День рождения мира

я вижу в глубине твоей улыбки?

Обнять хочу ее, как спящее дитя.

Строфа получилась такая короткая, что прежде Синь как-то не обращала на нее внимания, но теперь ей показалось, что вышло неплохо.

- Это про Яо, да? - поинтересовался Луис.

- О моем отце? - воскликнула Синь. Щеки ее загорелись от смущения. - Да нет! Это любовное!

- Ну, а кого ты еще любишь, кроме отца? - спросил Луис со своей обычной ужасной прямотой.

- Много кого! И любовь, это... Она бывает разная...

- Да ну? - Он задумчиво воззрился на нее. - Я не сказал, что это стихи о сексе. Мне так не кажется.

- Странный ты, - отрубила Синь, ловко выхватив читник у него из рук и закрыв папку под названием "Оригинальные стихотворения 5-Лю Синь". - С чего ты вообще решил, что разбираешься в стихах?

- Разбираюсь я в них не хуже тебя, - поправил как всегда занудливо-честный Луис. - Я писать их не умею. А ты можешь. Иногда.

- Никто не может всякий раз выдавать шедевры!

- Ну... - Когда Луис говорил "Ну...", у Синь всегда ёкало под ложечкой. - Может быть, не буквально всякий, но у великих процент удач на удивление высок - Шекспир, например, или Ли Бо, или Йетс, или 2-Элай...

- Ну а что толку им подражать? - взвыла Синь.

- Я не имел в виду, что ты должна подражать им, - ответил Луис, чуть промедлив, и уже другим тоном. До него дошло, что она могла обидеться на его слова, и это его огорчало. Когда Луис огорчался, он всегда вел себя очень вежливо. Синь прекрасно понимала, что он чувствует и почему, и что он сделает теперь, и осознавала яростную, скорбную нежность к нему, которая вздымалась в ее сердце, саднящую нежность.

- Да ерунда все это, - бросила она. - Слова - они такие неопределенные. Предпочитаю математику. Пошли, встретимся с Леной в качалке.

Когда они шли по коридору, Синь пришло в голову, что те строки, что понравились Луису, были не о Розе, как думала она сама, и не об ее отце, как показалось ему, а о нем, Луисе. Но все это были глупости, ерунда. Ну и пусть из нее не выйдет Шекспира. Зато она обожает диофантовы уравнения.

4-Лю Яо

Как крепко было их прибежище, их защита! Все жители мира находились в большей безопасности, чем любой принц, любой избалованный выкормыш богатеев в прежние времена; в большей, чем любое дитя на Земле.

Здесь нет холодных ветров, на которых можно замерзнуть, или вязкой жары, на который исходишь потом. Нет эпидемий, простуд, лихорадок и зубной боли. Нет голода. Войн. Оружия. Угроз. Ничто в мире не представляет угрозы, кроме той лишь угрозы, в которой мир находится постоянно. Но это - константа его бытия, состояние, о котором невозможно даже подумать, и только сны порой напоминают о нем - кошмары. Гнутся, трещат, лопаются стены мира. Беззвучный взрыв. Фонтан кровавых капель, и капелька тумана в звездной тьме. Все в мире находилось в постоянной опасности, угроза окружала мир. Такова природа безопасности - она отодвигает угрозу вовне.

А люди живут - внутри. Внутри своего мирка, его крепких стен и крепких