Башня Занида (Авт.сборник)

Следом за врачом в комнату ввалились сразу несколько человек: Салли Миттен, Элсмит, Лайман Хаас, Эли Кахун и Ледьяр. Француз торжественно нес перед собой собственную загипсованную руку, был изрядно грязен и, по обыкновению, исполнен искреннего сочувствия.

Разумеется, все они начали говорить разом. Сэр Ховард дождался, пока они смолкнут, и спросил, как идут дела.

— Прекрасно, — ответил Элсмит. — Мы выключили электростатические машины и сразу получили сообщение по радио. Его передавали все радиостанции Нью-Йорка, они уже заняты восставшими. Насколько я знаю, все опорные пункты прыгунов в Северной Америке захвачены. Немного прыгунов еще на свободе, но их скоро перебьют.

В их руках еще несколько укреплений в Африке, но туда движется арабская армия, полностью оснащенная захваченным у прыгунов оружием. Нашлось даже несколько человек, вызвавшихся лететь на флаерах. В Монголию нам не удалось доставить ни одной блохи, но там и прыгунов-то было всего несколько штук. Почти повсюду наша победа была быстрой и полной, но кое-где некоторым прыгунам удалось взлететь на флаерах, с которых они сбрасывали бомбы. Например, Луисвилль практически полностью стерт с лица земли. Но, в конце концов, летательным машинам пришлось приземлиться, и повсюду их ждала соответствующая встреча. Там же, где было выпущено достаточно блох, как, например, в Уотерлите, все прыгуны поснимали шлемы, чтобы почесаться. Дальнейшее было просто чистым избиением. Теперь я пытаюсь спасти хоть несколько штук этих беззащитных животных.

— Но почему?

— Потому что без шлемов это просто безобидные и довольно интересные существа. Полное их истребление станет настоящим позором для нас. Кроме того, они-то ведь не истребили людей, хотя имели к тому все возможности.

— Привет, Лайман! Ты определенно вытащил меня с того света!

— Пустяки. Не о чем говорить. Вот бросок был действительно хорош. Я одним рывком свернул прыгуну шею. Думаю, из-за шлема он слишком сконцентрировался на том, чтобы пристрелить тебя, и потому не обратил на меня внимания. Но бросок! То был самый дальний бросок лассо за всю мою жизнь. Вовремя я удлинил ремень. Самое главное, что когда я вернусь домой, мне никто не поверит. Придется взять это лассо с собой, чтобы показать своим, как оно все было.

— Но как же ты оказался именно там и именно тогда?

— Обыкновенно. Просто догнал тебя. Тяжеловозы, на которых ездят такие парни, как ты, передвигаются медленнее черепах. Меня всегда удивляло, отчего ты не завел себе парочку ездовых черепах? У них отличный панцирь, ни стрелой, ни копьем его так просто не возьмешь; и потом не надо опасаться, что тебя сдует с седла встречным ветром!

Вероятно, в Олбани всегда будет отель Тэн Эйк. Сейчас они стояли в вестибюле пятого по счету здания с таким названием.

— Ты уезжаешь сегодня, Ховард? — спросила Салли Миттен.

— Да, сегодня, — он воспринимал этот разговор как последнее прощание и пытался говорить бодро. — Мне надо посмотреть, как идут дела в Поукипси. По-моему, вы с Элсмитом тоже собираетесь уезжать?

— Да. Вечером отходит наше судно до Нью-Йорка. Если будет попутный ветер, отплывем не позднее девяти. Это первое в моей жизни путешествие по Гудзону.

— Чем станете заниматься в Нью-Йорке?

— Идут разговоры о том, чтобы сделать дядюшку Хоумера не то графом, не то королем, или что-то в таком духе. Он категорически против. Собирается открыть университет, о чем всю жизнь мечтал. Я же по-прежнему останусь его секретарем. А как твои планы? Вернешься домой и снова станешь сельским джентльменом?

— Разве я не говорил? Хотя вряд ли, последние дни мы оба были слишком заняты. Собираюсь делать карьеру. Помнишь, сколько книг я прочел в лагере? Так вот, это заставило меня задуматься. Триста лет подряд люди жили при одной и той же общественно-политической формации, навязанной прыгунами. По-моему, я неплохо натаскался без запинки произносить слова из всяких словарей, а? Захватчики выбрали такой общественный строй совсем не потому, что беспокоились о нашем благосостоянии. Они пеклись о своем спокойствии, а этот наш… не знаю, как сказать… синтетический феодализм — самая застойная формация в истории. Ведь феодализм не более прогрессивен, чем страдающая артритом змея. И я подумал, что хорошо бы попытаться создать то самое «правительство из народа, с согласия народа и для блага народа». Надо отменить всю классовую структуру, пусть люди становятся товарищами по общему делу, как это было у нас с Лайманом.

— Очень рада. Честно говоря, я побаивалась, что ты снова съедешь в старую колею.

— Я надеялся, что ты одобришь мое решение. Сама знаешь, на что были похожи все эти старые дела. Дикая борьба за власть, постоянные столкновения всяких мелких баронов и маркизов в попытке где-то урвать еще кусочек и удержать на коротком поводке более мелких феодалов. Наверно, помнишь их главный лозунг: штат Йорк для йоркцев, городишко Саратога для саратогцев, деревенька Каттерскилл для каттерскилльцев, или не знаю уж, как их там зовут. А мне хотелось бы увидеть весь континент под управлением народного правительства. Или почти весь, как это некогда было. Возможно, общее правительство когда-нибудь станет управлять целым миром. Разумеется, большинству наших мелких лордов такая идея сильно не понравится. Так что спокойной жизни у меня не предвидится, но такая работа как раз по мне.

— И когда ты собираешься браться за дело?

— Уже взялся. Я успел познакомиться с несколькими парнями, — в основном, они из Организации, — которые думают так же, как я. Мы сформировали Комитет политических объединений штата Йорк. Ну, они избрали меня председателем.

— Это великолепно!

— Наверно, это потому, что я организовывал первое собрание. Я даже произнес речь.

— Вот уж не знала, что ты умеешь произносить речи.

— Никогда раньше не произносил. Сперва стоял там, хлопал глазами и говорил: «А… а… знаете…» — и тому подобное. Ну а потом рассказал им, через какие передряги нам всем пришлось пройти и каким отличным парнем был Максвелл Бодж. Все это они знали не хуже меня. Затем повторил кое-что, вычитанное из книг, и заявил, что если мы не собираемся ничего менять, то можно было с таким же успехом и дальше оставаться под правлением прыгунов. После такой необычной речи парни попытались вынести меня из зала на руках.

— Надо было позволить им сделать это, Ховард!

— Сперва я так и решил. Но одним из тех, кто хотел меня поднять, оказался малыш Фитцмартин, наш электростатический гений — кстати, на самом деле его зовут Мадд. В общем, он не смог удержать на весу причитавшуюся ему часть моих двухсот десяти фунтов и грохнулся на пол. Ну, а я рухнул на него и чуть не придавил беднягу.

— Как жаль, что я всего этого не видела! — расхохоталась Салли Миттен.

Рыцарь тоже вежливо посмеялся, хотя ему вовсе не хотелось этого. Он чувствовал себя взбудораженным, но это было какое-то особое, непривычное возбуждение, которого он прежде никогда не испытывал.

— Похоже, я просто создан для политики, — сказал он. — Черт возьми, каким же невежественным снобом я был! Наверное, сегодня в последний раз надел доспехи. — Он с нежностью похлопал ладонью кленовый лист, выгравированный на нагрудной пластине. — Боюсь, отцу совсем не понравится моя новая программа. Я словно уже слышу его едкие замечания по поводу тех, кто предает свой класс. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Ты поедешь на Поле Джонсе?

— Да. Знаешь, моя заплатка на боку уже почти заросла, хотя поверх нее наклеено столько пластыря, что в нем застрянет даже стрела из сверхмощного арбалета. Несладко мне придется, когда настанет время этот пластырь отдирать.

«Ну ладно, — подумал он, — пора и честь знать. Продолжая стоять здесь и болтать ерунду, я только травлю себе душу».

— Думаю, ты мог бы поехать на циклете прыгунов.

— Нет уж, спасибо. До тех пор, пока не научусь управлять этой штукой сам, не стану рисковать собственной шеей из-за молодого бездельника, который уселся за рычаги такой машины только потому, что один раз видел, как это делают другие.