попала в плен к Фарту и как боялась сойти с ума, как приготовилась умереть, забрав с собой весь замок. Как спаслась и еще долго не могла поверить, что не бредит, как познакомилась с Леттой, как они добирались до Вирицы, и как она из Вирицы ушла. А Шип, смежив тяжелые веки, казалось, видел каждый миг жизни девушки, которая сидела прислонившись к стене его пещеры на двух толстых кожухах, протянув бледные руки к распаленному для нее костерку.