Повелитель Огня

Урсус, распрямившись, подчёркнуто суровым голосом изрёк:

— Ступай, пора отправляться в путь, тебя, наверно, уже заждались.

— А ты не выйдешь попрощаться с Ширелом и остальными?

— Нет, с ними я уже попрощался. У меня тут ещё дела есть.

— До встречи, отец.

— До встречи, Зихий.

Уже поднимаясь по лестнице Зихий обернулся: отец так и стоял спиной к нему, опустив голову, среди могильных плит и пляшущих на стенах теней.

Выезжая из ворот родного селенья, покидая его, возможно, навсегда, Зихий поборол горячее желанье ещё раз взглянуть на привычные ему всю жизнь не слишком высокие бревенчатые стены с двумя башнями у ворот, жилища, испускающиеся столбики синевато-бледного дыма, крышу возвышающегося дома…

Ширел не поддался уговорам Урсуса взять с собой несколько воинов и они отправились в Минору вчетвером. Королевская дорога позволяла всаднику добраться из Дрока в столицу Лайтии за три дня. Если Ширел и его спутники хотели без осложнений попасть в Минору, им следовало в самом деле поторопиться и уложиться в эти три дня — приближалась традиционная Весенняя Ярмарка, на которую в город съезжались торговцы всякой всячиной со всего королевства, из приграничных земель и даже прибывали эльфы из Горной Страны. Все дороги в преддверии грандиозного торжища превращались в бурные, но медленные потоки людей, лошадей, повозок, карет, всех вообразимых и невообразимых домашних и экзотических животных. Мало того, что движение по дорогам замедлялось в несколько раз, так ещё все придорожные гостиницы, таверны, постоялые дворы и вообще любое жильё, встречающееся в пределах видимости, в такие дни было забито путешествующими от подвала до чердака. Владельцы жилья совсем не жаловались, скорее наоборот, в эти дни они получали большой доход, а вот желающим попасть в Минору нередко приходилось ночевать не в постоялом дворе, а рядом с ним, на свежем воздухе. Останавливались возле того жилища, которое оказывалось ближним при приближении темноты: разъезжать по дороге после захода солнца в почти всегда тщетных попытках найти-таки свободное место под крышей, было занятием рискованным, потому как сезонное увеличение прибыли наблюдалось не только у владельцев придорожных зданий, но и у грабителей. Поэтому любое жильё для спутников было самым безопасным вариантом — вокруг разворачивались порой настоящие лагеря с несколькими повозками, десятками животных и сотнями людей.

Впрочем, Ширел надеялся избежать всех прелестей путешествия в Минору в дни, предшествовавшие Весенней Ярмарке, и «проскочить» в столицу до начала сумасшествия на дорогах. Отряд двигался быстро, но без особой спешки. Когда лесистые холмы остались позади, перед путниками раскрыла свои широкие объятия степная равнина. Куда только хватало человеческого взгляда, всюду горизонт был чист и пуст, то с одной, то с другой стороны виднелись далёкие грозовые тучи, будто специально расползавшиеся прочь от дороги. Сея дождь, грозы оставляли чудесные следы: вот слева стремительно взметнулась ввысь тонкая почти прямая радуга из трёх цветов, синего, красного и зелёного; а справа размеренно и основательно вырастал, подобно вековому дубу, широкий изогнутый мост радуги семицветной.

— Красиво! — невольно вырвалось у Зихия.

— Хм, неплохо. А вот в моих местах на семицветные радуги никто и внимания не обращает, они как грибы растут, повсюду и много, — повертев головой по сторонам, заговорил Зеникс. — Вот радуги из одиннадцати цветов — вот это красиво. А из тринадцати! Старики рассказывали, что когда-то видали даже из двадцати семи цветов!!! Правда, им не особенно верили.

— А где же это такие места? — заинтересовался Зихий.

Воодушевленное лицо Зеникса мигом почернело, рот уродливо скривился, брови с такой силой сдвинулись, будто срослись в одну. Бас, почувствовав перемену, произошедшую в хозяине, гневно захрапел, затанцевал на месте, крутя хвостом. Богатырь, неопределённо махнув головой, не сказал ни слова и отъехал от друзей на несколько шагов вперёд. Растерянный Зихий вполголоса спросил у Ширела:

— Я что-то не то ляпнул?

Маг посмотрел на широченную спину понурившегося Зеникса и покачал головой:

— Нет, ты ни причём.

— Так что же произошло?

— Придёт время — он сам тебе скажет.

«Да что же это такое — этого знать нельзя, это потом может быть узнаешь, вот этого вообще нельзя узнать… Одни тайны, секреты… Все чего-то не договаривают. Вернее, никто ничего до конца не договаривает» — мысленно слегка возмутился Древославный, но вида не подал. Тем не менее Ширел насмешливо взглянул на него из под своей нависающей над лицом шляпы, будто зная, о чём сын Урсуса думает.

— Видимо, ты задаёшься вопросом, для чего мы едем в столицу и для чего вообще ты в это впутался. Это…

— Знаю, знаю, позже, в своё время, когда-нибудь, в определённый момент, — ну и всё в таком духе, — я это обязательно узнаю, — с лёгким раздражением махнул рукой Зихий. Ширел громко рассмеялся, лёгким галантным движением снял свою шляпу и помахал в шутливом реверансе:

— Моё почтение умнейшему и проницательнейшему!!! Мне и добавить к твоим словам нечего.

Зихию очень хотелось махнуть на Ширела рукой — ну что с тебя взять? — но, вспомнив, кто перед ним, сын Урсуса сдержался. А маг, которому слова юноши подняли настроение, ещё долго что-то еле слышно мурчал и иногда посмеивался.

Первый день пути прошёл не слишком весело: Зеникс ехал мрачнее тучи, углубившись в неведомые, но наверняка безрадостные думы, Лейрус, был как всегда сдержан и внимательно посматривал по сторонам, Зихий со свойственной возрасту обидчивостью переваривал очередную порцию загадочности и таинственности непонятной миссии, в которую он неизвестно по какой причине ввязался. Только волшебник, судя по его виду, был в хорошем расположении духа — Ширел щурился на солнце, зной которого смягчал устойчивый весенний ветер, издавал какие-то бормотания и, судя по движению бороды и усов, частенько улыбался.

Так путешественники ехали до вечера, приблизившись к неказистого вида постоялому двору. Ширел пожертвовал ради скорости привалом, поэтому кони и наездники были уставшими и не слишком сытыми. Сперва хозяин постоялого двора ворчливым сиплым голосом объявил спутникам, что свободных мест ни в доме, ни на конюшне у него нет, потому как «будто одни вы по дороге едете, вон сколько народу в столицу направляется, где ж я вам место найду…». Однако, заметив в руках Ширела белый посох с венчающей его змеиной головой, хозяин двора несколько задумался, притих и куда менее ворчливым, но ещё более сиплым голосом обозначил робкую надежду на то, что «э-э-э… возможно, может быть, ничего не могу обещать, и смогу найти где-то уголок…». Когда же Ширел снял остроконечную шляпу и с развесёлым видом зевнул и невинным тоном простодушного человека попросил «найди, будь добр» (в это время на улице внезапно загудел ветер, дверь стала постоянно раскрываться, громко хлопая, пара табуреток, стоявших напротив входа, со стуком упали), разительная перемена с хозяином двора завершилась. Теперь от ворчливости не осталось и следа, он даже сипеть перестал, будто в мгновение ока излечился от тяжёлой простуды, спина приобрела завидную гибкость и немного, совсем чуть-чуть, нагнулась.

— Конечно же, у нас есть свободные места для господ, только лучшая комната, самая лучшая. И для лошадей ваших непременно найдётся стойло с сухим вкусным сеном…

— Вы даже сено пробуете? Похвальная забота о постояльцах, любезный! — сделав умилительные глаза, изрёк Ширел.

Коряво улыбнувшись, хозяин продолжал:

— Я сейчас же отдам все распоряжения…

— Да, конечно. И побыстрее. И ещё, — волшебник перестал улыбаться. — Если что-нибудь из наших вещей пропадёт, хотя бы гвоздь из подков наших лошадей, я тебя в червяка превращу.

Разглядеть выражение лица владельца постоялого двора не было никакой возможности, так как того словно ветром сдуло. Зихий засмеялся, Ширел коротко хохотнул, даже Зеникс, постепенно одолевший свою мрачность, улыбнулся. Лишь Лейрус никак не прореагировал на ситуацию с хозяином — он настороженно рассматривал сидящего за широкой винной бочкой в слабоосвещённом углу человека. Когда путники вошли в помещение, Лейрус встретился с этим скрывающемся в полумраке человеком взглядом и заметил то мимолётное оживление, которое пронеслось по лицу незнакомца и тут же сменилось маской равнодушия.