Неистовая звезда

— Ну вот, ты и ласковой быть умеешь, — вздыхает он.

— Мне пора, — говорю я.

— А помнишь, как дикие кабаны тебя едва не затоптали, а я храбро слетел с небес и спас тебе жизнь…

— Ага, размечтался.

— … не побоялся смертельной опасности. Между прочим, в третий раз я тебя спас. Видишь ли, есть такое правило, правило трех называется… По-моему, я тебе рассказывал.

— Пару раз упоминал, — киваю я и глажу ему нос. Чуть кривоватый, но прекрасный. — Хорошо, что я тебе нос не сломала. Он мне очень нравится.

— Эй, не отвлекай меня. Значит, так, по правилу трех, если ты кому-нибудь три раза спасаешь жизнь, то…

— … То их жизнь принадлежит тебе. Да знаю я, знаю.

— В общем, дикие кабаны — это третий раз. Так что я выиграл. Ты — моя.

— Врешь ты все. Жалкое, несчастное создание. — Я нежно обвожу пальцем его губы, мягкие и теплые. — Дикие кабаны, выдумал тоже. Нет, счет между нами прежний, два против двух.

Он притягивает меня к себе.

— Жалкое, несчастное создание, говоришь? Сейчас узнаешь.

Наши пальцы сплетаются, его губы нежно касаются моей кожи, я дрожу от возбуждения.

— А кто тебя целует? — спрашивает он. — Кто тебя ласкает?

— Ты! — шепчу я.

— Кто, скажи? Имя назови!

— Джек! — выдыхаю я. — Джек, Джек!

— А теперь ты меня поцелуй.

Я впечатываю его имя в нежные, сладкие от вина губы.

— Мне пора, — говорю я.

— Ага, — отвечает он.

Мы жадно целуемся. Наши тела пышут жаром.

Снизу раздается лай. Следопыт вернулся. Я выскальзываю из Джековых объятий и гляжу в небо. На восточном краю над землей мерцает Юпитер. Низко. Ночь наполовину прошла.

— Мне пора, — повторяю я, отталкиваю Джека, сажусь и привожу себя в порядок. Джек меня почти раздел. — Ну ты и скор!

— А что делать, если ты такая вертлявая? — ухмыляется он. — Дай помогу.

Я застегиваю пуговицы, он их расстегивает. Я заправляю рубаху, он ее вытягивает. Шлепаю его по руке.

— Не мешай, я сама.

Вскакиваю на ноги, оправляю одежду. Джек приподнимается на локте, разглядывает меня.

— Вот никогда не знаешь, что от тебя ожидать. Но сегодня ты совершенно непредсказуемая.

— Мы живем в непредсказуемое время, — говорю я. — Не забудь. Завтра ночью у Плакучей воды. Не опаздывай.

Хватаю резиновую веревку, свистом предупреждаю Следопыта и прыгаю с помоста. Земля летит мне навстречу. Выпускаю веревку, падаю на корточки. Мой волкодав испуганно отскакивает в сторону. Подбираю рассыпанные стрелы, засовываю в колчан, беру лук.

— В лагерь другой дорогой возвращайся, — говорит Джек. — И не зевай.

Он свешивается с помоста, смотрит на меня сквозь ветки и клочья мха.

— Сколько ночей до Кровавой луны осталось? — спрашиваю я.

— Если считать эту, то семь, — говорит он. — А в чем дело?

Я так надеялась, что он ответит по-другому. Что Слим ошибся. Через семь ночей решится наша судьба. Она в моих руках. Как я поступлю, так и будет.

— Завтра ночью. Не опаздывай, — повторяю я.

Пробираюсь через поломанные кабанчиками кусты, вспоминаю косуль. Они тоже не случайно с места сорвались. Что там Джек говорил?

Ты мозгами пораскинь. Их кто-то спугнул.

Нет, если бы за мной кто увязался, Следопыт бы учуял. Дал бы мне знать. Предупредил бы.

Нерон не показывается.

Мы со Следопытом бежим по лесу, возвращаемая в лагерь кружным путем. Я высматриваю Нeрона в кронах деревьев, в небе, в лунном свете. Ищу его везде.

Он не прилетел к Железному дереву. Странно это. Нерон Джека очень любит. Он знал, что я к Джеку шла. По ночам я только с Джеком встречаюсь.

На вершине каменистого холма я останавливаюсь, перевожу дух. Отсюда далеко видно. Море деревьев беспокойно колышется. Лунный свет серебрит кроны, напоминает, что зима близко.

В небе сияют звезды, так много, что и не сосчитать. Каждую ночь они шлют на землю свое сияние.

Вот только Нерона нигде не видать.

Он часто пропадает целыми часами неизвестно где. Иногда на несколько дней исчезает. У Нерона своя жизнь. Тайная, крылатая. Он живет по древним вороньим законам, делает то, что ему положено. Но в этот раз мне за него тревожно. Не знаю почему.

— Как думаешь, куда он подевался? — спрашиваю я Следопыта, треплю его по косматой голове.

Он задирает морду к небу и протяжно воет. Три раза вой несется в ночь. Волкодав приятеля подзывает.

Мы ждем. И ждем.

Ответа нет.

Мы идем дальше.

Приближаемся к Расписной скале, замедляем шаг. Я условным сигналом предупреждаю наших. Отвечает хриплый посвист Слима. Его ни с чем не спутаешь.

Следопыт мчится вперед, скрывается из виду. Вдруг в ночи раздается испуганный лай, а потом жуткий визг. Я бросаюсь на помощь.

На крошечной поляне стоит высокая сосна. Следопыт встревоженно мечется кругом. К стволу прибит ворон. На высоте человеческого роста. Крылья распростерты, прибиты толстыми штырями. Мертвый ворон.

Нерон.

Сердце у меня замирает. Я останавливаюсь, падаю на колени.

Все прибегают с оружием в руках. Шум их разбудил. Эш освещает поляну факелом.

— Нерон! — истошно вопит Эмми, несется к сосне, подпрыгивает, хочет дотянуться. — Помогите ему, снимите!

— Лу! — кричу я.

Молли обнимает Эмми, прижимает ее к себе.

— Ш-ш, детка, не плачь! Он помер, бедняжка. Пойдем отсюда.

Лу опускается на колени рядом со мной, обнимает меня за плечи. Я не могу вздохнуть. Нерон… Не может быть…

— Эш, сними его, пожалуйста, — просит Лу.

Эш самая высокая.

— Черт побери, узнаю, кто это сделал, убью гада, — говорит она. — Посвети мне, Томмо.

Томмо подносит факел к сосне. Эш карманным ножом отковыривает железные штыри.

— Божемой, — вздыхает она. — Приструните Следопыта, кто-нибудь!

Следопыт то визжит, то воет. Марси успокаивает его, гладит. Наконец он умолкает, только скулит тихонечко.

Крид помогает Эш, складывает ворону высвобожденное черное крыло. Они действуют осторожно, будто боятся сделать ему больно. А ему уже не больно. Не может быть, божемой, да что же это… Лу прижимает меня к себе.

— Саба? — окликает меня Эш. — Иди-ка сюда.

Что-то в ее голосе заставляет меня встать и подойти к сосне. Эш осторожно кладет птичье тело мне на ладони. Тяжелое, безжизненное.

— Посмотри внимательно, — просит она.

Томмо подносит факел. Блестящие черные перья. Мягкая гладкая грудка… Сердце екает. Перья на груди… У Нерона перья еще не отросли. Его ястреб Демало поранил, рана только затянулась. От страха я не понимаю, в чем дело. Наконец в голове проясняется.

— Ну, что скажешь? — спрашивает Эш.

— Это не он, — выдыхаю я. — Не Нерон. Перья на грудке…

Все ахают, толпятся вокруг, разглядывают воронье тельце. Когда Нерона ястреб ранил, пришлось выдумать, что на моего ворона напал коршун, когда мы в хижину поселенцев забрались, чтоб целебные зелья украсть. Вот они, тайны, полуправда и ложь. Хорошо, что в ту пору нам забот хватало, поэтому мой рассказ выслушали вполуха.

Я лихорадочно соображаю еще кое-что.

— Этот ворон помер своей смертью, — говорю я. — Вон, на горле опухоль. Болел, наверное.

Эмми вся трясется от рыданий. Слезы ручьем бегут по щекам.

— Ага, — кивает она. — Это не Нерон. Только я не понимаю, зачем…

— Чтобы мы подумали, что это он, — говорит Марси.

— Но зачем? — повторяет Эмми. — Это жестоко! Кому это нужно?

— Тонтонам, — отвечает Томмо. — Это у них такие штыри.

— Тонтоны бы нас всех перебили, — замечает Эш. — Как в Темнолесье.

По моему разумению, это очень на Демало похоже, только я про это никому не говорю. Он решил меня напугать, показать, что может к нам вплотную подобраться. И запросто глотки перерезать. Ловкий ход в его игре.

— Может, тонтон был один, — говорит Томмо.

— Разумно, — кивает Молли. — В одиночку с нами он не сладил бы, но запугать — вполне. Вот, мол, в следующий раз мы вас штырями к сосне приколотим. По-моему, Томмо прав.