Честь, шпага и немного волшебства

Обед прошел весело и даже не без приятственности для всех. А потом барон, сославшись на дела, увлек волшебника в свой кабинет, милостиво оставив эльфийку на растерзание едва сдерживающей любопытство супруги и таких же нетерпеливых детей.

Не впервые Локси бывал в этой комнате, а посему, получив разрешение, закурил, вытянувшись в кресле. Изолирующее звуки заклинание он по просьбе хозяина уже поставил, так что как бы ни напрягала свой изощренный слух Невенор, расслышать что-либо ей не удалось.

– Эльфы стали весьма настойчиво интересоваться здешними местами, - волшебник с ходу подкинул барону тему для размышлений и головных болей. Затянувшись, он продолжил.

– Пока только шныряют да присматриваются. Но не похоже, чтобы это было праздное каждодневное внимание, - и принялся излагать факты и свои соображения.

Де Рив задумался так глубоко и надолго, что где-нибудь в более воспитанных и церемонных кругах это могло бы быть воспринято, как невежливость. Но тут, в диковатом пограничье, забота о своих владениях была отнюдь не излишней бесполезной роскошью. Потому-то барон и подумал, что не худо бы дополнительно укрепить свой замок и город, навести порядок в своей малость обленившейся дружине. Самолично проверить съестные и воинские припасы, и наконец-то повесить пройдоху управляющего. Повод? Ба! - замковый колодец, из которого, хоть и с большой глубины, но все-таки можно было брать воду в случае осады, окончательно обветшал и пришел в негодность…

Обменявшись мнениями и советами по этому поводу, мужчины перешли к следующей теме. Сменились придворные ветры, и отец Локси, барон Бринн, опять впал не то, чтобы в опалу - в немилость. Осады замка не будет, пожалуй, а вполне возможно, что высылкой барона в свои владения дело и ограничится. А посему и младшему сыну его тоже надлежало соответствующим образом озаботиться. Это, надо признать, была точно такая же важная, но неприятная новость, как и прозвучавшая ранее. Надо ли и говорить, что такие известия не передаются даже по волшебным шарам волшебников, а только так - в приватной беседе, да еще и в хорошо защищенном от досужих ушей месте.

Молодой еще баронет сидел, сцепив зубы так, что едва не лопнул мундштук его трубки. Его душила ярость… но на лице по-прежнему блуждала легкая рассеянная улыбка.

– Как только ваша служба тут будет окончена, молодой человек, я по праву более опытного дворянина советовал бы вам не ехать в открытую домой - это могут неправильно понять. Ведь вы обладаете немалой силой, а потому ваши недруги могут нашептать в уши короля и известие о готовящемся бунте. Я советовал бы вам просто исчезнуть. Ручаюсь, мои люди не будут знать куда, когда и даже в какую сторону…

– Спасибо, барон. Этой услуги я не забуду - за мной долг…

Побеседовав еще немного на подобные милые и безобидные темы, мужчины прикончили бутылку старого вина, что барон заранее припас в кабинете, и перешли к более легким и повседневным делам, так что тяжелое впечатление успело немного сгладиться.

Остаться на ужин, а тем более на ночь Локси отказался, сославшись на то, что намеревался порастрясти запасы волшебника из магической лавки, а там есть такие деликатные компоненты, что днем или на свету лучше и не тревожить…

Так что, беседуя вполне непринужденно о всяких пустяках, мужчины дошли до залы, в которой вовсю развлекались баронские домочадцы. Баронесса была в восторге от советов, что дала эльфийка по поводу костюмов и блюд, готовящихся к праздничному балу в честь середины зимы. А дети… дети были просто очарованы. И дело было не только и не столько в том, что люди, как и всякие другие животные, инстинктивно чувствуют расположение и тянутся к перворожденным. Просто - дети еще не знали о том, насколько жестоки и безжалостны эльфийские воины. И дай боги, как говорится, им об этом никогда не узнать…

Уже в сумерках раннего зимнего вечера Локси добрался в "Свинью и яичницу". По дороге Невенор, видя его глубокую задумчивость, тоже деликатно помалкивала. Лишь посматривала по сторонам, из лекций зная, что преступность в хумансовских городах существует издавна и так же неискоренима, как глупость или любопытство. А заметив, как из темной подворотни к ним присматривается пара хищно выглядящих оборванцев, демонстративно проверила - легко ли выходит кинжал из ножен.

Вроде бы ничего не заметивший Локси волшебным образом, не задумываясь, перешел на середину улицы, где еще хоть что-то было видно невооруженным глазом, а ладонь его, затянутая в тонкую кожаную перчатку, вроде бы невзначай легла на рукоять шпаги. Ну да - все верно. На уровне рефлексов - похоже, эту парочку учили если не по одним учебникам, то по весьма схожим методикам…

– А может, угостишь их чем подходящим? - Невенор все-таки поинтересовалась образом действий на такой случай, немало досадуя, что при ней, кроме кинжала и тех безделиц, что рассованы по потайным кармашкам, нет настоящего оружия - ее лука…

– Шутишь? В чужом городе - упаси боги. Да и я не коронный сыскарь, чтобы гоняться за всякими голодранцами. Не мое это дело - не напали, значит, им повезло.

Эльфийка пожала плечами. Странно живут хумансы, непостижимо - но может быть, именно потому и стали так сильны, что даже им, перворожденным, приходится считаться с этими грязными и грубыми варварами. Может быть, стоит и им отказаться от кое-каких прадавних традиций и сойти с доселе казавшейся истинной тропы? Такие мнения, надо признать, уже давно витают в умах. И не только среди эльфийской молодежи, но и даже умудренных веками ветеранов. И исподволь, постепенно крепнут…

Стоя на пороге каморки выделенной под покупки и заваленной провизией, тюками с одеждой и прочими припасами, Локси хозяйственно оглядел все эти богатства. Поддев носком сапога большой тряпичный сверток, одуряюще вкусно пахнущий балыком домашнего копчения, все же запустил соответствующее заклинание и не без вздоха принялся смотреть, чего же тут насобирал дуэт хоббитянки-служанки и эльфийской лучницы. Оказалось на удивление неплохо.

Все испортила Стелла. Помявшись, она дрожащим голосом сообщила, что денег не хватило. Кошелек пришлось наполнить еще раз, и то - служанка продемонстрировала сей кисет для денег, в котором на донышке сиротливо позвякивали две-три монетки.

Волшебник обернулся к ней. Поднял пальцем виновато опущенный подбородок и посмотрел в эти хитрые и немного испуганные глазенки.

– А где горшки с цветами и прочей зеленью, что ты так хотела расставить по всем подоконникам и полочкам? Почему не купила всем самых лучших подарков - скоро ведь праздник Середины Зимы? Где наговорные вязальные спицы из лунного серебра, которые тебе уже чуть ли по ночам не снятся?

Краем глаза заметив вытянувшиеся физиономии обеих присутствующих при этой сцене лучниц, он внутренне содрогнулся от хохота - ну сейчас я вас! - продолжил:

– Отчего не куплены комплекты спального белья из шелка, льна и горного хлопка, которыми не стыдно было бы застелить постель хоть бы и королеве? А где халаты разных цветов? Или ты думаешь, что лучницы будут спать на моих простынях и шастать по дому в моих и прованивать мою - мою! одежу эльфийским духом?.. И кто тебе дал право экономить мои деньги и заставлять меня и тех, кто верно служит мне, терпеть неудобства из-за твоей скупости?

И так далее, и в том же духе. Словом, это был форменный хозяйский разнос во всей его неописуемой красе. Видимо, на мастера сегодня накатил редкий по силе и выразительности приступ красноречия - вжав белобрысую голову в плечи, бедная Стелла то краснела, то бледнела попеременно. И даже Аллена получила свою долю нахлобучки. На каблуках повернувшись к ней, Локси тоном, в котором уже без труда улавливался треск молнии и алые отблески файрболла, заметил.

– Если тем, кто мне верно служит, потребуется звезда с неба - богам придется поделиться ею со мной. Но и работу я спрашиваю соответственно. На первый раз - выговор!

Уже немного соображающая кое в чем Невенор, тихо давясь от хохота, благоразумно спряталась за широкую спину хозяина гостиницы, который самолично прибыл поинтересоваться, не угодно ли чего господину волшебнику, и теперь со все возрастающим восхищением следил за бушующей бурей. Вот бы и самому наловчиться так же слуг отчитывать… а то на ум ничего, кроме растудыть тебя и мать твою, не приходит, как на грех…