Невидимые знамена (СИ)

8. Воссоединение

Проснувшись, Шура не сразу вспомнила, где находится, потом сообразила. Села, огляделась – дверь в домик была распахнута, снаружи лился солнечный свет, слышались птичьи голоса.

Потянувшись, она села, протерла глаза… замерла. Вместо вчерашней хламиды на ней оказалось что-то вроде рубашки с длинным рукавом, но она не переодевалась, это точно! Может, пока она спала, Куа-Тан… Но нет, Шура бы проснулась!

Она оттянула рукав, присмотрелась – вроде ткань похожа на вчерашнюю, но вязка намного мельче, плотнее, и сама материя стала мягче, приятно льнула к коже. Шура перевела взгляд вниз – штаны тоже сделались уже, облегая тело, а штанины достигали середины икры.

– Что за чертовщина… – пробормотала она, спуская ноги на пол.

Будто услышав ее слова, в дом вошла Куа-Тан, она что-то несла в плетеной корзине.

– Хорошо ли спалось, Шур-рой? – весело спросила она.

– Отлично, – честно ответила девочка. Под открытым небом она спать так и не привыкла, а тут были стены, потолок и даже кровать, пусть и жесткая! – Только вот… что это такое?

– Это? Это наша одежда, – ответила болотница и уселась у очага. В корзине оказались две большие рыбины, уже выпотрошенные и почищенные. – Мы вяжем ее из травы кьян, что растет в трясине, а она растет, растет…

– Погодите, она что, на мне выросла?! – Шура вскочила, попыталась заглянуть себе за спину. Непонятная одежка плотно облегала тело. – Она же вчера была шире и длиннее!

– Мы так делаем, потому что у всех разные тела, – пожала плечами Куа-Тан. По дому разливался упоительный аромат жареной рыбы. – Трава кьян сама знает, как оплести куакки, чтобы было удобно, да, удобно.

– Но я-то не куакки!

– Значит, траве кьян все равно, на ком расти, – усмехнулась болотница. – Раньше мы не давали людям нашу одежду, но у меня нет ничего другого…

– И она так и будет расти? – подозрительно спросила Шура.

– Пока не станет совсем удобно.

– А снять ее можно? – носить на себе нечто живое было… неприятно.

– Конечно, можно, – кивнула та. – Твоя одежда уже высохла. Но наша лучше, да, лучше! В ней не бывает ни холодно, ни жарко, она не промокает, когда нужно, и ее не приходится чинить, нет, не приходится! И запаха нет, совсем нет, и зверь тебя не выследит…

– Как так? – Шуре стало любопытно. Вон, на Куа-Тан такой же наряд, который она вчера ошибочно приняла за шкуру или чешую, и ничего!

– Будет прореха – трава кьян заделает её, – ответила болотница, – можно порвать одежду пополам, она срастется, да, срастется!

– Здорово… – девочка посмотрела на свое одеяние уже с большим уважением. Не промокает, значит, и не холодно… – Послушайте, а может, поменяемся на что-нибудь?

– Ты же говорила, что у тебя больше ничего нет, говорила! – повернулась к ней Куа-Тан.

– Только вот одежда, – вздохнула Шура, – но вы сказали, она вам ни к чему…

Болотница задумчиво то ли квакнула, то ли булькнула, потом произнесла:

– Я бы взяла вот это, взяла бы, – она указала на Шурину футболку. – В темноте не видно было цвета, а он хороший, хороший! И такой ткани я не видала!

Футболка была самой обыкновенной, под камуфляж, только цвета поярче – мать купила младшему брату, а ему обновка оказалась мала.

– Хорошо, – согласилась Шура.

– Но этого мало, да, мало, – покивала болотница. – Траву кьян трудно добыть, трудно сплести!

Шура задумалась.

– Погодите… – Обойдя Куа-Тан, она порылась в рюкзаке, нашла ключи от квартиры на простом брелке. Тут они ей ни к чему, а болотница вряд ли сможет влезть к ней в дом, чтобы ограбить! – Подойдет?

– Покажи, покажи…

Болотница повертела ключи в руках, возбужденно дернула горлом. В особенный восторг привела ее конструкция брелка.

– Подойдет, Шур-рой, – решила она. – Хороший обмен, хороший! Бери нашу одежду! Надевай свою поверх!

– А как же… – замялась Шура. – Ну…

Выслушав ее затруднения, Куа-Тан засмеялась своим квакающим смехом.

– Люди странные, странные! – сказала она. – У куакки не так, совсем не так! Но траве кьян всё равно, что ее испачкает!.. Только помни – каждую луну нужно опускать одежду в проточную воду, иначе трава кьян засохнет, да, засохнет и больше не будет расти!

– Ладно, я запомню, – пообещала Шура серьезно, натягивая джинсы и вдевая новый ремень. Тот был чуть широковат, но все же пролез в шлёвки. – Спасибо.

– Ешь, – велела Куа-Тан, очень довольная сделкой. Похоже, куакки в самом деле очень любили меняться! – А потом я отведу тебя к твоим людям.

– Правда? – подскочила Шура. – Но вы же вчера сказали, что они далеко и заблудились к тому же!

– Они опять идут верным путем и скоро выберутся из Брогайхи, да, скоро, – ответила болотница. – Но мы их обгоним. Куакки знают короткие дороги!

– Откуда вы знаете, где они? – спросила девочка.

– Старая хамма говорит, а хамма знает, да, знает…

– Но она же хищная!

– Хамма не откажется съесть неосторожного куакки, но мы живем в одних болотах, и мы говорим, если есть, что сказать, – ответила Куа-Тан. – А откуда об этом знает хамма, она не говорит. В Брогайхе живет много разных, да, разных… Собирайся, Шур-рой, пора!

Пока девочка шнуровала ботинки, болотница наведалась к своим головастикам, вернулась довольная и вывела Шуру из дома.

Проморгавшись на ярком солнце, та невольно попятилась, налетела на Куа-Тан.

– Это ч-что?.. – выговорила она.

– Водяной бегун, – ответила болотница. – Ты не сможешь идти по болоту так же быстро, как ходят куакки, а люди ушли далеко. Поедем на нём!

– А он нас не съест? – подозрительно спросила Шура. Водяной бегун больше всего напоминал тритона, только ростом с пони, с мощными лапами. Немигающий глаз уставился на девочку, мелькнул длинный язык – бегун на лету поймал какую-то птичку.

– Он хорошо поел, – заверила Куа-Тан и бросила на спину бегуна, между выступами гребня свернутое покрывало из травы кьян. – Садись и держись крепко, Шур-рой!

Она легко забросила девочку на спину чудовища, сама вскочила позади, выкрикнула что-то на своем языке, и водяной бегун, развернувшись с кажущейся неуклюжестью, побрел по болоту, постепенно набирая скорость.

Скоро Шуре пришлось пригнуться к самой спине бегуна, чтобы ветки не выхлестнули глаза – с такой скоростью неслось животное. Оно замедляло ход на суше, и тогда Куа-Тан соскакивала наземь и бежала рядом, а трясины бегун попросту переплывал, не погружаясь, правда, целиком, и Шуре приходилось поджимать ноги, чтобы не намокнуть.

Она кое-как успевала смотреть по сторонам: солнечным днем Брогайха выглядела куда как симпатичнее! Даже страшные топи казались яркими лужайками, усеянными неведомыми цветами, птицы заливались на разные голоса, шмыгали неразличимые в траве животные, вились громадные стрекозы и бабочки – на болотах кипела жизнь.

Пару трясин водяной бегун отказался преодолевать наотрез, двинулся в обход. Там живет хамма, сказала Куа-Тан, а Шуре почудилось, что она разглядела длинное серебристое тело там, где видна была вода…

На закате путешественницы прибыли в настоящий поселок куакки, где их встретили без особого удивления – видно, новости тут в самом деле разносились быстро. Шура увидела, наконец, других куакки – расцветки они были самой разнообразной, не только зеленовато-бурые, как Куа-Тан. Мужчины оказались окрашены ярче, были выше ростом и массивнее. Сновали между домами подростки, сильнее взрослых похожие на своих земноводных прародителей, и всем было интересно, есть ли у Шуры что-нибудь на обмен. Хорошо, Куа-Тан пришла на выручку, заявив, что всё пригодное для этого она уже выменяла.

К этой болотнице тут относились с уважением, и скоро Шура поняла, почему: Куа-Тан жила не в сердце болот, с остальными, а, считай, на окраине. Она и еще много таких же, буро-зеленых, считались кем-то вроде разведчиков: их сложнее всего было обнаружить, они были сильнее и ловчее прочих, лучше обращались с водяными бегунами и вовремя предупреждали остальных об опасности. Шура видела других, мужчин и женщин – многие щеголяли такими шрамами, что и во сне не приснится! Видно, Брогайха была куда опаснее, чем могло показаться солнечным днем…