Жемчужница (СИ)

Был ли какой-то способ уговорить Мариана дать дочери свободы и подарить ей спокойствие? Ведь по сути большего Алане и не было нужно, потому что все остальное ей могла предложить семья – дружбу, любовь, поддержку и сострадание. Ей было бы хорошо здесь, с ними – с Тики, с Изу, даже с Лави, коли тот захочет остаться или просто иногда обяжется заезжать в гости. Ведь Лави не был плохим, он был просто устал и запутан, и у него тоже многое отняли. И вкупе с воистину огненным темпераментом совершенно неудивительна была такая его реакция.

Лави нравился Мане – он был на самом деле весел, умен и добр. И теперь… теперь, когда он помирился с Аланой, что мешало ему нормально общаться со всеми остальными членами семьи?

Семьи, которая была и его тоже.

Неа устроил Алану в пустующих прежде покоях неподалеку от комнат Тики, справедливо рассудив, что это лишь формальность, а Мана показал Изу его собственную комнату – неподалеку от покоев русалки и Микка. Лави, за которым комнаты в жилом крыле были закреплены уже давно, просто кивком попрощался и с ними и ушел, на ходу подзывая к себе прислугу и, кажется, веля разбудить его за час до ужина.

У всех тут же нашлись свои собственные дела. Выглядящий очень счастливым Изу распаковал свои вещи, выученный уже Тики делать такие дела сразу, и умчался в покои к Алане (что неудивительно), а сам Микк еще не вернулся. И даже Неа, расселив всех, куда-то запропастился (хотя это может быть и к лучшему?..).

И только Мана, один Мана остался снова не при делах.

Как и всегда.

Мужчина тяжело вздохнул, решив, что раз уж ему и выдалась свободная ото всех минутка, то необходимо было бы заскочить в библиотеку, захватить себе пару книжек, устроиться у себя в спальне на кровати в окружении мягких подушек и погрузиться в чтение. Нужно было бы чуть отдохнуть – от тяжелого во всех смыслах путешествия – и поразмышлять над тем, что же в итоге у них получилось.

Мана сотворил задуманное на удивление быстро: даже вездесущая Роад не попалась на глаза, сейчас, видимо, пропадающая где-то на окраинах города и развлекающаяся с солдатами за истреблением очередной насекомо-животной угрозы. Он умудрился уместить в одной руке почти десяток книг, чтение которых было прервано несколько месяцев назад, и уселся (почти улёгся) на кровать, беря первую из них – про развитие игровых традиций в западных государствах, – после чего окружающий мир перестал его волновать на ближайшие пару часов.

А потому, когда кто-то всё же ворвался в его реальность свежим ветром, Мана, продолжая скользить взглядом по строчкам, даже этого не понял. Только почувствовав тягучий мокрый (ну как собака, ну право слово! ну зачем так его слюнявить, скажите на милость?) поцелуй в шею, мужчина отвлёкся от чтения и увидел недовольно надувшегося Неа.

– В следующий раз я буду сразу кусаться, – фыркнул тот, заставив младшего покраснеть и вжать в голову в плечи – неужели он произнес это вслух, твою-то мать?

– Н-не стоит… – буркнул он себе под нос и отвел глаза. Странно чувствовать себя виноватым за простую подначку, но Неа это как будто действительно расстроило, так что…

– Ужин через полтора часа, – близнец улегся рядом, закидывая руку Мане на талию и притягивая его поближе к себе. – А ты тут зарылся в свои книжки. Отцу, что ли, в глаза посмотреть не хочешь? – его лукаво-ленивый тон заставил мужчину завести глаза и заворчать себе под нос нечто весьма недовольное – и непристойное.

О том, что не стоит накалять обстановку, если кто-то вообще хочет пойти на ужин, а не остаться запертым в комнате и…

И без того хитрющие, глаза брата пыхнули как угольки, и Мана тут же пожалел о своем порыве, потому что постель и цепь упоминать не стоило, как и вообще говорить что-то такое. И что с ним происходило вообще в последнее время?.. Это же подумать только…

– Неа!..

Однако близнец совершенно его не слушал. И правда – зачем слушать своего немощного брата, который и двумя-то руками не может воспротивиться, что говорить об одной, если ты уже отбросил в сторону его книгу и оседлал его, потираясь пахом о его пах и жмурясь?..

Мана не мог сказать, что не ожидал чего-то такого, но ведь… перед ужином… они же…

Он попытался выползти из-под обнаглевшего брата, но, конечно же, у него ничего не вышло. Тот наклонился, поцеловал его, придерживая параллельно от размахиваний больной рукой, и Мана обмяк почти сразу. Потому что… о, этот драконов язык, такой юркий и горячий!.. Как Неа вообще умудрялся целовать его так, что все соображение попросту отказывало?

Он же книгу хотел почитать, книгу! Но какая теперь, о злостные духи, книга, если этот драконов развратник не даёт ему выбраться и возобновить прерванное чтение?

Мана задушено застонал, чувствуя нехватку кислорода, и Неа благосклонно (а по-другому это и не назвать – брат из него верёвки вил, засранец!) отстранился, позволяя ему шумно задышать.

– Что б тебя, ну хватит! – вновь воскликнул мужчину, пытаясь пнуть близнеца, который сверкал своей лукавой довольной улыбкой и явно воспринимал всё как очередную игру. – Ну Неа! Ну не сейчас же, не можешь подождать, что ли? – сердито нахмурился он, надеясь, что это вразумит слишком легкомысленного брата, у которого всегда отключалось всё здравомыслие в такие моменты.

Однако близнец хитро покачал головой и подался вперёд, упираясь возбуждённым пахом в бедро Маны.

– Не-а, – пожал он плечами, – не могу, – протянул Неа, задорно прищурившись, и улёгся мужчине на грудь, сверкая золотом глаз.

Младший Уолкер крепко зажмурился, силясь переждать прилив искушающего возбуждения, и перед глазами у него тут же поплыли круги. Ох, как же так можно – просто тереться и гладить, но совершенно сводить этим с ума?

Неа скользнул руками ему под рубашку, гладя и сжимая соски – возбужденно набухшие, как будто даже укрупнившиеся, чувствительные, – и Мане тут же мучительно захотелось, чтобы брат его вылизал. Это уже не казалось чем-то несвоевременным или вроде того, только заставляло тереться собственным членом о член брата сквозь ткань и неуклюже, одной рукой пытаться содрать с него рубашку.

На чем они остановились в карете?..

Неа направил его здоровую руку в свои штаны и застонал, когда Мана погладил его член, мягко сжимая скользкую горячую головку и скользя пальцами по стволу, и прикусил ему плечо, напрягаясь и как будто задумывая что-то.

Что-то непристойное. И приятное.

Мана откинул голову на подушки, тихо вздыхая, потому что брат оставил в покое его левый сосок и тоже потянулся к его шароварам.

И тут в дверь постучали.

Мужчина вздрогнул, тут же ошеломлённо и испуганно смотря в её сторону, гадая, кто же это мог к ним зайти и мог ли этот неизвестный зайти в спальню без спроса, и этот внезапный стук отрезвил его – пьянящие лёгкость и возбуждение схлынули, освобождая место вновь накатившему раздражению и сердитому желанию спихнуть с себя близнеца, который, казалось, на нежданного гостя никакого внимания и не обратил.

Наоборот – на его лице расцвела похотливая улыбка, не обещавшая ничего хорошего (но предвещающая что-то невероятно приятное, но нельзя думать об этом, нельзянельзянельзя), и Неа лукаво облизнулся, подавая голос:

– Да-а?

Мана тут же вскинулся на него, желая заткнуть ему рот, потому что это была его спальня, а не брата! Что мог подумать незваный гость, когда вместо одного ему отвечает другой? Хотя, конечно, все прекрасно знали, что Неа часто проводил своё время у него в покоях, но сейчас… сейчас Мане казалось это чем-то ужасно интимным и постыдным.

– Вы про ужин помните?

Голос принадлежал Лави.

Ману буквально затопило дикой смесью облегчения и стыда. Он расслабился, и Неа, конечно, тут же этим воспользовался, скользя рукой в его шаровары и потирая подушечкой пальца чувствительную головку его члена.

…что ж, они хотя бы в комнате, а не в карете.

Мужчина с неимоверным усилием сдержал рвущийся наружу громкий стон и позволил брату говорить дальше.