Вампиры девичьих грез. Тетралогия. Город над бездной (СИ)

О второй машине я старалась не думать, тем более, что они все время держались сзади. Он вампир, и надо как–то с этим согласиться. Хотя, подозреваю, что закрывать глаза на его взаимоотношения с рабами в большом доме было гораздо легче, чем будет в поездке. Надо как–то… что? Научиться смотреть, как он их убивает? Или не убивает? Ведь можно же как–то не до смерти? Ну, с людьми же можно, почему бы не с ними? Может, он убивает не всех? Или вообще никого? Или только во время приступов безумия? Спрашивать не стала. Потому как знать — если уж честно — не хотела. Эта сторона его жизни была слишком уж чудовищной, и я пока была не готова ее принять. Пока? То есть я подозреваю, что однажды буду готова? Что приму и это? Сначала соглашусь спать с его друзьями, потом смотреть, как он убивает рабов…

Даже картинка представилась: он сидит, небрежно откинувшись, на самом краю своей бесконечной постели, пригнув к себе шею безучастного лысого создания, я — на коленях между его ног, ласкаю его… как когда–то Алла. А потом он в истоме падает спиной на покрывало, а рядом со мной падает бездыханный труп, и он просит: «Лар, скинь его в люк. Ну, ногой чуть–чуть подтолкни, тебе ж ближе»… Вот это меня однажды и ждет? Все движется туда, разве нет?

Человеческая психика гибкая, говорил он когда–то. Насколько гибкая? И если я приму их мораль, то останусь ли я по сути своей человеком? Я хотела выжить, даже среди них, но если выживать любой ценой, то кто в итоге окажется выжившим? Буду ли это все еще я? А если нет, то стоило ли тогда мучительно предавать собственную суть?

Вампиры… нет, эльвины когда–то уже решали этот вопрос. И каждый решил для себя сам. Анхен решил когда–то, что сама возможность жить стоит любого предательства. А вот муж Сериэнты не смог преступить эту грань. И кто выиграл? Тот, кто остался в памяти близких благородным эльвином? Или тот, кто все еще живет — созидает, разрушает, творит, губит… влюбляется вот, и наслаждается этой любовью, и болезненно переживает неудачи… Свой ответ я была не готова дать прямо сейчас. Прямо сейчас умирать совсем–совсем не хотелось. Впрочем, муж Сэнты ведь тоже ушел не сразу. Он пытался, много–много лет… Не так уж, видимо прост этот выбор…

До вечера мы долетели. Небо за нашей спиной уже окрасилось алым, когда мы медленно приземлились на берегу…

— Анхен, что это? Море?

Вода, начинаясь у наших ног, застилала все, до самого горизонта. Спокойная, величественная, безграничная. И все мысли, переживания, сомнения мгновенно вылетели из моей головы при виде этого чуда.

— Нет, моя радость, это всего лишь река.

— Всего лишь?!

— Ну, это все же Великая река, а мы в ее устье, — его явно забавляют и мой восторг и мое удивление, ну еще бы, он–то уже давно все–все на свете видел, а я… Да я и помыслить не могла, что когда–нибудь мне доведется увидеть Великую реку. И что она окажется настолько великой.

— Анхен, а… до того берега очень далеко?

— Пешком не дойти.

— Да ну тебя. Ты просто слишком старый, тебе не понять… Анхен, а мы можем перелететь на тот берег?

— Мне казалось, ты уже налеталась. Давай утром?

— Нет, не утром, сейчас. Я хочу посмотреть, как садится за реку солнце. Полетели, пожалуйста! Пока оно не село.

— Может, лучше останемся здесь, а с утра посмотрим, как оно над рекой встает?

— Издеваешься? С утра я спать собираюсь. Я не вампир, меня бессонница не мучает. Полетели, пожалуйста, ну что тебе стоит?

— Полетели, полетели, — мой энтузиазм его забавляет, но он, видимо, настолько рад, что я выбралась из пучины своих мрачных мыслей, что готов потакать, а это главное. И вот мы уже скользим над водой меж тем берегом и этим, меж лесом, в который падает солнце и лесом, из которого оно снова взойдет.

— Знаешь, в древних мифах любого народа есть сюжет о реке, пересечь которую — все равно, что попасть в другой мир, — задумчиво сообщает Анхен и интересуется, лукаво поблескивая глазами, — не боишься так с ходу пересекать? Да еще на закате?

— Из мира живых в мир мертвых? — знаю я эти мифы. — О чем ты, Анхен? Я Бездну пересекла. Я уже в мире мертвых. Ведь создателями мифов смерть мыслилась как противоположность жизни. Ничего более противоположного миру людей, чем ваша страна, мне уже не найти.

— Не знал, что ты знаток мифологии.

— Подруга у меня была. Интересовалась очень. Просвещала.

А впрочем, портить себе настроение его дурацкими мифами я не намерена, и потому переключаюсь на другое:

— Анхен, а правда, что вместо Бездны тоже была когда–то река? Великая река, совсем как эта?

— Да, правда.

— То есть, когда–то и у нас все выглядело — вот так?

Пытаюсь представить Бездну до краев заполненную водой. С ровными, степенными линиями берегов. Не выходит. Бездна всегда была для меня — провалом, пропастью, обрывом. Концом всего. А здесь — такие ровные берега, низкие, покатые, и вода — словно продолжение суши. Возможно, там и глубоко, но сверху мне кажется, что можно пройти по зеркалу этих вод, не замочив одежды.

Мы приземляемся на дальнем берегу, и я любуюсь закатом, отраженном в темной воде, слежу за тем, как солнце погружается в воду все глубже, глубже… А потом сама иду купаться. Анхен остается на берегу, и огромный костер служит мне отличным маяком в сгустившейся тьме.

А потом мы еще долго сидим у этого костра, слушая треск пламени, да плеск волны. Анхен обнимает меня сзади, пряча от холодного ветра, я прижимаюсь к нему спиной и слушаю его сказки. Вот только сосредоточиться не удается, то, что он рассказывает, красиво, но бессмысленно. А мысли вновь и вновь возвращаются, соскальзывают в многострадальное «вчера».

Анхен — это Анхен, и с ним все ясно, насколько это вообще возможно сказать про вампира. Но Лоу… Лоу… Что это было между нами, между нами двумя? Совращение глупой человечки на вампирский «путь истинный», ради привития мне необходимой в их обществе способности к групповому разврату? Или было что–то важнее, что–то значительнее между мною и тем, кто никогда и ни к чему меня не принуждал, никогда не поднимал на меня руку, всегда дарил только свет, только тепло… А ведь Анхен так и не дал мне это понять. Он вмешался и не дал мне понять, я так и не успела. Все свелось к акробатике с элементами оргазма, безудержной жажде бессмысленных наслаждений…

А ведь вранье. Все вранье, он ведь за тем и вмешался. Не к групповому сексу меня приучать, не потому, что поучаствовать захотелось. Я нравлюсь Лоу. Он мне. Секс для вампиров ничего не значит. Но духовная связь, единение душ образуют пары. Анхен просто побоялся, что если дать мне возможность выбора, я выберу не его. Он и не дал. Превратив все в бесконечный, бессмысленный, бездушный трах, перекормив меня сексом, вседозволенностью, бесконечным кровавым оргазмом…

И я так и не поняла, что же было между нами настоящим — до того, как вмешался Анхен. И теперь он меня увез — чтоб и шанса у меня не было — понять.

Наверно, правильно. Он ведь все равно меня не отпустит. И мне надо жить с ним и любить его. Потому что я не вампирша, чтобы любить всех. Или даже двоих. А впрочем, даже вампирши, я уже поняла, хоть и занимаются сексом со всеми, любят только кого–то одного. Но они хотя бы свободны.

В бездну Лоу. У меня есть Анхен. Только Анхен. А Лоу — всего лишь мираж. И не понять, что было там настоящим. И было ли…

Я, кажется, так и уснула у костра, в объятиях того, кто не возражал против того, чтоб разделить с другом мое тело, но решительно не готов был делить с кем бы то ни было мое сердце.

Разбудил меня свет. Холодный утренний свет, ворвавшийся в машину вместе с холодным воздухом, когда Анхен открыл заднюю дверь, собираясь выйти наружу. Чуть приоткрыв глаза, лениво потянулась, скользнула взглядом по его обнаженной фигуре, зябко поежилась, сильнее кутаясь в одеяло. Затем взгляд скользнул чуть левее, выхватывая тонкие металлические рейки с кожаными петлями ремней… Дикий, неконтролируемый ужас вдруг поднялся из самых глубин моего естества, сметая рассудок, лишая воли, гордости, силы. Кровь! Липкая теплая кровь вновь заливала мне глаза, нос, рот. Я задыхалась, захлебывалась, умирала от ужаса! Еще успел встревоженно обернуться Анхен — резко, словно от удара. Но уже не успел перехватить, когда я с диким криком метнулась мимо него наружу. Пробежала несколько шагов и упала на колени в ледяную воду, пытаясь отдышаться. Все тело сотрясала дрожь, но едва ли от холода. Я пыталась умыться. Вновь и вновь лила на себя ладонями воду, а она все стекала по лицу кровью, кровью, кровью!