Орёл, несущий копьё (СИ)

— Итак?.. — произнёс Макс, когда ждать надоело.

Адлер молча передал ему письмо. Петар придвинулся ближе, и даже Влад подошёл, чтобы посмотреть.

Уважаемый мистер Гриндевальд,

Ваша расторопность в выполнении обязательства, которое вы на себя взяли, была отмечена и воспринята благосклонно. Встреча, о которой вы просили, состоится в скорейшем времени; в эту среду, тридцать первого января, я лично прибуду на Буян для того, чтобы сопроводить вас. Предлагаю вам встретиться в девять вечера в «Буревестнике».

Искренне ваш,

Лорд Люциус Малфой

— Ты отправишься со мной, Макс, — заметив, что товарищи дочитали, сообщил Адлер.

— Хорошо, — ответил он; они с Адлером уже обсуждали такую возможность.

На следующий день занятия пролетели почти незаметно, словно нарочно ускорившись, приближая вечер и то, что было на него запланировано. Не желая того признавать, Макс в определённой мере нервничал — всё же речь шла о встрече с лордом Волан-де-Мортом, а не скупщиком с чёрного рынка. Адлер, напротив, был возбуждён и, казалось, с интересом ждал встречи — и всё же пару раз Макс замечал, как Гриндевальд теребит перо или обрывает уголки пергамента.

После уроков, не в силах сосредоточиться на выполнении домашних, не собираясь даже пытаться заставить себя, Макс принял предложение Якова провести тренировочную дуэль. Бой и в самом деле помог успокоиться, сконцентрироваться, взять себя в руки; когда же они закончили и перевели дыхание, Яков серьёзно спросил:

— Так что решил твой отец?

Макс помедлил, убрал палочку в держатель на поясе, после чего сказал:

— Идеи Лорда ему импонируют. Впрочем, он как всегда осторожен и в Британии действовать не станет — но вот если война Тёмного Лорда перекинется на континент, он не останется в стороне. А что на Балканах? Знаю только, что в Сербии проблем не будет: отец Деяна — главный сторонник моего.

— Хорватское Министерство скоро будет за моим дядей — он и отец договорились с большей частью высших чиновников. В других странах хуже: Венгрия и Румыния сильно пострадали ещё во время террора Геллерта Гриндевальда и до сих пор не горят желанием поддерживать какие бы то ни было выступления. В Болгарии, Албании и Македонии сторонников и противников идей чистокровности примерно поровну, а греческий министр слишком занят решением проблем казны с гоблинами Гринготтса, чтобы волноваться по поводу внешней политики.

— Мне кажется, противостоянию стоит только начаться — и борцы подтянутся, — тихо спустившись, Адлер явно уже какое-то время слушал их разговор.

— Пожалуй, — согласился с ним Макс. — И всё же лучше, если перевес изначально будет на нашей стороне.

Услышав это, Адлер почему-то прищурился; Макс вопросительно вскинул бровь, но Грин покачал головой, махнул палочкой в сторону стоявшего чуть дальше сундука и, уменьшив его до размера шкатулки, призвал себе в руки.

— Уже уходите? — спросил Яков и посмотрел на наручные часы. — Ещё только восемь.

— На такие встречи лучше приходить заранее, — упрямо заявил Адлер и направился к высокому, в человеческий рост камину, дававшему вместе с парой факелов на стенах освещение этой части зала.

Макс и Яков неспешно двинулись следом. Взяв со столика возле камина горшок с летучим порохом, Адлер бросил горсть в огонь и вошёл в зелёное пламя. Развернувшись, он подмигнул Якову и произнёс:

— «Буревестник».

Вспышка — и Адлер исчез. Теперь был черёд Макса.

— Удачи, — сказал Яков, серьёзно глядя на него. — Она вам понадобится.

— Думаю, всё пройдёт хорошо, — ровно ответил Макс и, кивнув товарищу, переместился в гостиницу на Буяне.

Адлер ждал его в каминной комнате, и когда Макс очистил заклятием одежду от приставшей местами сажи, они вышли в холл. Заметив юношей, один из слуг незамедлительно подошёл.

— Герр Винтерхальтер, герр Гриндевальд, — мужчина поклонился; их здесь хорошо знали. — Что вам угодно?

— Пирог с вишней и глинтвейн, — ответил Адлер.

— Сейчас всё будет.

Пройдя в обеденный зал, юноши заняли свой обычный стол у окна. Как и всегда по вечерам, посетителей было много, и в ресторане стоял размеренный гул голосов — идеальная обстановка для разговора. А он должен был состояться, судя по тому, как заблаговременно они прибыли.

Однако Адлер начинать говорить не спешил; достав блокнот — не Семёрки, тот, который использовал для набросков, — он принялся там что-то искать, мягко шурша листами. Макс тоже молчал, наблюдая в окно за прохожими, спешно пересекающими площадь, поднимая воротники, стараясь защититься от холодного ветра и носимых им снежных хлопьев. Двое мужчин, нетвёрдой походкой выйдя из бара на другой стороне площади, придерживая друг друга, стали окликать попадавшимся им на глаза женщин и, судя по жестам, звать их прогуляться; впрочем, их вскоре уняли и увели сотрудники Управления правопорядка.

Лишившись объекта для наблюдения, Макс перевёл взгляд на Адлера, полностью сосредоточенного на своём деле. Это раздражало — зачем же было приходить сюда за час, чтобы сидеть в молчании? Знает ведь, как Макс не любит это, — неужели делает назло, старается выбить из колеи?..

Лишь когда принесли еду, Адлер закрыл блокнот.

— Касательно того нашего обсуждения…

— Я говорил с отцом на эту тему, — не дав ему закончить, раздражённо бросил Макс. — Он был согласен отдать мне после окончания школы дом на побережье ровно до того момента, когда понял, что это для всей Семёрки.

Адлер задумчиво поковырял вилкой кусок пирога.

— Мы ему до сих пор настолько несимпатичны?

— О, против большинства он не имеет ровным счётом ничего, — хмыкнул Макс. — Зато ты и Штайнер… Я так и не понял, кто из вас ему не нравится больше.

— Это не слишком хорошо, — заметил Адлер с минимальным укором в голосе; к кому тот был обращён — к Максу или его отцу, — было не совсем понятно. — Нам очень нужна в будущем база.

— Знаю. И не собираюсь сдавать тему без боя.

Адлер склонил голову к плечу, внимательно глядя на него, и Макс отвернулся обратно к окну, заставляя себя успокоиться. Чего он разозлился, в самом-то деле? Адлер есть Адлер, можно было уже привыкнуть за столько лет. За эти десять долгих лет.

Порой Макс начинал вспоминать, с чего всё началось, — и поражался, как всё изменилось за прошедшие годы. Ещё в первом классе начальной школы они — изгой и «золотой мальчик», оба обязанные репутацией родовым именам — близко сошлись на почве любознательности, желания изучать новое и открывать неизведанное. Их дружба удивляла многих: как мог наследник одного из самых знатных родов Центральной Европы знаться с кем-то вроде правнука мятежного Тёмного? Однако они не замечали мнения окружающих, просто дружили со всей той искренностью, на которую способны лишь дети.

С отличием закончив начальную школу, они перешли в среднюю, перебрались в древний величественный замок на вершине горы, долгое время бывший мечтой обоих. Адлер мог часами взахлёб рассказывать о мрачной истории Дурмстранга и его пока ещё не раскрытых тайнах, а Макс много читал о мощнейшей магии, средоточием которой был замок. В выходные, в перерывах между занятиями, нередко по ночам они убегали из спальни и отправлялись исследовать тёмные закоулки — им везло, их редко ловили. Чуть погодя они стали постепенно изучать чары, поддерживающие Дурмстранг, его щиты и барьеры, печати на дверях некоторых комнат в подземельях — сначала без большого понимания, со временем всё более осмысленно.

Ну а затем… Затем они повзрослели, стали слишком разными, у каждого появились свои амбиции и цели. Адлер начал дистанцироваться, погружаясь всё больше в какие-то свои замыслы и планы, которыми он ни с кем не делился, на публике скрывая себя за хорошо сыгранными беспечностью и лёгкостью, так порой диссонировавшими с делами, которые он совершал. Что же касается самого Макса, с возрастом он стал чётче понимать разницу между собой и всеми прочими; влиятельность его дома позволяла ему смотреть сверху вниз на любого в этой школе — это имело выгоды, особенно на фоне значительно возросших потребностей Макса: в материалах для экспериментов, в возвышении над окружающими, во власти. Былая связь пропала, сменившись практически полным безразличием, а на смену долгим разговорам пришли обмены дежурными фразами в общей комнате немецкого отделения или классе.