Вторжение драконов. Последняя битва

Бехруз бросил на нее полный ненависти взгляд и ушел, а один из его спутников поднял отрубленную руку, словно она еще могла на что-то сгодиться.

— Иди к матери, Дарон. В одном этом он был прав. Тебе следует быть с ней рядом. Она почувствует твое присутствие, и это придаст ей сил. Быть настоящим мужчиной значит защищать слабых. Ты ведь хочешь быть мужчиной, правда?

— Конечно! — Было видно, что Дарону понравился предлог, позволявший ему сбежать. Мальчонка мгновенно скрылся в одном из пыльных переулков. Остался только тощий пес. Когда Ливианна вернулась к колодцу, он вышел и стал жадно слизывать с земли кровь.

«Может быть, стоило вести себя сдержаннее», — подумала она. Но так эльфийка могла быть уверена, что Дарон и его мать выживут. Однажды они ей пригодятся. Отличный способ давить на бессмертного Аарона. Когда придет час, она вернется сюда.

Ливианна наполнила бурдюк водой, запрягла лошадей и покинула деревню, на которую навела страх, ради того, чтобы отправиться в место, которое пугало ее.

Они были здесь!

Вход в Запретную долину преграждал массивный забор. В тех воспоминаниях, которые она украла у Аарона, стены не было. Был лишь страх... И этот же страх сейчас испытывала Ливианна. В этой долине затаилось что-то очень злое.

До стены было еще около мили, но эльфийка уже чувствовала мрачную ауру этого места. Ей потребовалось полтора дня, чтобы добраться сюда из Бельбека. С последними лучами заката, догоравшего под кроваво-красными облаками над горной грядой, она спрятала боевую колесницу за выступом скалы и привязала лошадей к засохшей сосне таким образом, чтобы у них была возможность пастись. Животные нервничали, били копытами и стегали себя хвостами.

Ливианна держалась в тени скалы, осторожно приближаясь к стене, которая на вид была новой. Побеленная, она была отлично видна даже в надвигающихся сумерках и возвышалась более чем на десять шагов. Линию обороны держали три массивные сторожевые башни. На той стороне, что была повернута к ней, виднелись конюшни и большой укрепленный дом. Будь твердыня возведена в другом месте, все эти строения находились бы по ту сторону стены, где их защищали бы еще и склоны обрамлявших долину гор. Но назначение этой крепости было иным — держать в узде то, что таилось за стеной. Кроме того, в Проклятую долину не должен был войти никто, будь то намеренно или случайно.

Ход на крепостной стене не был подсвечен огнями, не было их и в башнях. В доме — даже ни огонька свечи. Неужели цитадель заброшена?

Продолжая прятаться, Ливианна осторожно подобралась к стене. В воздухе витал сладковатый залах разложения. На песке эльфийка заметила лисий след, ведущий к воротам. Ливианна решила положиться на свою маскировку. Она по-прежнему была одета как воин и могла выдать себя за посланника бессмертного, однако подозревала, что нужды в этом не будет.

Ливианна вышла из тени. За ее спиной над горизонтом всходила луна. Ее серебристый свет отражался в широких железных петлях массивных ворот, которые были слегка приоткрыты.

Ее не окликнул стражник, когда она подошла ближе. Чем меньше оставалось до стены, тем больше следов ей попадалось. Кроме лисы, здесь бывали и дикие собаки, а может, и волки. Следы вели к темному дому, к конюшням и дверям башен. Но ни единого — к воротам.

Запах смерти усиливался, а вместе с ним росло и неприятное чувство, что она оказалась в месте, не созданном для смертных. В том числе и для детей альвов! Что же за люди могли нести стражу на этой стене, в такой глуши? Что держало их здесь?

Услышав странный звук, словно что-то волокли по земле, Ливианна замерла и обнажила свой серпообразный меч. Осторожно обернулась к длинному бараку, в котором были устроены конюшни. В тени дверей что-то шевельнулось.

Эльфийка замерла неподвижно, не осмеливаясь даже перевести дух, и только теперь услышала нетерпеливое рычание, щелканье челюстей и снова этот странный звук. Постепенно она разглядела силуэт, почти сливающийся с дверным проемом. Там была крупная собака.

Эльфийка выдохнула, молча обозвав себя дурочкой, и направилась к конюшне. Тихо... Шаги ее были не громче звука перьев, падающих на землю. Собака не обращала на нее внимания, и только когда серебристый луч света выскользнул из-за облаков, пес поднял голову. Это было крупное тощее животное с черной кудлатой шерстью, тащившее за руку мертвеца. Судя по всему, над трупом уже потрудились другие стервятники. В груди убитого торчало копье.

Собака зарычала на нее. Ливианна подняла меч. Этого жеста оказалось достаточно, чтобы загнать одичавшую тварь обратно в конюшню.

Эльфийка переступила через тело, едва не споткнувшись о тяжелый молот с длинной рукоятью. На несколько ударов сердца замерла в дверном проеме, позволяя глазам немного привыкнуть к темноте. Она была не такой, как снаружи... Звучало глупо, и никому другому она не стала бы этого говорить, но тем не менее, казалось, что темнота здесь буквально скопилась. Возможно, все дело было в запахе разложения, тянувшемся из конюшни. Или в ощущении, что здесь поселилось нечто злобное.

Услышав негромкое царапанье когтей по полу, она задумалась, не набросится ли на нее эта бродячая тварь. Нужно уходить… Не успев додумать эту мысль, она осознала, что здесь не так. Она не слышала жужжания мух! Это открытие усилило ощущение того, что здесь происходит нечто противоестественное. В ранах убитых не было личинок, а ведь воздух должен был быть буквально наполнен гудением тысяч мух, устроивших здесь себе настоящий пир, откладывающих в раны свои яйца и превративших конюшню в свой дворец.

Ливианна почувствовала искушение открыть Незримое око. Взгляд на магический мир позволял увидеть то, что сокрыто от обычных глаз. То зло, которое она здесь ощущала, не имело физической оболочки. Она тут же заметит его, если сплетет заклинание.

Испытывая нехорошее предчувствие, она глянула на меч, который сжимала в руках. Он был пропитан магией. Хоть Золотой и старался спрятать свою ауру, чтобы она не бросалась в глаза в магической паутине другого мира, но полностью сделать это не удалось. Меч может выдать ее.

Все в ней требовало немедленно убираться отсюда, повернуться спиной к Запретной долине, но вместо этого она сделала осторожный шаг вперед. И еще один. Эльфийка видела лишь очертания стойл. Черные, еще гуще темноты в конюшне. Она увидела лежащих на полу животных.

Ливианна опустилась на колени. Провела рукой по голове одной из лошадей и тут же одернула ее. Череп был бесформенный и… мягкий! Пальцы ее осторожно, на ощупь пытались разобраться с тем, что скрывалось от глаз. Лошадь ударили по голове тупым предметом. Прямо над глазами череп был разбит. Судя по всему, животному досталось не меньше двух ударов. Тут же вспомнился тяжелый молот, который она видела рядом с мертвым у входа. Почему? Поступки детей человеческих частенько бывали непонятными, но это...

Негромкий хрип заставил ее насторожиться. Звук был похож на тот, что издают прохудившиеся кузнечные мехи, был едва различимым, неровным и слабым. Может быть, какая-то из лошадей еще жива? Что заставило того безумца у входа устроить массовую бойню? Судя по размерам конюшни, здесь было не менее сорока лошадей.

Жадное рычание заглушило хрип. Пес! Судя по всему, он нашел себе другую падаль и продолжил пир.

Ливианна поднялась. Нечего ей делать в этой конюшне. Просто это было последней попыткой оттянуть неизбежное. Хватит прятаться. Нельзя возвращаться, даже не попробовав. Золотой прочтет у нее в мыслях, что она струсила, а этого она не вынесет!

— Пожалуйста... — Голос не голос, скорее вздох. Его заглушало жадное чавканье собаки. Ливианна заглянула в находящееся напротив стойло. Там, в самом углу, за трупом еще одной лошади, сидел обмякший человек.

Переступив через труп лошади, Ливианна присела на корточки рядом с мужчиной. Изможденное бородатое лицо, открытый рот. Эльфийка видела, что он даже дышит с трудом, что бой за жизнь ему не выиграть. Грудь не вздымалась, не опускалась. Из гортани доносился тот самый хрип, который она услышала. На нем была светлая туника, грязная и заляпанная кровью. В глаза ей бросилось два пятна у него на груди, размером с навершие молота. Судя по всему, у него были сломаны ребра. Может быть, осколок кости проткнул легкое... Чудо, что он еще жив.