Край Ветров: Пироманс (СИ)

— Мне кажется, или в этих иллюминаторах… части тела? — спросил Найк. — Звучит как бред, но… Мы едем вдоль гигантской… ноги?

— Если так, то… ох и здоровенная она! — заметила Никс.

Впрочем, сама она никакой ноги не видела.

— Да она же размером с пару кварталов, — Найк смотрел в окно вагона, щурясь. — Вот это… размах. Понятно теперь, почему для нее требовался целый город.

— Да где ты там что-то рассмотрел? — спросил Рин. — Я ничего не вижу.

— Ну вот же, — Найк показал на смазанную белеющую плоскость. — Если линии соединить… Ой, кажется, это уже бедро.

Дыры в тоннеле резко кончились. Какое-то время поезд снова ехал в абсолютной темноте, оставив пассажиров с воспоминаниями об увиденном и попытками это осознать. Через несколько долгих минут внутреннее освещение вагона учащенно замигало, дробя реальность морока на фрагменты. Табло над дверьми засветилось голубым, послышался мелодичный тоновой сигнал, и мини-поезд мягко затормозил, оглашая свое прибытие гудком. Створки дверей, помедлив, распахнулись снова.

— Приехали, — сказала Никс.

Уже единожды протолкнутый внутрь вагона короб с Керри удалось вытолкнуть наружу проще, хоть и не без труда. Рин снова отрастил ему ножки, пока другие оглядывались по сторонам.

Станция прибытия отличалась от начальной холодной лаконичностью: алебастровый, иссиня-черный, серый металл, прямые линии, трапеции скрытых в стенах ламп, источающих ровный белый свет. Сплошные железные ворота, утыкающиеся прямо в высокий потолок, разъехались в стороны, когда компания поднялась по невысокой лестнице и подошла вплотную.

Впереди, за круглой площадкой без ограждений, были видны бесчисленные белые колонны, уходящие вверх, теряющиеся в темноте. Казалось, колонны эти толщиной с дом.

Никс решительно пересекла круглую площадку и приблизилась к ее краю. Ожидая увидеть что угодно, заглянула вниз.

Оттуда сначала пахнуло холодом, таким, что Никс закрыла лицо рукой, а потом она увидела ее.

Да, это точно была она.

Вьюга.

Они и правда ехали мимо ее тела.

Внизу, впаянная в полупрозрачный лед, лежала женщина — обнаженная, бледная, недвижная, и такая огромная, что статуя, поразившая Никс чуть раньше, показалась бы ребенком в сравнении с размерами этой пленницы морока.

У нее были на удивление нежные черты лица. Само оно светилось спокойствием и странным умиротворением. Кожа оттенком напоминала кремовые розы и будто бы мягко мерцала, словно матовый перламутр. В неровно остриженных коротких волосах Вьюги переплетались пряди цвета слоновой кости и серебра.

Она лежала в огромной стеклянной емкости с краями, охваченными металлическими пластинами, запрокинув голову на один из бортиков. Она словно заснула, принимая ванну.

Вот только тянущиеся к ней трубы и трубки, сплетающиеся в поблескивающие неряшливые клубки, говорили о неестественной, будто бы медикаментозной причине сна. Трубки оканчивались иглами, тут и там впившимися в тело.

И все же она была настолько настоящей и живой, что не оставалось никаких сомнений: вот ей-то вдруг начать двигаться куда естественней, чем той статуе, но она, в отличие от первой, совершенно неподвижна, и оттого смотреть на нее, одновременно живую и мертвую, жутко. Не от размеров ее титанических жутко, а оттого, что не дышит, что полностью неподвижна, словно восковая статуя. Словно человек, умерший во сне: идеально цельное тело, поцелованное смертью.

— Надеюсь, никто не будет шутить по поводу размеров чего-либо, — мрачно сказал Рин, встав за левым плечом Никс

Ему никто не ответил.

— И как… как эту… это… как ее будить? — спросила Никс, с трудом подбирая слова. — Она кажется мертвой. Вон… не дышит же?..

— А мне интересно, как ее сюда поместили и куда она денется, если проснется, — произнес Найк, подошедший к краю площадки и остановившийся справа от Никс. Потирая озябшие плечи, взглянул вверх. — Может, оттуда спустили? Вроде бы путь какой-то есть… а вроде бы и нет.

— Это морок, ее могли пронести в виде горошины в кармане и тут уже развернуть, — сказала Никс. — Я ничему не удивлюсь. Но… ладно. Вот мы и здесь. Дальше… дальше что?

— Все просто, — произнес Рин, и что-то в его голосе заставило Никс повернуться к нему и взглянуть внимательней. Черные волосы медленно, но неотвратимо выцветали обратно в белый, заодно незримо удлиняясь, завиваясь волнами. Лазорево-фиолетовое одеяние светлело, и когда Рин посмотрел на Никс, его глаза были абсолютно черными. Никс мгновенно поняла, что случилось. Рефлекторно отходя на пару шагов назад, она уткнулась спиной в Найка. Остановилась, сглотнула.

Вьюга говорит с ними через Рейнхарда.

Вьюге не нужно было никакого прикосновения.

Рин уже ее, он всегда ей принадлежал, и вот теперь исполняет свое предназначение.

Ему просто нужно было прийти сюда — и он пришел.

— Следуй за мною вниз, — сказал Рин, и с каждым следующим словом голос его становился все более потусторонним. — Ожидание подходит к концу. В сердце моем нет более ненависти, но и радости нет. Я не могу ликовать, я принимаю грядущее со спокойной обреченностью и светлой надеждой.

Словно отражаясь от стен и древних колонн, голос Рина дробился и звучал теперь будто бы отовсюду, пробирая до самых глубин, ввинчиваясь в сознание, как сверло. Это было то, что Никс чувствовала в нем уже давно — нечто, заполняющее пустоту, нечто, подавляющее и чарующее одновременно. Только раньше это была лишь бледная тень его, а теперь этот зов звучал, словно рокот близкой грозы, как напев бушующего моря: от него уже невозможно было абстрагироваться, невозможно его не заметить. Вьюга говорила через Рейнхарда, и плескалась в ее голосе такая ледяная жуть и такая милосердная благодать, что это спутало мысли и почти полностью подавило волю.

Никс была очарована этим голосом. От понимания, что все вокруг пронизано им, волоски на ее затылке встали дыбом. Сила Вьюги велика, и все, что колдовал Рейнхард до этого момента — лишь отражение ее, и его голос, тот, что пленял и сковывал, тот, что вскрывал сердца, заставляя испытывать сладкую боль и пьянящую радость — бледное эхо голоса Вьюги.

Рин пошел вперед. Стоило ему приблизиться к краю, под ногами его стали возникать ровные, гладкие ледяные ступени — не чета тем прерывистым и кривым кристаллам, что недавно создавал он сам.

Никс поняла, что должна идти следом, и без раздумий отправилась за ним.

Найк остановил ее, взяв за локоть мягко, но настойчиво.

— Эй… Ты уже все решила? — спросил он. — Это… кажется, это последний рубеж.

Никс обернулась к нему, смаргивая оцепенение.

Очарование словно отступило, замерло, колдовство Вьюги отпустило Никс на короткий миг.

— Ты уверена? — продолжил Найк.

Она пыталась найти ответ, но в голове было пусто. Никс видела в его теплых карих глазах тревогу, смятение и что-то еще — искреннее чувство, живой, даже какой-то животный страх, надежду, переплетенную с отчаянием.

Рин обернулся к ним. Он стоял ниже, на одной из белых ледяных ступеней, повисших в воздухе. За ним стелился шлейф светлых одежд, лицо его было бесстрастным, непроницаемым.

— Не стоит бояться, — сказал он уверенно и спокойно. — Вы сделали выбор давно, и он оказался верен. По крайней мере, насколько могу я видеть чаяния ваших сердец.

— Мы сделали выбор? — переспросила Никс, оборачиваясь к нему.

— Верно, — Рин кивнул. Сверкая черными глазами, продолжил, и каждое слово его было тяжелым, как камень: — Если оставить все как есть, я восстану и, не имея ни капли солнечной крови, обезумев, оголодав, буду искать того, кто мне предназначен, и пройду неумолимой холодной волной с севера на юг, и ежели не найду в этом мире, отправлюсь искать в другой. Но коль прорастет в груди моей семя огненного цветка, я почую искомого через века и пространства, я призову его или отправлюсь за ним, зная, где он, наверняка. И вот вы здесь, и я знаю, что вы приготовили дар для меня. Значит, не будет смертей и страха. Значит, вы сделали выбор.