Жемчужница (СИ)

И Алана искренне надеялась, что эти мысли касались Тики и того, чтобы признаться ему в своём происхождении.

В общем-то, в своих суждениях и надеждах девушка была, как вскоре выяснилось, недалека от истины. Когда солнце уже склонилось совсем близко к горизонту, и Тики велел процессии останавливаться на привал, мальчик отложил книжку, по которой учился складывать слоги, и подсел к Алане поближе, подныривая ей под руку и таким молчаливым образом вынуждая обратить на себя внимание.

Девушка отложила собственную книгу в сторону и мягко потрепала мальчика по волосам.

— Что такое, малек? — постаралась ободряюще улыбнуться она, заметив, как напряженно поджаты губы ребенка и как он рассеянно комкает в пальцах ее юбку.

— Я хотел спросить… — нерешительно начал Изу и совсем по-взрослому тяжко вздохнул. — А Ти… папа… он точно не… не перестанет хотеть быть моим папой? Ну… если мы ему скажем?

— Он же не захотел перестать меня любить, когда я не сказала ему про то, что на самом деле морская царевна, — невесело пошутила девушка, покачивая головой и вспоминая о словах мужчины, когда тот говорил ей про свои чувства.

Однако Изу это не убедило — он замотал головой и уткнулся носом ей в бок, пряча лицо.

— Да ладно тебе, малыш, — предприняла еще одну попытку подтолкнуть его в правильном направлении девушка, сев поудобнее и ласково прижав к себе. — Тики никогда не отступится от тебя, слышишь? — шепнул ему на ухо она, поглаживая по тонкой спине и чувствуя, как все в груди просто разрывается от совершенно определенно материнской нежности.

— Думаешь? — неуверенно шепнул Изу, подняв на неё потерянный взгляд, и столько горечи, столько неверия было в его глазах, что Алана просто замерла на секунду. Ему же было всего десять лет, всего лишь десять лет! За что все эти горести свалились на ребёнка, которому было всего лишь десять лет? А ведь мать у него умерла раньше, намного раньше, о океан… Девушка поджала губы и всё-таки подхватила вскрикнувшего мальчика на руки, выскакивая из кареты под удивлённый возглас Тики, только подошедшего к ним.

— Мы к морю! — только и крикнула она, стремительно направляясь к каменистому берегу и прыгая с разбега в воду. Изу испуганно забормотал, пытаясь выцарапаться и выбраться на сушу, но Алана была твёрдо намерена сделать то, что хотела. То, что было необходимо. Волны накрыли их с головой, и девушка соткала вокруг пузырь, наконец отпуская мальчика и обращаясь к нему мягко: — Здесь нас никто не услышит, малёк.

Изу вскинул на нее недоверчивые глаза в ответ на это, словно даже не думал, что она может что-то такое сделать, а потом… а потом бросился к ней, утыкаясь ей носом в живот, и расплакался. Наконец-то расплакался, как и должно маленькому мальчику, которого ужасно обидела жизнь, так несправедливо с ним обойдясь и не дав ему возможности побыть любимым родителями хоть немного больше.

— Я… я… так боюсь… — наконец разобрала девушка сквозь всхлипы, садясь рядом с Изу на корточки и склоняя его белокурую головку к себе на плечо. Ребенок вцепился в нее мертвой хваткой и определенно еще долго не собирался отпускать. — Тики ведь… он ведь другой. Он такой… такой замечательный, но он… он другой, и я… я боюсь, что он не сможет… стать моим… моим папой… что он меня одного оставит…

Девушка слегка отстранилась, целуя зареванные глазки мальчика, и заправила ему за уши растрепанные волосы, с грустью думая, что вот малыш и признался в том, что его больше всего тревожит.

— Изу, — тихо начала она, когда тот чуть подуспокоился и перестал так часто и глубоко, почти до икоты всхлипывать, — Тики любит тебя. Правда любит. И он замечательный человек, который никогда не предает своих близких. Так почему же ты боишься, что он тебя бросит на произвол судьбы?

— Я боюсь… боюсь быть ему… в тягость, — тихо шепнул в ответ ребенок — как будто их и здесь мог кто-то услышать, что совершенно невозможно. — Мари… тот тритон, который приносил к тебе твою подругу… он сказал Тики, что у того будет семья, и тот будет прекрасным отцом. А что… что если он про меня забудет, когда у него появится семья?

Алана шумно вздохнула, на самом деле и сама не слишком желая думать об этом, но заметила, сама себе не веря, хоть и стараясь уверить в этом Изу:

— А что… что если мы — его семья, малыш? Ты не думал об этом? Мари… он живет будущим, которое видит, понимаешь? И он вполне мог сказать Тики про сейчас — потому что сейчас мы… мы как семья, понимаешь? И Мари мог увидеть именно это.

Но Изу — маленький умный мальчик, повидавший слишком много для своих десяти лет — явно не поверил ей, как бы сильно Алана не желала убедить его в этом.

Он горестно вдохнул, слишком по-взрослому, так, словно укорял девушку в этой благой лжи, и, отчаянно поджав губы, замотал головой, неверяневеряневеря ей. И Алана, не зная, что делать, не зная, как успокоить, как вселить в мальчика уверенность, потому что, манта все потопи, Тики Изу точно не бросит! Тики же так любил его!

— Ты сама же в это не веришь… — прошептал мальчик, крепко зажмурившись, словно боялся, что за эти слова ему могло влететь.

Алана замерла на мгновение, мелко замотав головой, потому что это было так тяжело, так тяжело, о океан, но поговорить об этом, как видно, было необходимо.

— Послушай, — она погладила его по голове и вымученно улыбнулась, — уж тебе-то никто не мешает быть с Тики. А я… от меня здесь зависит мало что, но я тоже очень хочу быть с ним. И я буду очень стараться ради этого.

Изу вскинул на нее влажные от слёз глаза и часто заморгал, наконец кивая и растирая ладошками щеки. Кажется, если не в своем собственном желании быть с Микком, то в том, что сам Изу с ним может остаться, девушка его убедила.

— Значит… значит, можно ему рассказать, да? — несмело выдал малыш, и Алана облегченно вздохнула. — И Тик… папа… он все равно будет любить меня?

— Даже если ты не будешь называть его папой, — осторожно согласилась с ним русалка, на этом решив перейти к другой проблеме.

Изу тут же встрепенулся, испуганно отшатнулся, словно его только что поймали на чём-то ужасном, на чём-то противозаконном, и Алана тут же притянула его к себе, обнимая и принимаясь нашёптывать то, что нечего было здесь бояться, что Тики любил его и что такой пустяк, как называние по имени, мужчину точно не заставит бросить мальчика или перестать вдруг любить его. Ребёнок плакал, прятал лицо у неё на груди, и это рождало в Алане столько трепета и ласки по отношению к нему, столько желания защитить и спасти, что сбежать от этого было просто невозможно.

Она ещё несколько минут нежила в объятиях всхлипывающего Изу, который словно прощался со своими горестями и страхами, с которыми попрощаться не мог всё это время, и ласково погладила его по волосам, призывая поднять лицо.

— У тебя всё будет хорошо, малёк, — прошептала она с улыбкой и, увидев, как мальчик протестующе замотал головой, поцеловала его в лоб. — Мы с Тики очень тебя любим, а потому никому в обиду не дадим, — заверила его Алана и вдруг заметила, как справа на них уставился удивлённо осьминог.

— Тогда… давай скажем, — отвлекая ее от морской живности, тихо согласился малыш еще немного хрипловатым голосом, и от его согласия Алана ощутила просто неимоверное облегчение. — Только… только попозже, — тут же попросил он. Давай после ужина, а то я…

Девушка тут же согласно кивнула, ласково трепля его по волосам, и прикусила изнутри щеку. Теперь малька надо было как-то развлечь, чтобы он перестал думать о плохом и так сильно бояться самого себя.

— Конечно, — сказала она — и, не тратя времени, жестом подозвала осьминога, не дав мальчику опомниться и сбежать прочь из пузыря. Зверюшка пугливо попятилась, но течение не позволило ей улепетнуть в противоположную сторону, и тогда осьминог выпустил чернильное облако.

Алана рассмеялась и отпустила беднягу, решив не мучить его, а просто показать Изу, каким может быть на самом деле подводный мир. Она взяла мальчика за руку и, загадочно подмигнув в ответ на его откровенно недоуменный взгляд, пошла с ним прямо по дну дальше, на глубину. Воздушный пузырь двигался вслед за ними, и потому малышу не грозило захлебнуться. Зато… зато ему очень даже грозило развеселиться и немного успокоиться.