Самый лучший демон. Трилогия (СИ)

– Не одна. Со мной в доме живут кухарка, служанка и её муж, который и за конюха, и за привратника. Правда, они уже старенькие совсем, – охотно ответила Ллил. – Ещё из деревни приходит девочка-посудомойка и прачка. А папа с мамой в столице. В смысле, в столицах – в разных.

– Не понял, – признался Ирраш.

– Просто папа у меня демон, а мама ишаим, – шавер от такой новости даже споткнулся на ровном месте. То, что девчонка бастард, он догадался ещё когда она представилась. Но помесь светлого с тёмным – это как-то… чересчур. – Вас это смущает?

– Н-нет, – неожиданно для себя же выдавил Ирраш. – У меня подруга вообще метис человека и шавера, да ещё и ведунья.

И вот когда он осознал, что ляпнул, демон споткнулся ещё раз. И снова хмыкнул, представив реакцию Архи на такое заявление. Долго бы она, наверное, глаза таращила. А потом ломанулась проверять, нет ли у него лихорадки.

– Только вроде у мельхольмов принято всю жизнь одной парой жить?

Иррашу самому показалось, что тему он свернул слишком резко. Но лучше уж так, чем её дальше развивать.

– Так он и создал, – легко подтвердила Ллил, улыбаясь неведомо чему. – Женился на дочке нашего соседа и уехал в столицу. У него там адвокатская практика. Между прочим, весьма успешная. Хотите, я адрес дам? Вдруг пригодиться?

– Обязательно. А мать?

– Мама тоже замужем. Живёт в Солинаре. У неё муж, кажется, военный. Впрочем, я могу и ошибаться.

– А ты, значит, здесь?

– А я здесь. И мне тут очень нравится. Папа поместьем не интересуется. Да и какое это поместье? Дом и две крохотные деревни. Ну, ещё пара хуторов в лесу – дровосеков и углежогов. Правда, у нас даже мельница своя есть, – похвасталась девушка. – И ещё большая ферма. Но они, конечно, не мне принадлежат. Поэтому дохода с такого имения никакого. Мы с хозяйства живём. Да крестьяне меня иногда за лечение чем-нибудь благодарят. Я и не отказываюсь.

– Что-то мне подсказывает, что если они отделывались простым «спасибо», то ты и тогда бы не отказалась, – буркнул Ирраш.

– Не отказалась, – кивнула девушка. – Я уже говорила, что тут ни лекарей, ни знахарей нет. И если я помочь могу, то почему мне этого не делать?

– Хоть бы деньги брала.

– Какие у крестьян деньги? – развеселилась Ллил. – Да и куда мне их тут девать?

– На книжки тратить! – невесть почему вдруг разозлился шавер. – Кстати, ты же говорила, что читала. И как это у тебя, интересно, получается?

– Надо было сказать «я слушала» или «я изучала»? – приподняла светлые бровки девица. – Согласитесь, это звучит дико. Я ведь среди зрячих живу. От калеки вы тоже навряд ли услышите что-нибудь вроде «доползу» или «докачусь». Они тоже «ходят».

– Я понял, дальше мысль можешь не развивать. А ещё ты самостоятельная, ни от кого не зависящая и бескорыстно творишь добро направо и налево. Кстати, о бескорыстие. Я тебе должен и очень много. Чем могу отплатить?

Ллил остановилась и обернулась к нему, напряжённо хмурясь и покусывая губу. Ирраш первый раз видел, как она сердится. И на его вкус зрелище было достойно того, чтобы его увидеть. Не потому, что шаверу понравилось девицу злить. А потому что губы у неё стали ярче и на бледной коже появился румянец. И ещё тёплый ветер тихонько раздувал лёгкие, похожие на пушинки одуванчика, пряди. Конечно, и крестьянский корсаж, плотно облегающий грудь, смотрелся очень мило. Да и юбка, просвеченная солнцем и намекающая на длинные ноги, тоже была ничего.

– Вы мне ничего не должны, – наконец, ответила девушка.

Голос у неё при этом звучал весьма напряжённо.

– В твоей запутанной родословной ни шаверов, ни людей не затесалось? – усмехнулся Ирраш. – Мне кажется, что вы с Архой точно потерянные сестры. Извини, малышка, но такой ответ не принимается. Сама понимаешь, у нас к долгам отношение особое.

– Если у вас особое отношения, то при чём тут я? Сами с Тьмой и договаривайтесь! – Ллил нахмурилась ещё сильнее.

– Нет, кис, меня такой расклад не устраивает.

 Ирраш уже веселился вовсю, ухмыляясь в тридцать два зуба. Ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы голос оставался серьёзным.

– Я ничем вам помочь не могу. Разбирайтесь с вашими долгами сами.

– Зайчонок, ты же сама прекрасно понимаешь, что такой разговор ни к чему не приведёт.

– Вы специально?

– Что? – шавер даже брови изумлённо приподнял, хотя Ллил его мимику оценить и не могла.

– Называете меня так: малышка, киска, зайка?

– Специально, – сознался вредный демон. – Первый раз случайно вышло, потом решил проверить. Просто женщины делятся на два типа: те, которые от такого млеют, и те, кто оскорбляются. А ты их мимо ушей пропускаешь.

– И что это значит?

– То, что ты странная?

Иррашу показалось, что наступил тот самый момент, когда попытку можно и повторить. И, хотя кровати поблизости не имелось, в целом обстановка располагала. Солнышко, небо чистое, от недавно вспаханного поля пахнет влажной землёй и свежими побегами. А буквально в десятке шагов от них серебрилась осиновая рощица. Вполне себе сельская романтика.

Вот только так казалось ему одному.

Ллил в ответ лишь плечами пожала, развернулась и пошла по тропинке дальше.

[1] Пе́ргола – навес из вьющихся растений для защиты прохода или террасы от палящего солнца. Опора перголы состоит из повторяющихся секций арок, соединённых между собой поперечными брусьями.

[2] Сераль – женская половина дома или дворца, гарем.

Глава десятая

Настоящая выдержка – это когда вместо того, чтобы приголубить

оппонента чем-нибудь тяжёлым, ты просто приподнимаешь бровь.

(Из наблюдения императрицы Ишалы)

Ирраш сидел под каким-то плетнём с угрожающе нависающими над его головой крынками и кувшинами, надетыми на ивовые шесты. И занимался очень полезным, а, главное, ответственным делом. Шавер плёл венок. Первых весенних фиалок он надрал здесь же, в аккуратном полисадничке возле дома, в котором Ллил врачевала ребёнка.

За цветы демон честно расплатился полуимпериалом, едва не доведя хозяйку палисадника до сердечного приступа. А, заодно, испугав до икоты её сторожевую шавку. Ир всего-то и рыкнул на разошедшуюся собаку. И та, пятясь задом, залезла под крыльцо, откуда и начала громко и проникновенно икать. Зато в придачу к фиалкам шавер, видимо, в знак уважения, получил ещё и бархатную ленту, обшитую по краю узеньким серебряным стежком. Видимо, роскошь по местным меркам, невероятная.

И вот теперь он плёл венок. Между прочим, выходило у него совсем недурно. Такого плетения в местных краях не знали точно. Его он выучил, в своё время выгуливая сестрёнку, которая просто обожала украшения из цветов апельсина.  Кто пробовал хоть что-нибудь соорудить из них, знает, насколько это непростая задача. А Ирраш мог сделать и венок, и браслет и даже ожерелье. Так что справиться с фиалками ему было проще простого.

Другое дело, что и сам демон не мог бы сказать, зачем он за это, несомненно нужное и полезное занятие вообще взялся. Но поскольку ответа шавер дать не мог, то и вопросов никаких не задавал. Плёл себе и плёл. Просто ему казалось, что перед Ллил и извиниться стоит. За что – это уже дело десятое. Ну, ощущал Ирраш внутреннюю потребность извиниться. Между прочим, желание было редким и уже только поэтому его стоило лелеять.

А на кучку местной детворы, сгрудившихся воробьиной стайкой шагах в пяти от него и пялящихся во все глаза, демон ни малейшего внимания не обращал. Как и на толпишку кумушек, уже добрых двадцать минут пытающихся набрать воду в колодце.

В общем, чувствовал себя Ирраш полным и окончательным кретином. Но венок плёл.

И изредка поглядывал на Ллил. Дверь домика была открыта нараспашку. Шавер прекрасно видел и девушку, и ребёнка, и его мать. До него даже иногда голоса доносились, правда и шаверского слуха не хватало, чтобы разобрать смысл сказанного. Впрочем, его и без слов понять труда не составляло.